Клубничка на березке: Сексуальная культура в России
Шрифт:
Первой серьезной тревожной публикацией о СПИДе в массовой печати стала составленная из серии интервью статья Аллы Аловой «Жизнь при СПИДе: готовы ли мы?» в популярнейшем в то время еженедельнике «Огонек» (Алова, 1988).
Отвечая на вопросы этой журналистки, я сказал, что меня крайне беспокоят «настойчивые разговоры о группах риска. Мы как бы отгородились от проблемы СПИДа этими группами: мол, СПИД – это там, у них, за непроницаемой стеной, а тут у нас все спокойно. Но стены нет, группы риска обитают не на Луне, а здесь, среди нас. И, простите, половой жизнью живут не только группы риска. Вполне добропорядочные люди тоже занимаются сексом, и не только со своими супругами, хотя бы потому, что не у всех есть семьи... Опасность заразиться СПИДом уже давно вышла из “резерваций” групп риска... Зоной риска стал вообще секс. И внебрачные, и добрачные, и даже брачные связи». Но секс как таковой устранить нельзя. На опыте борьбы американской армии с венерическими заболеваниями были показаны преимущества «оппортунистической» тактики перед «радикальным» требованием воздерживаться от случайных сексуальных связей, объяснялось, что эффективное использование презервативов зависит не только от их наличия и качества, но и от общей сексуальной культуры населения.
Это были элементарные вещи, но в советской печати они сообщались впервые. Страну предупреждали также об опасности морализации и спидофобии:
«В XIX веке сифилис был не опаснее, чем туберкулез. Однако отношение к больным сифилисом и к больным туберкулезом было разное. В случае туберкулеза инфекция порождала страх, но сами больные вызывали сочувствие. В случае венерического заболевания, поскольку оно было связано с нарушением религиозных и моральных запретов, отвращение и страх перед болезнью переносились на жертву. Конец XX века – вроде бы совсем иное отношение к сексу, совсем другие моральные критерии, но по отношению к больным СПИДом люди снова превращаются в беспощадных моралистов, в средневековых инквизиторов...
СПИД – своего рода экзамен для человечества на гуманность и здравый смысл... Вообще, если мораль данного общества выдает разрешение дискриминировать людей по одному признаку (зараженность СПИДом), это означает разрешение дискриминировать и по всем другим признакам. Как сухая трава от искры, вспыхнут национальные вопросы, расовые... Все общество превратится в систему гетто, которые будут ненавидеть друг друга.
– То, что безнравственно, негуманно, – оно и невыгодно?..
– Вот именно! Но нас-то десятилетиями учили абстрагироваться от понятия гуманности, уметь противопоставлять суровую историческую необходимость нравственным порывам, «слюнявому либерализму», подавлять в себе жалость, элементарное человеческое сочувствие. Хорошо учили, и многие научились. Прибавьте в этому навыку вдолбленное в наши души четвертьвековым поиском «врагов народа», отточенное до автоматизма, до рефлекса умение переносить борьбу с недостатками с самих недостатков на любого имеющегося под рукой козла отпущения. Главное – всегда иметьОднако для чиновников это были пустые слова, необычность которых только шокировала. Даже технические вопросы – одноразовые шприцы, презервативы – не решались. «Огонек» получил письмо из Риги, что там целый месяц не было презервативов. Алла Алова позвонила начальнику Главного аптечного управления Минздрава СССР:
«– Вас интересует изделие № 2? (Догадываюсь, что это своеобразный министерский эвфемизм).
– Изготовитель изделия № 2 – Миннефтехимпром СССР. Мы заказали ему на 1988 год 600 миллионов штук. Такова потребность населения в изделии № 2 для предупреждения заражения вирусом СПИДа.
– Простите, а каким образом вычислена эта потребность?
– Ученые подсчитали.
– Какие ученые? Из какого института?
– Я затрудняюсь сказать, не знаю... Но Миннефтехимпром отказался от такого плана, снизил план поставок на 1988 год до 220 миллионов, объяснив это отсутствием необходимых мощностей. А 220 миллионов проблему, конечно, не решат. Но все вопросы – к Миннефтехимпрому. Мы и так с ними бьемся, бьемся...
