Клуб, которого не было
Шрифт:
Ксения сплавилась в Хельсинки, прыгнула в дешевый автобус до Питера и, помахав на границе разрешением на возвращение, честно выпалила всю историю первому
попавшемуся финскому пограничнику. Пограничник икал или, возможно, крякал, запрет на въезд Ксении поставили на два года – но с пограничником с тех пор они переписываются и поздравляют друг друга с Рождеством. Вот что за человек Ксения, и как же я могу бросить такого человека в медиазоне, когда Гудзь зовет выпить.
Раскланиваемся с галантным Сергеем Рябцевым, ржем со смешливыми гудзевыми бэк-вокалистками, обсуждаем насущно-бордельные
Они играют завтра – спешить некуда. Ксения тоже не стремится собирать стаканы – ее все в этом баре под увешанным компакт-дисками деревом устраивает.
– Я когда-нибудь напишу книжку о том, как приехал на фестиваль за тысячу километров и не увидел ни одной группы, – признаюсь Гудзю.
Гудзь хмыкает:
– Я вот поэму пишу. «Жизнь цыгана».
После нашего полупровального шоу, после подпольного шоу в клубе-конкуренте – в столице солнечной Украины Гудзю за сет не заплатили ни гривны. До дружественных цыган Закарпатья – из-за которых он, собственно, и решил в придачу навестить Москву и Киев – добирался на перекладных.
– По-цыгански, – пожимает плечами. – Я привык. Это вон с Туббе и со Скандинавии у нас другая жизнь началась.
С уважением поглядываю на бритоголового агента Туббе. Что-то мне подсказывает: тот, кто обидит его артиста, – дня не проживет. А Гудзя мне становится жалко. Пусть здесь он и в шатре на пятнадцать тысяч человек играет. Как можно обидеть человека с такими усами.
Урожай тюборга в этом году в Дании – особенно знатный. Кажется, я пропустил первые четыре часа фестиваля. Это концертов восемь. Мне стыдно. Откланиваюсь, обещаю перезвонить Ксении («на датский номер, конечно! С финского, на +358, ты увидишь»), если где обнаружу груду невостребованных пластиковых стаканов.
Ныряю в калитку в заборе – и немедленно упираюсь в двух сидящих на корточках девочек. О Скандинавия! Я целиком и полностью за равенство полов. Я тоже писал в прошлом году на этот забор и согласен: почему это им нельзя, когда мне можно? Единственное – зря они перед выходом присели: не ровен час, заденет кто.
Ну вот он, рай. Прямо передо мной на большую сцену вываливается Черный Плащ – Оззи Осборн. В шатре за углом разгоняется Эндрю Уэзеролл. Прямо и налево – оттуда доносится визг и лязг Sonic Youth. Все это в мире и согласии – никаких гримас на утонченных лицах: ах, не дай бог, мимо фанов Black Sabbath пройти, увидят – засмеют. Не засмеют. Не в резервации.
А я стою посередине в ступоре. Как обезьяна из анекдота – разорваться, что ли?
Родители с детьми (господи, сколько же их – и сколько десятилетий кряду они сюда приходят!) в ностальгическом экстазе тянут шеи перед Оззи. Лет через двадцать дети приведут своих детей и будут так же высовываться из толпы, силясь разглядеть старца Терстона Мура. Круг замкнётся самым правильным, человеческим образом.
Ко мне подлетают парень с девушкой метра под два каждый, в одинаковых оранжевых майках.
Можно тебя обнять? – спрашивает девушка.
– Чего? – я не понял.
– Можно тебя обнять? – повторяет парень. Обнимают вдвоем, не дожидаясь,
Смеются, бегут дальше, подскакивают к парочке передо мной.
– Можно вас обнять?
На оранжевых спинах написано: «Hug patrol». Браслеты на руках обычные, не волонтерские – ребята купили билеты. Им просто нравится обниматься.
– Внимание, вопрос! – Гнусавый голос так увлечен, что не прыснуть в рукав невозможно. – Уважение и любовь японских ценителей искусства к художнику комиксов Тэдзука так велики, что художник удостоился чего-то, что
часто бывает у талантливого писателя или поэта, но чрезвычайно редко у мастера комикса. Что это?
Клуб «Икра» в дневные часы – первостатейная замена дури.
Я прилетел вечером, сразу из аэропорта отправился к Юле Юденич на вечеринку – у Би-Войса новый проект, а с охочим до неглупых танцев клаббером здесь мало кто управляется лучше Би-Войса. Так и пошло – танцевали на полутемном танцполе у Би-Войса все, включая официанток; ближе к ночи вдруг нагрянул старый приятель Алекс с барышнями одна другой симпатичней (Алекс – специалист); потом суп-крем грибной, потому как Олесе с родинкой отказать невозможно: предлагают – надо есть; потом егермайстера с Юлей за судьбы промоутерства – и домой на восходе солнца. Пугающее мероприятие этот ваш восход.
Вернешься ровно через циферблат – а тут на танцполе вместо Би-Войса игры «Что? Где? Когда?». Потные дяденьки в бородах про японские комиксы разгадывают. Шепчут яростно друг другу под нос, чтобы соседи не услышали. Их – столов сорок. Бармен не успевает кофе наливать. Длинноволосый ведущий – Христос в постановке мариупольской театральной студии. Гугняв и вдохновенен.
– Время вышло. Какая команда отвечает?
– Это что??? – Сид приехал на саундчек, ему играть через два часа. Впечатлился не на шутку.
– «Что? Где? Когда?».
Я же не помню, что у меня на сегодня в расписании. Мне на два месяца вперед надо помнить, пока даты в переговорах. А на завтра – ни к чему.
– Вещь! – Сид раньше такого не видел. Я тоже.
Чемпионат по футболу – -спасательный круг. Бармены уверены, что пива выпьют больше, менеджеры – что столы зарезервируют все. И это летом, в хронически глухое время. Невзирая на то, что три несчастных плазменных экрана сбоят со дня открытия, а на проекционном экране футбол от танцев на льду сложно отличить.
Раз футбол – значит, гости будут. Ох уж эти мифические госссьти.
Вписал расписание матчей в клубное расписание.
С финалом – ерунда получается. Мы на этот день Амона Тобина поймали. Матерый человечище с Ninja Tune впервые в стране. А у страны, пожалте, футбол.
Придется Тобину начинать в восемь. Финал в полдесятого. На мой скромный взгляд – позор.
Назвали: «Амон Тобин представляет чемпионат мира по футболу». Втайне надеялись, что в финале будут Бразилия с Англией или хотя бы кто-то один из них. Тобин – бразилец с английским паспортом. Живет в Канаде, правда.