Клуб, которого не было
Шрифт:
Я сегодня первый раз поднимался на ледник на Южном острове. Гейзеры позавчера, выставка про «Властелина колец» вчера, родина тарзанки завтра – и мне нечеловечески хорошо здесь одному среди овец. Их тут, на площади размером с остров Хонсю, сорок миллионов, а людей – четыре. На мне теплый свитер – на осколке Гондваны зима. Восемь часов в ботинках-кошках на свежем воздухе, среди режущего глаз синего льда, меня закалили: зажму уши и открою почту. В деревне при леднике две улицы: отели и мотели. Интернет-кафе – в древнем австралийском автобусе со старомодно скругленными краями, застрявшем между пальмой и сугробом.
Не так
Я видел артистов, проституирующих с халтурными диджей-сетами: лицо известно, деньги легкие. Видел тех, кто чувствует себя в диджейском седле куда увереннее, чем перед микрофоном. Артистка Сицилиано сыграла по обе стороны Атлантики не одну сотню диджей-сетов. Сэкономим и принесем немного культуры в массы. «Привет из Новой Зеландии!» – заканчиваю я письмо.
Это я уже два часа здесь сижу. Так, log-out, не дожидаясь перитонита, потом дочитаю.
Выхожу из автобуса на улицу, тьма – глаз коли. В августе в Новых Южных Альпах темнеет в шесть. Я дал себе слово не бриться еще неделю и в клуб «Икра» меня бы сейчас фейсконтроль ни за что не пропустил. Побреюсь в Сиднее, так и быть, – там ближайший клуб, похожий на клуб. А впрочем, в столичных веллингтонских тавернах, где под каждым шарфом – рубашка поло (интересно, есть ли тут Н amp;М?), – своя прелесть. Нет, до Австралии – бутылка местного белого, слов тридцать и километров триста в день вдоль фьордов, пустынь и дождливого западного побережья. В самолете – песня Хосе Гонзалеса на 383-й позиции в фонотеке компании Emirates: за долгую дорогу сюда я запомнил ее местонахождение. Я свою дозу счастья знаю. Главное, не залезать в почту до Бангкока. Или до Дубая.
– Please evacuate the president! – с серьезным видом поет Пьер. На нем черный костюм, белая рубашка, черный галстук. Грациозный камерный рок летит под беленый свод Центра современного искусства.
В песне, вообще говоря, по тексту – «Please assassinate the president» *. Но барабанщик Кении непостижимым образом умудрился развести на трэвел-грант американское посольство. С этим посольством – этого не может быть, потому что не может быть никогда: французы, немцы, скандинавы, кто угодно, но только не американцы. На родине Мадонны не принято поддерживать молодые таланты. Ну и вот, сухарь в галстуке неопределенного цвета сидит теперь в первом ряду, тоскует. А Пьер ему поет.
Завтра у нас концерт. Новая группа из Бруклина – открытие клуба «Икра». Свели нас коллеги из центра «Дом» – для них камерный рок не профиль, пока на дутаре кто-нибудь не пристроится или по железной бочке разводным ключом не начнет лупить. Отдали свою находку безвозмездно.
А
Да, они Melomane называются.
Я три раза сказал стажеру Нико, чтобы внес меня в список. Нико – неделю в Москве – по неопытности не вписал или вписал не туда. И телефон выключил: камерный концерт, понятно. Я десять минут препирался с охраной Центра современного искусства.
– Хорошо, сколько стоит билет?
– Мероприятие закрытое, билеты не продаем.
– Позовите тур-менеджера группы или кого-нибудь из американского посольства – они подтвердят, что я в списке.
– Не входит в наши обязанности. Слава Богу, Нико спустился в туалет.
– I can absolutely confirm that this guy is the co-organizer of the show! * – по-русски он ни в зуб ногой. Умудряется жить в съемной квартире в Отрадном.
Раз на буржуинском наречии заговорили, наверно, и впрямь – организатор. Удивительные дела творит тарабарская речь – и разные двери перед говорящим открывает.
Моя лекция нашей родной охране про то, почему слово «нерусский» – нехорошее, всегда пользуется популярностью и открывает сотрудникам ЧОПа массу удивительного.
Нико – длинноволосый романтический оболтус из-под Кёльна, мой ровесник, изучает музыкальный бизнес Восточной Европы – свалился на нас как снег на голову. Венгерский коллега составил протекцию, попросил взять юношу на поруки. Юноша получил от меня полдюжины писем с требованием освоить азы русского, приехал через полгода, вооруженный единственной фразой «Меня зовут Нико, я из Германии» и пачкой носовых платков (гайморит у него или что-то вроде). Говорит трубным голосом, встречает и провожает артистов, а в остальное время пишет безответные письма в Гёте-центр с предложением дать нам денег на организацию немецких концертов. Залил в первый день пребывания в РФ соседей снизу (стиральная машина подвела), на второй – подложил мне демо группы My Baby Wants to Eat Your Pussy (просто по наивности). Демо ужасное.
Я, кажется, перестарался, объяснив Нико, что в жизни гастролирующих артистов все должно происходить минута в минуту. Имел в виду – не опаздывать на концерт больше чем на час и в аэропорт успевать, не забыв паспорта в гостинице.
Теперь наблюдаю, как Нико отрывает свежесобравшихся музыкантов от удивленной тетечки из посольства и тащит в автобус.
– It's time, – хлопает по наручным часам на руке. It's time!
Разве можно было немецкому человеку поручить следить за распорядком дня? Того и гляди они у него в ногу замаршируют.
У Melomane сегодня еще один концерт – в «Икре», из-за которого, собственно, мы огород и нагородили.
Дружественный музыкальный сайт неделю гнал дорогущую рекламу – не взяв с нас ни цента, из соображений единомышленнических: хорошая группа. Журналисты отписались – все как штык. Продано билетов пятьдесят, как обычно в таких случаях.
– Ничего, я сегодня лекцию читал в консерватории по музыкальному менеджменту, – загадочно улыбается Кении, – там не больше было.
У Кении смеющийся взгляд и звезда Давида на груди. Везде поспел.