– Может быть, пока наша промышленность не справляется, в связи с ожидаемой эпидемией СПИДа надо закупить импортные... изделия?
– Нет, закупать мы не будем – валюты не хватает.
– А не намечается выпуск презервативов более высокого качества?
– Нет, зачем же – сейчас у нас изделия нормального качества. Их производят на импортной линии, они прочные, не рвутся. Так что в смысле предупреждения заражения СПИДом они высококачественные, не уступают импортным. Ну, а в смысле удовольствия, удовлетворения женщин – это, знаете, нас не волнует.
Вообще мое мнение – презерватив погоды не сделает. Не должно быть случайных связей – вот главное! Тогда и презервативы не нужны будут. Если мужчина спит только с женой, зачем ему презервативы?..
– А как же быть молодежи и вообще всем тем, кто еще не вступил в брак?
– Ну, это случайные связи...»С тех пор утекло много воды. Первые панические прогнозы о быстром распространении СПИДа в России, слава Богу, не оправдались, зато притупили у людей чувство опасности. Между тем число больных и инфицированных неуклонно растет.
В отличие от западных стран, первой самой многочисленной группой риска – 286 чел. – в России оказались не гомосексуалы, наркоманы и проститутки, а новорожденные дети, которых заразили в родильных домах из-за отсутствия одноразовых шприцов и небрежности медицинского персонала. После этого сами дети и их семьи стали жертвами не только страшной болезни, но и спидофобии: медицинский персонал боялся их лечить, сослуживцы не хотели вместе работать, зараженных детей требовали убрать из общих школ и т. д.
Когда распространение СПИДа оказалось не таким быстрым, спидофобия несколько уменьшилась. При опросе ВЦИОМ в 1989 г. 13% опрошенных высказывались за «ликвидацию» больных СПИДом и 24% – за их изоляцию. Как видно из приведенной таблицы, обобщающей данные опросов 1989, 1994, 1999 и 2003 гг., в дальнейшем отношение к этим людям стало более гуманным, хотя общее число сторонников репрессивных мер составляет 32% (Левада, 2004). Но одно дело – ответ на общий вопрос, другое – реальное поведение в конкретной ситуации.
Как следовало бы поступить с больными СПИДом? (ответы в % от числа опрошенных) ГодыВсе государственные средства по борьбе со СПИДом были сосредоточены в руках президента Академии медицинских наук В. И. Покровского и его сына, директора Центра по борьбе со СПИДом В. В. Покровского. Для массового тестирования населения в бывшем СССР было создано 748 диагностических лабораторий, 6 региональных и 73 территориальных центра, 128 консультаций для анонимного тестирования. В России делалось больше тестов, чем где бы то ни было в мире. Медицинские меры были дополнены карательно-административными. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 25 августа 1987 г. «О мерах профилактики заражения вирусом СПИД» и затем статьей 115.2 УК РСФСР была предусмотрена уголовная ответственность за «заведомое поставление другого лица в опасность заражения заболеванием СПИД». Позже был принят закон о проверке на ВИЧ всех приезжающих в страну иностранцев, который, впрочем, оказался мертворожденным.
Пропагандой безопасного секса, которой в Европе придавали решающее значение, государственные антиспидовские организации практически не занимались. Непонимание того, что мы имеем дело с социальной проблемой, которой наряду с медиками должны заниматься и обществоведы, и желание сохранить монополию на решение всех вопросов СПИДа привели к тому, что страна не сумела выработать продуманную социальную политику в этом вопросе.
Поняв, что с государственной медициной кашу не сваришь, общественность попыталась взять антиспидовскую пропаганду и помощь ВИЧ-инфицированным в собственные руки, создав для этого ряд добровольных общественных фондов и ассоциаций. Но, как и в остальных сферах постсоветской общественной деятельности, антиспидовские некоммерческие организации были разобщены и не всегда достаточно профессиональны, для некоторых людей борьба со СПИДом стала удобной кормушкой.
