Клубничное убийство
Шрифт:
— Я не заявляю, а говорю с чужих слов.
— И что мне с этим делать?
— Вы спрашиваете меня так, как будто я ваш папа.
— И все-таки?
Половцев смотрел на Сильвестра с напряженным вниманием, как кот, наблюдающий за вялой мухой. Он был уверен, что у этого типа есть готовый рецепт. И то, что он посоветует, лучше исполнить без обсуждения.
— Думаю, что нужно побывать в редакции, поспрашивать у людей — что видели, что слышали про эти зажигалки. Только сделать это следует деликатно. Пусть Майя туда поедет и покрутится. Она всегда
— Но она ведь дилетантка! Я уж имел случай убедиться…
— В нашей ситуации лучше неумелые женские пальчики, старший лейтенант, чем ваши опытные грабли.
— А может, сами? — неуверенно предложил Стас, глянув на свои грабли и поразившись тому, какие у него желтые пальцы. От никотина, точно. Сдохнет он когда-нибудь от этой заразы, как пить дать. — Может, сами заглянете в редакцию?
Сильвестр отказался наотрез. Уже в коридоре, провожая гостя, Майя торопливо оглянулась и шепотом пояснила:
— Не предлагайте боссу сейчас выбираться из дому. После того случая с банановым убийцей у него был серьезный приступ. Его теперь вообще на улицу калачом не выманить. Он из-за этого нервничает. Лучше уж я…
— Чего так обреченно? — хмыкнул Стас и передразнил: — Лучше уж я… Как на смерть собрались. Героиня. А всего-то и надо, что пошустрить по кабинетам. Пофлиртуйте с кем-нибудь. Вы флиртовать умеете?
— А вы что, сомневаетесь?
— Помню, помню, как вы мне пытались глазки строить! Топорная работа.
— Что?!
Старший лейтенант Половцев, ухмыляясь, одним прыжком покинул квартиру номер девятнадцать. Дверь за ним захлопнулась с такой силой, как будто хотела догнать его и сплющить.
Похороны Ирины Аршанской. Соболезнования убийцы?
Погода вдень похорон Ирины Аршанской была самой подходящей для такого печального события — свинцово-серое низкое небо, откуда без устали сыпал мелкий колючий снег, сводя на нет любые усилия дворников с лопатами и водителей специальной снегоуборочной техники.
Проводить Ирину в последний путь собралось неожиданно много народа, поэтому перед кладбищенскими воротами, от которых, согласно утвержденной церемонии, гроб должны были на руках нести физически крепкие родственники и друзья, образовалось некоторое столпотворение и неразбериха. Было заметно, что завхоз редакции, пожилой лысый дядька, полковник в отставке, на которого и была возложена организация похорон, нервничал и излишне суетился. Однако боевое прошлое полковника наконец возобладало над эмоциями: ему удалось организовать всех прибывших в некое подобие колонны по четыре. Грустная процессия двинулась к месту «последнего пристанища усопшей», как высокопарно выразился хорошо проплаченный накануне и оттого чрезвычайно любезный кладбищенский администратор.
Чувствуя себя здесь абсолютно чужой и лишней, Майя с видом бедной родственницы пристроилась в самом конце траурной процессии. Монотонное однообразие черного ничто не нарушало — букеты и венки были почему-то преимущественно белого цвета и оттого
«Интересно, откуда столько народа? Редакция, вероятно, в полном составе, а это — человек двадцать, а то и больше. Во всяком случае, знакомых ей лиц сотрудников журнала много. Родственники, в том числе дальние, подруги, знакомые… Кто еще?» — строила догадки Майя.
Становилось зябко от слабого, но отчетливо холодного ветерка, за шиворот противными холодными струйками стекал таявший на ее непокрытой голове снег. «Слава Богу, обошлось без оркестра, а то бы тут такое началось…» К счастью, Майя за свою жизнь была на похоронах всего два раза, но запомнила, как печальная, рвущая душу музыка придавала скорби такой невыносимый характер, что рыдать в голос начинал и даже закаленные крепкие мужики. Сжимая замерзающими руками букетик с четным количеством белых гвоздик, она попыталась было направить мысли в конструктивное рабочее русло. Например, как умудриться выделить из толпы и зафиксировать подозрительных лиц, если все вокруг одинаково черные и печальные. Но тут ей прямо в ухо насмешливо бухнули:
— А последнее пристанище ничего себе!
Испуганно отпрянув, Майя обернулась на наглеца, осмелившегося шутить шутки в такое время и в таком месте. Наглецом оказался Половцев. Он дышал на нее перегаром, был небрит, помят лицом и одет для похорон несколько вызывающе — голубые джинсы, светло-коричневая кожаная куртка и кроссовки. На голове дикая шапочка, в которой, похоже, дедушка героического оперативника сдавал школьные нормы на значок «Готов к труду и обороне».
— Вы с ума сошли! — ахнула Майя и испуганно огляделась — не смотрит ли на них кто. — Почему вы такой… ужасный? Это же похороны, а не бразильский карнавал.
— Ничего не попишешь, — выдохнул Стас. — Я вторые сутки домой попасть не могу.
— В загуле, что ли?
— Ну, почему так, — приятно улыбнулся Половцев небритым лицом. — Работа. Сложную операцию проводили, вот только под утро все закончилось. Так что я прямо с корабля — на бал. В смысле — на похороны.
— С какого корабля? Сейчас навигации нет, лед везде. Или вы проводили операцию на атомном ледоколе?
— Это в переносном смысле. У вас, дорогая, видимо, немного замерзли органы, отвечающие в организме за сообразительность и чувство юмора. Не дать коньячка? У меня есть немного. — И Половцев ловким движением достал из-за пазухи плоскую фляжку.
Майя выпрямилась и ответила:
— Спасибо, я на улице не употребляю.
— Ну, не обижайтесь. Я просто подумал — вдруг вы замерзли? Впрочем, мы немного отстали. Давайте, шевелите конечностями.
По-хозяйски взяв девушку за руку, он поволок ее к скрывающемуся за ближайшим поворотом хвосту процессии.
— Я ведь что хотел сказать, — стал он на ходу оправдываться. — Кладбище элитное, на такое просто так не ляжешь. Место для могилы — обзавидуешься, семь минут хода от главных ворот, навещать удобно. А вы — глумитесь, глумитесь…