Клуб "Твайлайт" Часть 2
Шрифт:
Марина так наелась шашлыков, что даже аромат, доносящийся от мангала с мидиями, пузырящимися в соку и хрустко лопающимися, не заставил её встать с насиженного местечка под тёплым спальником. Море к ночи расшумелось, небо развернулось над головой светлячковым полем. Работники маяка отправились спать, и только подростки, внуки Петра и Яры Тимофеевны, сидели у костра и хохотали детскими голосами, внушая Марине искреннюю зависть. Игнат посидел с ребятнёй, подкатил джинсы и прохаживался в прибое, рискуя упасть и утопить мобильный, в котором он опять слушал что-то какофоническое.
Подошёл Кардашев, протянул Марине бумажную тарелку с мидиями, сел рядом, скрестив перед собой морщинистые руки, глядя на внука, хмыкнул:
– У них у всех сейчас мерило времени - зарядка на телефоне. Восемьдесят
Марина улыбнулась и сказала:
– Я однажды потеряла наушники в Стокгольме. Они зацепились за чью-то сумку на переходе и выпали из гнезда. Зажёгся красный, и я не успела догнать ту женщину, осталась без музыки, надолго, на две недели. Денег не было, а хорошие наушники стоили дорого. Это были самые тяжёлые две недели. Самые тяжёлые недели в самый тяжёлый месяц моей жизни.... Георгий Терентьевич, почему вы ко мне так добры? Поселили у себя, хорошо платите, относитесь как к родственнице, подарили такой замечательный день...
– Ругаю...
– Всего один раз. Я заслужила.
Кардашев потёр губы и сказал:
– Потому что вы мне небезразличны. Не пугайтесь, без седины в бороде и бесов в рёбрах. Художники часто влюбляются в своих моделей, а писатели - в персонажей. А ещё в траву, деревья, волны, которые они пишут и описывают... Мне трудно ответить на ваш вопрос. Я человек верующий по-своему. Религия моя такая, что я служу Богу своим талантом. Шёл я к этой вере тернистыми тропами, с самой молодости, когда предпочёл 'серьёзное' дело легкомысленному искусству, и в зрелости, когда вернулся к тому, в чём и сейчас вижу своё предназначение. Ангелом моим и вдохновителем была моя жена - вошла в жизнь мою, осенила и... улетела. Всю жизнь говорила мне рисовать, а я не слушал, не понимал. Думал, вот мой предел - работа, зарплата, конвертики от пациентов. Зато после смерти Анжелы ничего уже нужно не было. И я запил... Я разговорился, не спросив, надо ли вам это.
– Рассказывайте дальше, пожалуйста.
– А вы ешьте, ешьте, вкусно ведь... Запил я не из-за смерти жены. Наоборот, уход Анжелы побудил меня снова рисовать. Но со мной стало кое-что происходить в клинике... Я ведь после довольно поздней интернатуры работал рентгенологом. Опыт у меня был большой, практический, меня ценили. Пациентов я... чувствовал. Иногда с первого взгляда мог сказать, кто выживет, а кто нет - просто знал. Меня это пугало, и я особо на этот счёт не распространялся... И вдруг... все эти люди... страдальцы, умирающие... опухоли, метастазы, понимаете? Таких было много, большинство - ко мне с простыми случаями не посылали. Я всегда абстрагировался, отстранялся, а тут пошло: эмпатия, боль душевная такая, что ночами не спал. Во всех чудились те страдания, что Анжела перенесла перед своим уходом. Все они чьи-то матери, отцы, дети... Понимал, что это неправильно, непрофессионально, но увы, продолжать не смог. Выдержал только пару лет, после первого же гонорара за картину - уволился. Зато в живописи всё, что захлёстывало меня с головой, становилось благом. И сейчас становится. Вот и ответ на ваш вопрос: когда я не слышу чужих эмоций, когда вокруг не происходит ничего, что трогает меня за сердце, мне становится скучно жить: я ем, сплю, гуляю, общаюсь с роднёй и... не рисую. Я два года ничего серьёзного не писал. И вдруг... Спасибо Боре. У него другой дар - нюх на то, к чему люди потянутся. Он к вам потянулся, а за ним и я... Как ни прискорбно и не ... стыдно мне это констатировать, но у меня к вам потребительское отношение, Марина Павловна.
– Поэтому вы на меня злились?