В 1995 г. В. В. Покровский косвенно признал ошибочность прежней стратегии и стал доказывать необходимость «срочно, специальным образом, готовить или переподготавливать кадры, перебрасывая их на профилактику... Нужны люди, способные не только читать лекции студентам, но и соответствующим образом беседовать с гомосексуалистами, проститутками, наркоманами, бродягами». Однако тут же делалась оговорка, что обучать россиян безопасному сексу нужно «в формах, соответствующих традиционным представлениям наших народов, а не заимствованным у других культур» (Покровский, 1995). Где искать эти древние, но вечно живые формы? В боярской думе или крестьянской общине? Или имеются в виду холерные бунты?
В новом столетии ситуация не улучшилась. По официальным данным ООН, в 2007 г. оценочное число людей, живущих с ВИЧ в Восточной Европе и Центральной Азии, увеличилось до 1,5 млн чел.; почти 90% из них живут либо в Российской Федерации (69%), либо в Украине (29%). По оценкам, в 2007 г. число людей, заразившихся ВИЧ в этом регионе, составило 110 тыс., в то время как от СПИДа умерли около 58 тыс. человек. Эпидемия ВИЧ в Российской Федерации, самая крупная на данный момент в этом регионе, продолжает нарастать.
Выступая на Третьей конференции по вопросам ВИЧ/ СПИДа в Восточной Европе и Центральной Азии (Москва, 28—30 октября 2009 г.), главный государственный санитарный врач РФ Геннадий Онищенко сообщил, что на сегодняшний день в России зарегистрировано более полумиллиона случаев ВИЧ-инфекции, только за 2008 г. было зарегистрировано более 54 тыс. больных (на 20,6% больше, чем в 2007 г.). По данным за первое полугодие 2009 г., число новых случаев также превышает показатели аналогичного периода прошлого года на 13%. Пораженность ВИЧ-инфекцией населения России составляет 326,3 зараженных ВИЧ на каждые 100 тыс. населения. Среди граждан в возрасте от 15 до 49 лет вирусом заражены 0,6%. Одной из главных проблем в профилактике и борьбе с ВИЧ/СПИДом, по мнению Онищенко, является неприятие обществом таких больных, поэтому необходимо расширить доступ к адекватной информации, что позволит обществу пересмотреть свое отношение к ВИЧ-инфицированным. «Попытка отгородиться от ВИЧ-инфекции приводит к тому, что инфекция загоняется в подполье», – отметил он, напомнив, что «распространение ВИЧ-инфекции является социальной проблемой».
Международные организации, включая Объединенную программу ООН по ВИЧ/СПИДу (UNAIDS) эту цифру как минимум удваивают (Feshbach, 2008). По подсчетам В. В. Покровского, в России с ВИЧ живут 1,5—2 млн граждан, причем 75% новых случаев заражения приходится на молодежь от 15 до 29 лет. В ряде регионов рост инфекции принял эпидемический характер.
Кто прав в споре эпидемиологов, который часто носит межведомственный и даже идеологический характер, – судить не мне. Хотя некоторые пессимистические прогнозы В. В. Покровского в прошлом не оправдывались, верить более спокойным оценкам государственных чиновников мой жизненный опыт не позволяет. К тому же и они нерадостны.
Сегодня ВИЧ-инфекция распространяется в России, как и на Западе, главным образом половым путем. Если в 1998– 1999 гг. 90% инфицированных составляли наркоманы, то сейчас 30—40% инфицированных – люди, никогда не употреблявшие наркотики, в том числе женщины и дети. А из тех, кто уже заболел СПИДом, необходимое по международным нормам лечение получают далеко не все.
