Клуб "Твайлайт" Часть 2
Шрифт:
Кардашев вздохнул, потёр губы и спросил:
– Но если это было от чистого сердца или благотворительность, тогда..?
– Ни то, ни другое.
– Ладно... Это для вас так принципиально?
– Да. Раньше была надежда... но сейчас остался только принцип. Я попробую вернуть хотя бы часть... Вы так на меня смотрите сейчас. Не нужно меня жалеть. Главное, моя мама жива. Я сама ни о чём не жалею.
– Раз вы так говорите, то есть о чём... жалеть. Дело ведь не только в том, чтобы не быть должницей
– Не хочу об этом говорить.
– Как скажете... Игнат, вылезай из воды! Простудишься! Не слышит.
– Ой, точно!
Вода совсем не была холодной. И Кардашев это знал, и Марина тоже. Летнее тепло ещё долго будет растворяться в глубинах моря и над берегом. Холодает воздух, но бабье лето всегда щедро и расточительно на ласку.
Марина попыталась подкрасться к Игнату со спины, но тот заметил, увернулся, чуть не упав, и обрызгал её, ударяя ладонью по воде. Художник улыбался, глядя, как его натурщица босиком гоняется по пляжу за увёртливым, хитро ухмыляющимся парнем. Будь он человеком со стороны, на вопрос, кто старше, Кардашев не задумываясь ткнул бы в Игната, который вытянулся и возмужал за лето. Рыжая 'девушка в зелёном' недоиграла, недолюбила - недогуляла свою юность, и это было заметно. Кардашеву нравилось потихоньку разматывать клубочек её 'тайн'. Интуиция подсказывала ему, что это принесёт ему и желанные эмоции, и вдохновение.
***
Ренат не смог сохранить невозмутимость, когда увидел маму в больнице - всё отразилось у него на лице, и мама поняла, грустно улыбнулась.
– Сдала я, да?
– Мам, кто твой лечащий врач? Я пойду... поговорю, может...
– Ренатик, тише... сядь, посиди... Я тебя не видела так давно, компьютер - это не то. Меня здесь прекрасно лечат. Ты и так за всё платишь...
– Мама...
– Сына, мне хочется подольше на тебя посмотреть, поговорить, не убегай! С братьями виделся? Невестки тебя накормили? Где ты остановился? У Алика?
– Я в отеле. Не хочу Карину затруднять.
– Вот ты упрямый, Ренат, сколько тебе говорить! Чтобы всё свободное время с братьями провёл! И с отцом!
– И с тобой!
– И со мной!
Мама совсем не изменилась характером, только внешне... Ренату больно было на неё смотреть. В её речи проскакивала... отстранённость, словно, глядя на него, она смотрела ещё куда-то... вглубь, в те пределы, о которых знала только она одна. Это пугало Рената до дрожи в коленях. Он остался с ней на весь день: покормил, помог в душевой, почитал ей новости, настроил любимый канал на телевизоре, долго рассказывал о клубе и театре. И перед уходом сделал по-своему: поговорил с врачами и заведующим отделением, оплатил дополнительную терапию. Врачи кивали, ничего не обещали, и от этого у Рената сводило живот.
Он вернулся в отель около полуночи - был долгий разговор с отцом. Его несколько раз вывернуло над унитазом, водой и желчью, хотя он почти ничего не ел целый день - Карине, жене старшего брата, сказал, что поел у отца, а отцу, что у Карины. Ему ничего не лезло в горло, словно страх его застрял именно там. Его знобило. Он лёг на диван, трясясь под тонким пледом, посмотрел на часы. Было далеко за полночь. Голос Вадима в телефоне был холодным и недоумевающим:
– Ренат? Что-то срочное?
– Я знаю, уже поздно... Я насчёт договоров для Яны. Я запер их в шкафу, забыл передать ключ... распечатай с компьютера в моём кабинете. Пароль...
– Я помню. Что-то ещё?
– Нет, я...
– Спокойной ночи.
Мобильный тихонько
– Раньше ты бы помолчал и спросил, за этим ли я звонил на самом деле... Мне страшно, - сказал Ренат безжизненному экрану.
– Если бы ты знал, как мне страшно. И мне очень хреново. Если сейчас мне предложат отдать всё, что я имею, ради мамы, стану ли я хоть секунду сомневаться? Ты бы понял, о чём я, Атос. Ты бы меня понял.
***
– Хватить гацать!
– рявкнула Марина, когда мельтешащий перед глазами Игнат вконец ей надоел.
Парень остановился, цокнул языком, водя телефоном из стороны в сторону:
– А дед ещё говорит, у МЕНЯ лексикон странный. Из какого... архива ты достаёшь эти свои словечки?
– Но ты же понял! Бабушка моя так говорила. У меня голова от тебя кружится.
– Я виноват, что тут мобильный инет еле берёт. Я рецепт ищу.
– Только не это! Опять?!
Последние несколько дней Игнат истязал Марину кулинарными экспериментами, от которых обычно оставались испорченные продукты и беспорядок на несколько часов уборки.
– Угомонись!
– Мне скучно!
– Давай... давай...
– Марина задумалась.
– Давай посмотрим то видео, твоё... твой фильм ужасов.
Игнат подкатил глаза к потолку:
– Это драма, триллер психологический, а не ужастик... Э, да что ты понимаешь!
– Вот и объяснишь разницу. Идём?
– Ну идём. Только ты потом скажешь: 'Ах как мило!', а сама будешь зевать! Вот так!
– парень изобразил сдавленный зевок перекошенным лицом.
– Если фильм скучный, обязательно тебе об этом скажу и стану зевать с ОТКРЫТЫМ ртом!
Они плюхнулись на диван в комнате Игната, и парень с подчёркнуто недовольной миной поставил диск.
– Это что, ночью снималось? А говорил, не фильм ужасов.
– Хватит болтать. Смотри.
– Это твоя... та девушка?
– Да, Лена.
– Она такая хорошая актриса, или ей действительно страшно?
– И то, и другое. Мы на Корчень-горе снимали, несколько вечеров подряд. А кажется, что ночью, специальный режим такой. Там действительно жутковато, легенды ещё разные... слухи.
– А кто этот мальчик?
– Это мой... друг. Мы... дружили... тогда.
– Тоже уехал?
– Марина внимательно посмотрела на Игната.
– Да, - сухо сказал тот, подвигав скулой.
Сначала Марина старалась краем глаза смотреть на лицо Игната, который пытался отвести взгляд от экрана, но не мог, и выражение лица которого медленно становилось всё более тоскливым, но потом увлеклась, поставила стоймя на колени диванную подушку и упёрлась в неё подбородком. По сюжету парень и девушка, по ошибке высаженные не на той автобусной остановке, шли через лес к посёлку, где проходили летнюю практику. Лес, ночной, жутковатый, но обычный, постепенно приобретал мистические черты, и молодые люди, начавшие свой путь с шуток, страшных историй и подтрунивания друг над другом, всё больше запутывались, теряли почву под ногами и покой в сердцах - и уже совсем не мистическим образом. С каждым шагом их откровения становились всё более безжалостными... фильм обрывался в тот момент, когда девушка выходила к посёлку одна, а парень оставался в лесу, страшно воя под рассечённым молнией деревом - в одном из тех мест, о котором говорилось в жутких местных легендах. Понятно было, что воет он от обычной человеческой тоски и боли, и это было самым страшным.