– Да. Чувствовал, что вы притворяетесь. Пытаетесь спрятать свои чувства глубоко внутри, но там они ... умирают, и вы с ними... Вы мне интересны. Вы дружите с моим внуком, у которого в приятелях только охламоны, при этом умны и ответственны, поёте, когда думаете, что рядом никого... я разбираюсь в классическом вокале и музыке, как вы уже могли заметить, и знаю, что вы далеко не любитель. Я видел запись с недавнего рок-концерта в каком-то новом клубе, внук показал - вы очень многогранны. Про ваши отношения с Борисом я вообще молчу - наш Казанова крайне редко терпит поражение. Вы меня
– Это вы меня удивляете, - сказала Марина с нервным смешком.
– Сыплете... комплименты на пустом месте. Мне неловко. У меня не слишком... успешная жизнь. Я просто хожу, дышу и делаю то, что другие.
– Конечно. Весь вопрос, как.
– Да, я стараюсь быть искренней. Но часто лгу. Как все.
– Нет, не как все. Уж поверьте. Я знаю, о чём говорю. Я прожил долгую жизнь, а вы очень молоды.
Марина помолчала, кусая губы:
– У меня был парень... давно... ещё в студенческие годы. Его это забавляло - то, что я почти всегда говорила правду. Он повторял, что я вырасту и ... изменюсь. Он был прав, конечно. Жизнь меня многому научила.
– И что с тем парнем? Расстались?... Можно задать вам нескромный вопрос? Вот вы молоды, красивы, талантливы? Почему вы до сих пор одна? С Борисом-то нашим всё понятно как раз, но разве ж других кавалеров мало?
– Я за кого-нибудь из Игнатиковых друзей замуж выйду, - рассмеялась Марина, лукаво поглядывая в сторону внука художника, нахаживающего перед ними километры взад-вперёд вдоль прибоя.
– Митя уже предлагал. Не под венец, разумеется, но лиха беда начало.
– Шутите?
– Конечно!
– Вы с ними поосторожнее. Они только выглядят младенцами безмозглыми... А тот молодой человек, что часто паркуется у поворота и смотрит на наши окна?
– А, тот...
– Марина опустила голову к тарелке, гоняя последнюю мидию пластиковой вилочкой.
– Мы учились в одном вузе. Очень давно.
– И? Он ведь... погодите, припомню... друг нашего соседа. Ярник его фамилия. Мы с ним и господином Муратовым часто пересекаемся на светских мероприятиях. Пересекались. Я в свет давненько не выхожу.
– Да. Это он. Мы недолго были знакомы. Мне пришлось бросить университет, мама заболела. У неё был рак щитовидной железы. Сейчас с ней всё в порядке, ну, насколько это может быть после такого... Она вышла замуж за хорошего человека. У него сын-школьник, мама очень ответственно взялась за его воспитание.
– Как вы попали в Швецию? Расскажете?
– Почему нет? Обычная история. Когда мама заболела, нам... предложили сделать операцию а Германии. Там, в клинике, я познакомилась с одной семьёй из Стокгольма, очень милые люди... помните, вы говорили, что это как Бог за руку ведёт. Так и меня... У них лежала там дочь, с тем же диагнозом, что и у мамы, а в Швеции остался внук. У них были какие-то связи, и они организовали мне работу, бейбиситтером, барнвакт . Я проработала у них почти год, а потом мама мальчика умерла... Они хотели бы, чтобы я и дальше у них оставалась, но... там всё было сложно... Чтобы не покидать страну, я записалась на программу обучения по вокалу, тогда это было ещё совершенно бесплатно, но я много работала, чтобы помогать маме, которой нужна была поддерживающая терапия. И ещё... я пыталась отложить деньги, чтобы вернуть их... тому человеку, который помог маме с операцией... наивная... я была такая наивная в те годы... Это была большая сумма, очень, я мало спала, много работала. Из одной семьи меня... уволили, потому что я начала худеть. Они испугались, думали, я анорексичка, а страховка анорексию не учитывала, - Марина грустно усмехнулась.
– Но потом мне опять повезло. Я встретила хорошего человека, парня. Он был музыкант, баскер , играл на скрипке и подрабатывал в метро. Мы жили в одной квартире. Я платила ему двести крон в месяц в качестве аренды... смешные деньги... Потом была работа в ресторане, я вам рассказывала...
– А тот парень?
– Стефан? Он уехал к родным, на север. Он был... наркоманом, состоял в программе реабилитации, потом сорвался, печальная история. Его забрали родители, а я опять осталась одна. Учёба закончилась, и у меня начались проблемы с миграционными властями. Но опять нашлись люди, готовые помочь. Вернулась я, уже когда бабушка заболела. Была возможность продолжить работу в Швеции, и сейчас есть... друзья, связи, но я не хочу, сдалась. И мне никогда там не жилось... хорошо. Жалею только, что не могу вернуть долг, за десять лет я собрала лишь чуть больше половины суммы. Тот человек... он не требует деньги назад, но я должна.