Главная беда – отсутствие эффективной профилактики. По словам заместителя начальника отдела Роспотребнадзора по надзору за ВИЧ/СПИДом Ларисы Дементьевой (пресс-конференция 4 сентября 2009 г.), в настоящее время в России действуют более 400 программ по борьбе с ВИЧ, половина из которых направлена на профилактику инфекции. На профилактику, выявление и диагностику ВИЧ в этом году выделено в общей сложности 7,8 млрд руб. Тем не менее, уровень знаний населения о ВИЧ по-прежнему остается крайне низким. Например, в результате последних социологических опросов, проведенных по заказу Роспотребнадзора, установлено, что 40% россиян по-прежнему уверены в том, что СПИД передается с укусами комаров. В последнее время толерантность в отношении ВИЧ-инфицированных снизилась в России на 7%. «Отмечаются негативные, более дискриминационные настроения. Сегодня сесть за стол с человеком с ВИЧ-инфекцией откажутся больше людей, чем в прошлом году», – подчеркнула Дементьева.
Нетерпимость сложившегося положения вещей начинают понимать даже отдельные политики. Первый зампред комитета Госдумы по безопасности Михаил Гришанков сообщил, что в федеральном бюджете на 2010 г. не предусмотрены средства на профилактику ВИЧ среди уязвимых групп.
«Одна из причин этого – искаженные, а подчас и ложные данные по эффективности программ снижения вреда, предоставляемые руководству страны, Минздравсоцразвития РФ и руководству Москвы со стороны ряда лиц», – заявил депутат. В частности, Гришанков назвал опасными действия и информацию главы комиссии Мосгордумы по здравоохранению и охране общественного здоровья Людмилы Стебенковой (см. о ней Кон, 2006).
«Они ввергают государство в стагнацию, теряется время на сдерживание эпидемии, вместо работы происходят по иски внешнего врага, вместо использования эффективного опыта, уже зарекомендовавшего себя в десятках государств, звучат декларативные призывы к поискам особого пути для России». Гришанков заявил, что не видит смысла в агитации за прочность семьи среди проституток и не может понять, как смогут сдерживать ВИЧ программы против ожирения и табакокурения.
По его мнению, происходит подмена понятий и подтасовка данных, расходящихся с выводами эпидемиологов об оценке ситуации по распространению ВИЧ в тех регионах, где действуют программы снижения вреда. По словам парламентария, самое печальное – что региональным центрам по борьбе со СПИДом из Москвы советуют забыть о таких программах, а реальная ситуация медиками даже не обсуждается (Власова, 2009).
Социально-правовые аспекты сексуальной культурыСексуальное здоровье и сексуальные права личности требуют соответствующей правовой защиты. Демократическое законодательство, в отличие от авторитарного, основывается на нескольких общих принципах:
1. Поскольку интересы и права человека стоят выше интересов государства и его чиновников, вмешательство государства в личную жизнь граждан должно быть минимальным.
2. Ограничения прав личности допускаются, только если реализация ее желаний и потребностей нарушает законные права и интересы других людей.
3. Чрезмерное расширение сферы правового, особенно уго ловно-правового, регулирования не только нарушает права граждан и свободу их личной жизни, но и подрывает правовую систему в целом. Предписания слишком общего характера невозможно эффективно контролировать, а если применение закона становится избирательным, это неизбежно порождает произвол, злоупотребление властью и коррупцию правоохранительных органов.
4. Предусмотренные законом наказания должны быть адекватны правонарушению, чтобы не увеличивать число преступников и не создавать в обществе атмосферу страха и паники.
С конца 1980-х годов российское законодательство развивалось принципиально в том же направлении, что и мировое. Многие элементы авторитаризма и произвола, вроде уголовного преследования гомосексуальности, были законодательно устранены. Разногласия и споры относительно возможных способов социального контроля за сексуальностью касаются тех же вопросов, что и в остальном мире (охрана сексуальной неприкосновенности личности, защита от сексуальной эксплуатации детей и подростков, обеспечение гендерного равенства, отношение к платным сексуальным услугам, коммерческой эротике и т. д.), и при этом используются те же самые теоретические и моральные аргументы. Тотальное противопоставление современной России «цивилизованному миру» по этим признакам уже неосновательно. Тем не менее, у страны есть своя печальная специфика, которая в новом столетии даже усилилась.
