Клуб Мертвых
Шрифт:
— Да! Да! Вы правы! — подхватил Сильвереаль. — О! Если она меня обманула!…
— Если она вас обманула, вы будете просить у нее прощения, я вас хорошо знаю. Но речь теперь идет о гораздо более важном, и вот что я хочу сказать. Я приглашу герцогиню де Торрес…
— Вы! Она не приедет!
— А я думаю, что приедет! Конечно, если она не считает себя неуязвимой, чего я не предполагаю… Хотите, барон, держать пари…
— Вы все шутите!
— Нисколько, я никогда не был более серьезен, так как я предчувствую, что теперь
— Она откажется…
— Мы увидим!…Я выбрал Курбвуа, потому что здесь ее приезд был бы слишком заметен, и это могло бы ее компрометировать… Но туда она может явиться вполне незаметно, и я уверен, любезный барон, что, оказавшись с ней лицом к лицу, я сумею заставить ее высказаться!
— Я надеюсь, — сказал Сильвереаль, стиснув зубы, — что вы не забудете элементарных правил…
Барона бесило, что де Белен говорил о его Изабелле с такой нахальной развязностью.
— О! Вот что вас волнует! — сказал герцог.— Будьте спокойны Но представьте себе, мой друг Сильвереаль, что этот Жак де Шерлю — ее любовник! Разве вам не интересно это узнать?…
Де Белен затронул слабую струну.
— Поступайте, как хотите! — воскликнул барон.
— Благодарю за разрешение, без которого я, впрочем, обошелся бы… Нет-нет, не возражайте! А теперь — смотрите и слушайте, — продолжал герцог, садясь за письменный стол, — я пишу…
И в то время, как его перо скользило по бумаге, он читал вслух: «Дорогая герцогиня! Я очень сожалею, что вынужден сообщить вам, что выгнал, как лакея, юного и смазливого графа де Шерлю, которого вы мне представили и который оказался просто мошенником худшего сорта.
Поверьте, что я бы не принял такого важного решения, не обдумав всесторонне, какое неудовольствие оно может вам доставить. А так как я не желаю ничего иного, чем делать вам приятное, то я готов дать объяснения, какие только вы пожелаете, если вам угодно будет приехать в мой дом в Курбвуа.
Вы найдете там, у маленькой калитки парка, слугу, который проводит вас так, что никто этого не увидит. Ваш преданный друг герцог де Белен».
— Но… но… но… — сказал де Сильвереаль, которого тон письма неприятно поразил, — можно, право, подумать, что герцогиня де Торрес знает эту маленькую калитку…
Герцог взял письмо и, проведя атласной бумагой по щеке барона, сказал:
— Вы всегда будете большим ребенком!
Затем он позвонил.
Вошел слуга.
— Отнесите это письмо по адресу, и пусть заложат карету, да поскорее!
— Вы едете? — спросил Сильвереаль.
— Разве вы не знаете содержания письма?
— Вы едете в Курбвуа?
— Ждать прелестную герцогиню де Торрес.
— Что же вы намерены делать?
Лицо де Белена приняло серьезное и суровое выражение.
—
— Не могу ли я присутствовать при вашем разговоре? — спросил робко Сильвереаль.
В эту минуту вошел слуга и доложил, что карета подана.
Де Белен взглянул, смеясь, на барона.
— И не думайте об этом, друг мой, — сказал он, беря шляпу, — вы могли бы смутить герцогиню вашими страстными взглядами… а для меня очень важно, чтобы она сохранила все свое хладнокровие!
Сильвереаль возмутился.
— Но, однако!… — вскипел он. — Если бы мне не нравилось это свидание…
При этих словах герцог, стоявший уже у дверей, вернулся к барону.
— Слушайте, — сказал он, схватив его за руку. — Если герцогиня — друг, я берусь ходатайствовать в вашу пользу… если же она враг, сообщница этого Манкаля в каком-то темном замысле… тогда наши головы, понимаете вы, наши головы в опасности! Если это так, эта женщина осуждена… А вы знаете лучше, чем кто-нибудь другой, что я никогда не грозил попусту и что я разрушаю всякое препятствие, которое встречаю на пути!
Де Белен всегда пытался, и не без успеха, придавать своему лицу добродушное выражение, скорее простоватое, чем злое.
Но в эту минуту в нем произошла резкая перемена: лицо побледнело, глаза засверкали, губы сжались, и Сильвереаль увидел своего сообщника таким, каким он был в то время, когда он мучил несчастного старика, чтобы вырвать у него его тайну.
Барон невольно вздрогнул и молча опустил голову.
— Потерпите немного, — сказал де Белен, — до вечера. Тогда все разъяснится.
После ухода герцога Сильвереаль оставался несколько минут недвижим и задумчив. Наконец он пошел к выходу, невнятно бормоча:
— Надо покончить!… Надо, чтобы она скорее стала моей женой…
Говоря эти слова, он думал о Матильде и о последних советах Блазиаса.
Но как завлечь в западню баронессу и Армана де Бернэ?
…Предоставим Сильвереаля его размышлениям и войдем в дом герцогини де Торрес.
Она погружена в задумчивость.
После ужасной исповеди Сильвереаля в душе герцогини произошла, казалось, перемена.
Ее мысли больше не имели прежней ясности. Ее стремления угасали. И даже тогда, когда она, запершись в будуаре, рассматривала свои драгоценности, ее взгляд уже не вспыхивал блеском алчности.
Она часто вздрагивала, сама не зная почему. Смерть Манкаля ужаснула ее. Несмотря на облегчение, которое она испытала, узнав о смерти сообщника, ею невольно овладевало какое-то смутное беспокойство…
Потом она вспомнила о Жаке де Шерлю… Это был луч света во мраке…
Ее особенно поразил его светлый, открытый и честный взгляд, его наивное восхищение. Сначала она смеялась…