Клуб любителей фантастики, 2016
Шрифт:
И мы с Кибальчичем перенеслись в Боровск, где в то время, по моим данным, проживал Циолковский.
Но Циолковского в Боровске мы не нашли. И это несмотря на то, что, по моим данным, он в соответствии с приказом попечителя Московского учебного округа № 630 должен был преподавать арифметику и геометрию в Боровском уездном училище с 24 января 1880 года.
Только тут я всё понял: мы оказались в прошлом альтернативного мира!
То есть путешествие в прошлое возможно, но лишь в прошлое альтернативного мира! Только в этом случае снимаются проблемы с причинно-следственными связями, эффектом бабочки, хроноклазмами и тому подобными парадоксами!
Покопавшись
Туда мы и телепортировались. Однако в Вятке Циолковского тоже не оказалось. Хотя в этом городе о нём говорили, что он «понятно объясняет алгебру», поэтому у него отбоя не было от частных учеников. Порывшись в цифровых блоках, я узнал, что в 1878 году отец Кости Эдуард Игнатьевич перебрался в Рязань. Я предположил, что, возможно, в альтернативном мире, молодой Циолковский после смерти матери проживает вместе с отцом.
В Рязани Константина Эдуардовича мы нашли. Каково же было моё удивление, когда навстречу нам из добротного дома вышел бодрый, бородатый красавец.
— Я вас слушаю, — вежливо сказал мужчина, отдалённо похожий на основоположника космонавтики, измождённого (во всяком случае, в нашем мире) годами полуголодного существования, пока он занимался самообразованием.
— Вы меня слышите?! — не поверил я своим ушам.
— Да, конечно, — сказал Константин Циолковский с удивлением. — Что в этом странного?
Через полчаса мы выяснили, что никакой глухотой Константин Циолковский этого мира не страдал. Да скарлатиной он в десять лет переболел, но осложнений она, слава богу, не дала. С отличием окончив школу, Костя некоторое время помогал отцу по хозяйству. У него, как и у отца, были «золотые руки», он любил поработать и рубанком, и пилой, поэтому хозяйство Циолковских было образцовым. Позднее, сдав экстерном экзамены, он, как и отец, стал преподавателем естественных наук в таксаторских классах. Были в те годы такие средние учебные заведения, готовившие специалистов по учёту лесонасаждений.
Всё! Ни о каких цельнометаллических аэростатах, полётах в космос и будущем человечества этот Константин Циолковский не задумывался. Хотя новостями науки интересовался. Интересовался, но не более того!!!
— Ну, что делать, — со вздохом сказал я, когда мы с Кибальчичем оказались в хронокапсуле. — Придётся обойтись без него. Хоть и печально это, конечно.
Летом 1883 года мы с Кибальчичем поздравляли с относительно удачной пробой Александра Фёдоровича Можайского и его помощника Голубева, пилотировавшего первый в мире самолёт. Кибальчич, существенно изменивший внешность, работал (под фамилией Волков) в комиссии Русского технического общества под председательством Рыкачёва. Хотя, надо отметить, что первые три тысячи рублей на самолёт Можайского за семь лет до того выдала комиссия под председательством Дмитрия Ивановича Менделеева. А уже в 1884 году на самолёте контр-адмирала Можайского стоял двигатель внутреннего сгорания моей конструкции. Естественно я помогал Александру Фёдоровичу и финансово и советами, хотя Волков (Кибальчич) настаивал на том, чтобы на его самолёт был поставлен реактивный двигатель. Однако уровень технологий того времени пока не позволял осуществить его мечту.
Именно — пока!
В 1904 году, благодаря моим и Волкова (Кибальчича)
Немало сил, конечно, уходило на борьбу со шпионажем, но тут нам помогали патриоты России, воспитанные нами из революционно настроенных представителей молодёжи. И ни один из новейших видов вооружения России не попал ни в Японию, ни в США, ни в Европу.
Потому здесь не был потоплен крейсер «Варяг», не произошло Цусимского позора и не был сдан Порт-Артур. А главное — двадцатый век в этом мире не знал ни Первой мировой войны, ни Второй. А в двадцать первом веке не происходило ни информационной войны, ни гибридной.
Да и Аляску после истечения срока её аренды американцами Россия себе вернула. ТМ
Защита от коррупции
Михаил ЗАГИРНЯК
техника — молодёжи || № 13–14 (1004) 2016
Президент с утра был не в духе. Кидался соломой и носился, как угорелый.
В секретной комнате двое напряжённо всматривались в экран.
— Что с ним? — шёпотом спросил гость, ослабив галстук.
— Да откуда я знаю, — сквозь зубы процедил смотритель.
Любой другой не посмел бы так отвечать высокопоставленному чиновнику, но распорядителю смотровой комнаты и не такое сходило с рук. Ведь он обеспечивал преимущество — конкуренты посетителя, осторожного бюрократа, в отличие от него, не видели, в каком состоянии руководитель. Но чей проект поддержит президент в таком состоянии? Предсказать невозможно…
— Сделали, как надо. Вы — в мисочке с кедровыми орешками, — сообщил смотритель.
«Проблема в том, что в таком состоянии президент может выбрать всё, что угодно», — подумал чиновник, но вслух сказал:
— Да-да, скоро? — он бросил взгляд на дорогие швейцарские часы.
— Сейчас вынесут.
Зажглась лампочка.
— Ну всё, эфир пошёл, — сказал смотритель.
Стряпчий, как всегда, вынес поднос с едой и направился к инкрустированному столу, где в расписной клетке нервно бегал хомяк Павел. Осторожно открыл дверку — президент юркнул в домик.
В центре клетки были поставлены спаянные в форме ромашки пять крошечных мисочек с разной едой. Стряпчий закрыл клетку и удалился. В каждой мисочке — перечень заявок по всем направлениям развития бизнеса. Осталось выяснить, какие проекты профинансировать. И выбор хомяка обеспечит защиту от коррупции.
Павел подошёл, понюхал первую мисочку. Отвернулся от овощей. Лапкой схватил кедровый орешек из второй…
— Ну же, господин президент, — не выдержал у экрана чиновник.
Павел отбросил орешек, потянулся за другим… и вдруг схватил зубами кусочек сухофруктов из третьей миски.