Социально-экономическая отсталость делает многие формально провозглашенные, в том числе и сексуальные права фиктивными, люди не могут их реализовать. Культура бедности неизбежно является культурой насилия, в том числе сексуального. В российских тюрьмах до сих пор содержится около одного миллиона заключенных. Сказываются и особенности традиционной ментальности. Из-за «притерпелости» россиян к насилию, сексизму и гендерному неравенству соответствующие факты не только не вызывают протеста, но воспринимаются как нормальные, естественные и неустранимые. По многим вопросам российское общественное мнение консервативнее законодательства.
При отсутствии демократических традиций это сказывается на стиле поведения политической элиты.
Вместо того чтобы воспринимать сексуальность как положительный элемент общественной и личной жизни (так чувствует каждый здоровый человек), российские политики и чиновники относятся к ней негативно и настороженно (сексофобия), как к постоянной угрозе, требующей жесткого административного регулирования.
Доверенных их попечению людей чиновники воспринимают не как равноправных и разумных сограждан, способных принимать самостоятельные решения, а как безответственных малолетних несмышленышей, которых охраняет и дисциплинирует авторитарная и, по возможности,
Отношение российского чиновничества к мировому опыту избирательно и произвольно. Почтительно цитируя выгодные им международно-правовые документы, чиновники полностью игнорируют или высокомерно отвергают другие, не менее важные требования, особенно если речь идет о защите прав человека. Вопросы сексуального здоровья и культуры часто ставятся не ради решения конкретных проблем, а в качестве разменной монеты в политических играх, причем так поступают не только отдельные политики и ведомства, но и все четыре, включая прессу, ветви власти.
Это хорошо видно на примере таких сюжетов, как платные сексуальные услуги (проституция), коммерческая эротика и порнография, сексуальное насилие и особенно – сексуальная неприкосновенность детей.
ПроституцияДо середины 1980-х годов существование в СССР проституции, как и бедности, официально отрицали. Немногочисленные исследования, проводившиеся юристами и социологами, были закрытыми и печатались под грифом «Для служебного пользования».
Заговор молчания был прорван в ноябре 1986 г. сенсационным очерком журналиста Евгения Додолева «Белый танец» в газете «Московский комсомолец» о райской жизни валютных проституток. За первой статьей последовали другие, столь же сенсационные (Дьяченко, 1991а). Хотя проституция в них морально осуждалась, у бедных советских женщин, живших на скромную зарплату и не имевших возможности покупать дорогие модные наряды, этот образ жизни невольно вызывал жгучую зависть. Настоящим бестселлером стала повесть Владимира Кунина «Интердевочка» (1988 г.) и снятый по его сценарию одноименный фильм. Кстати, могу засвидетельствовать, что в отличие от большинства литераторов, делавших деньги на «неприличной» теме, Кунин начал серьезно исследовать ее, когда она была еще абсолютно запретной и шансы на создание фильма были ничтожными. В Доме творчества кинематографистов в Репино, где писатель жил и работал, на стене его номера висел «Список консультантов», в одной колонке были телефоны путан, а в другой – офицеров милиции. Это вызывало юмористические ассоциации.
При анонимном анкетировании старших школьников в Риге и Ленинграде в 1989 г. валютная проституция оказалась в десятке наиболее престижных профессий. При опросе московских школьников и учащихся ПТУ относительно наиболее престижных и доходных профессий, проведенном «Литературной газетой», проститутки разделили с «директорами» и «продавцами» 9—11 места, опередив журналистов, дипломатов и таксистов, не говоря уж о профессорах и академиках. Правда, вскоре выяснилось, что журналисты, как всегда, многое упростили. Интердевочки, «путаны», работавшие только за валюту, оказались лишь верхушкой айсберга, немногочисленным аристократическим слоем; чтобы попасть туда, нужны внешние данные, квалификация и, главное, как всегда и везде, связи. Гораздо более многочисленная категория проституток, работавших за советские «деревянные» рубли, рисковала гораздо больше, а зарабатывала неизмеримо меньше.
Первые выступления прессы по этому вопросу были окрашены, с одной стороны, завистью, а с другой – ненавистью («Их, проституток, надо обливать бензином и поджигать». «Я бы всех проституток уничтожал»).
По мере развала советской экономики проституток становилось все больше, а отношение к ним – терпимее. Появились и социологические исследования (Габиани, Мануильский, 1987; Проституция и преступность, 1991; Гилинский, Афанасьев, 1993; Афанасьев, Скоробогатов, 1994; Голосенко, Голод, 1998), правда, не всегда сопоставимые и подчас с сильным ведомственным милицейским душком.
Советская идеология не любила рассматривать «отрицательные» явления как социально обусловленные, предпочитая объяснять их индивидуальными склонностями. Применительно к проституции это означало, что «шлюха», работающая за деньги, обязательно должна быть также «блядью», получающей от своей работы удовольствие. Отсюда – повышенный интерес к сексуальной жизни секс-работниц. Однако предположения о «повышенной сексуальности» проституток, как и в дореволюционной России, не подтвердились, их главные мотивы оказались экономическими. Причем если раньше их деятельность была более или менее индивидуальной, то в 1980—1990х гг. они попали в зависимость от организованной преступности.
Современная городская проституция в основном профессиональна и четко стратифицирована. Самая организованная форма сексуальной коммерции – гостиничная проституция полностью контролируется преступными группировками, которые не пускают в «свою» гостиницу посторонних. На втором месте – многочисленные «агентства» по предоставлению интимных услуг, функционирующие под видом клубов, саун, массажных кабинетов, бюро знакомств и т. п. Существуют и агентства по вербовке или продаже молодых женщин и девушек за границу. Этот криминальный бизнес дает огромный доход. Ступенькой ниже стоит «квартирная» проституция, которой занимаются женщины, имеющие собственную сеть клиентов и старающиеся избежать внимания милиции и рэкетиров.
Особая разновидность проституток – «кидалы», работающие в тесном контакте с водителями такси или владельцами частных автомобилей. Они подбирают клиентов в ресторанах, барах и кафе, расположенных в центре города, получают деньги за будущие услуги, водитель везет их якобы на квартиру, а на самом деле останавливается у проходного двора или подъезда, где женщина скрывается. Бывает и хуже: доверчивого клиента избивают, грабят и даже убивают.
Самая низшая категория – уличная проституция, рассчитанная в основном на приезжих. Ею обычно занимаются опустившиеся, спившиеся женщины. Ни о каких мерах противоэпидемической безопасности тут нет и речи. Кроме профессиональных проституток существуют любительницы, продающие свое тело ради дополнительного дохода, чтобы приодеться, а то и просто для пополнения семейного бюджета.
На фоне общего разорения страны и роста детской безнадзорности в 1990-х годах сильно выросла детская проституция. Дети и подростки идут на панель вследствие бездомности, спасаясь от пьянства и жестокости родителей, а иногда их попросту продают. Сильно выросла мужская проституция, как гетеро-, так и гомосексуальная. Для некоторых иностранцев Россия стала привлекательным местом сексуального туризма, вроде Таиланда (но значительно более опасным). Широко распространилась также практика продажи молодых российских женщин и несовершеннолетних девушек в зарубежные бордели. Одни идут на это сознательно, а другие даже не подозревают, что будет с ними дальше. Разыскать таких нелегальных иммигранток, живущих под фальшивыми паспортами, когда о них начинают беспокоиться родственники, практически невозможно.
Все это сделало в 1990-х годах проституцию серьезной социальной проблемой и одновременно способствовало изменению отношения к ней. Последнее связано как с расширением понятия социально приемлемой экономической активности, так и с ростом сексуальной терпимости.
В 1992 г. каждый десятый молодой, до 25 лет, петербуржец уже считал проституцию законной формой зарабатывания денег (Афанасьев, Скоробогатов, 1994). В нашем опросе 1995 г. с мнением, что «занятие сексом ради денег не должно осуждаться в современном обществе», согласились 37% 16—19-летних девушек и 46% юношей; не согласились соответственно 41 и 34%. При опросе в 1997 г. школьников 7—9-х классов, доля полностью согласившихся с этим суждением юношей почти вчетверо, а доля девушек в 2,5 раза превысила аналогичные ответы их учителей и родителей.
Судя по данным массовых опросов, большинство россиян морально осуждает проституцию. При опросе Левада-Центром 20—45-летних москвичей (март 2002 г.) на вопрос: «Как вы считаете, это нормально, допустимо – заниматься сексом за деньги?» – утвердительно ответили 25%, отрицательно – 55%, затруднились с ответом 20% опрошенных. Впрочем, респонденты осуждают скорее секс-работниц, чем их клиентов.
В эффективность репрессивных мер большинство россиян не верит и их не одобряет. Отвечая на вопрос ВЦИОМ (осень 1997 г.): «Как вы считаете, что следовало бы предпринять в отношении проституции?» – 47,4% опрошенных выбрали вариант «легализовать и взять под контроль».
Это мнение разделяют более молодые (60% 18—24-летних) и более образованные (62% людей с высшим образованием) люди. Напротив, 32% опрошенных (27% мужчин и 36% женщин) считают нужным «ужесточить меры наказания» (это особенно поддерживают пожилые люди, старше 55 лет), 9% считают, что в это дело нужно «не вмешиваться», а 11% затруднились с ответом. Как показывают данные четырех национальных опросов ВЦИОМ/Левада-Центра, общая терпимость к платному сексу с 1989 до 2003 г. заметно выросла (см. таблицу).
Как следовало бы поступить с проститутками (ответы в % от числа опрошенных)Расходятся и позиции законодателей.
Хотя платное сексуальное обслуживание имеет достаточно глубокие социальные, психологические и сексуальные причины и функции (см. Кон, 2004), его издержки не менее очевидны.
Во-первых, проституция угрожает здоровью населения, будучи рассадником ЗППП и ВИЧ.
Во-вторых, она основана на угнетении женщин. Обмен сексуальности на ресурсы, то есть превращение ее в товар, включает секс в систему отношений господства и подчинения. Сексуальность продает та часть человечества (женщины, молодые мужчины, дети), у которой меньше власти, а покупает та, у которой ее больше.
В-третьих, как всякий коммерческий секс, она безнравственна.
В-четвертых, она тесно связана с отечественной и международной преступностью.
В-пятых, несмотря ни на какие запреты, в нее постоянно вовлекаются несовершеннолетние и даже маленькие дети. Международная торговля женщинами, особенно в странах СНГ, приобрела настолько широкий размах, что это вызывает озабоченность многих гуманитарных организаций и ООН. По данным российского МВД, среди лиц, занимающихся проституцией, до 20% составляют несовершеннолетние, пятая часть из которых 12—13-летние дети (Цветков, 2004).
Что с этим можно сделать?
Органы МВД и некоторые политики предлагают усилить наказания за проституцию, полагая, что это позволит заметно уменьшить уличную проституцию, рекламу сексуслуг в СМИ и, возможно, вовлечение в эту сферу несовершеннолетних. Их противники резонно указывают, что проституция не столько исчезнет, сколько переместится в сферу незапрещенных сексуслуг: ночных клубов, эротических шоу-программ, эскорт-услуг, секса по телефону, массажных салонов и т. д. Контроль за соблюдением этих запретов потребует значительных бюджетных средств и неизбежно обернется новыми теневыми доходами для правоохранительных органов. «Меры, направленные на борьбу с нелегальной проституцией путем, например, увеличения денежного штрафа, могут приводить к обратному эффекту – увеличивать проституцию, а не сокращать ее» (Левин, Покатович, 2006).Позиции сторон являются в значительной мере ведомственными. При опросе в 1989 г. 154 сотрудников органов внутренних дел и 42 ученых-экспертов 72% сотрудников МВД высказались за введение уголовной ответственности за проституцию, а 77% хотели бы распространить какую-то административную ответственность также на клиентов проституток. Эксперты-ученые были значительно либеральнее.
83,3% их убеждены, что проституция неизбежна, а 52,3% думают, что она не обязательно ведет к преступной деятельности. На вопрос: «Целесообразно ли установление уголовной ответственности за проституцию?» – 83,3% экспертов ответили отрицательно, причем весьма категорично («Боже упаси!» «Я абсолютно против!»). 64,2% экспертов высказались и против привлечения к ответственности клиентов (Дьяченко, 1991б).
Противоположная стратегия – легализация и превращение проституции в разрешенный вид предпринимательской деятельности, вплоть до создания официальных домов терпимости, как в ряде западных стран, выглядит более рациональной (Дьяченко, Синельникова, Шлык, 1999). Однако это возможно только в условиях сильной экономики и стабильного правопорядка. Если российское государство не в состоянии защитить богатых предпринимателей, то гарантировать безопасность и вырвать из криминальной среды сексуальных работниц оно подавно не сможет. Тогда какой смысл им платить государству дополнительные налоги?
Аргументы обеих сторон зачастую не вполне реалистичны. Сотрудники МВД говорят, что брать налог с проституток безнравственно, потому что тогда школьная учительница, получающая зарплату из бюджета, будет заинтересована в том, чтобы ее ученики ходили к проституткам. Но водочные акцизы, на которых держится часть государственного бюджета, не говоря уж о доходах от продажи оружия, еще более безнравственны, тем не менее никто не предлагает от них отказаться. Столь же абстрактны аргументы либералов. Предлагая легализовать секс-обслуживание как индивидуальное предпринимательство, некоторые при этом подчеркивают, что не должно быть никаких борделей, «это – эксплуатация». Но разве Газпром, который рекламирует себя как национальное достояние, или даже маленькая шляпная мастерская обходятся без эксплуатации? Если узаконить только индивидуальное сексуальное обслуживание, секс-работнице придется приводить клиентов к себе домой.
А если у нее ребенок? Да и вообще таких клиентов домой лучше не водить. Не получится ли, что прилично организованный бордель, имеющий помещение, охрану, врача и т. д., при всей его моральной неприглядности будет выгоднее и для клиента, и для секс-работницы? Боюсь, что к радикальным решениям в этом вопросе Россия ни экономически, ни социально-психологически не готова, придется искать компромиссные варианты, хотя они никому не нравятся.
Коммерческая эротика
Сложная ситуация сложилась вокруг коммерческой эротики и «продукции сексуального характера». В 1990-х – начале 2000-х годов Государственная дума приняла ряд законов, направленных на урегулирование этой сферы жизни. Некоторые из этих актов, категорически запрещающие вовлечение несовершеннолетних в производство и распространение сексуальной продукции, а также распространение, публичную демонстрацию или рекламирование материалов или предметов «с порнографическими изображениями заведомо несовершеннолетних» (статья 242. 1 УК РФ) были абсолютно необходимы.
Но как отличить «законную» эротику, которая давно уже стала частью повседневной жизни россиян, от запрещенной порнографии? Многие западные теоретики признали эту задачу неразрешимой, согласившись с известным французским писателем Аленом Роб-Грийе, что «порнография – это эротика других». В научной литературе «порнографией» чаще всего называют любые медиа, созданные и рассчитанные на то, чтобы развлекать или возбуждать эротическое желание (Diamond, 2009). В одном популярном американском учебнике сексологии «эротика» иронически определяется как сексуально откровенные материалы, приемлемые для зрителя, а порнография – как сексуально откровенные материалы, неприемлемые для зрителя.
Потребление порнографии (или «сексуально откровенных материалов») – явление массовое. По данным разных исследований, это делают от 86 до 98% мужчин и от 56 до 85% женщин (см. обзор Кон, 2006). Из 10 тыс. опрошенных норвежцев от 18 до 49 лет порнографические журналы читали 82%, фильмы смотрели 84%, а Интернетом пользовались 34% . После того как Дания легализовала продажу порнографических текстов (в 1967 г.) и рисунков (в 1969 г.), количество некоторых сексуальных преступлений в стране заметно снизилось. Аналогичный эффект легализация порнографии дала в Швеции, Западной Германии, Японии и еще нескольких странах (Diamond, 2009).