Клятва, которую мы даем
Шрифт:
Я не сделала достаточно, чтобы защитить ее.
Я скрежещу зубами, позволяя адреналину, бурлящему в моих венах, заглушить все остальное. Я нажимаю на газ, выезжая с парковки.
– Сири, – я жду ее роботизированного ответа, прежде чем снова заговорить. – Позвони Лилак.
Голос повторяет команду, прежде чем в машине раздается страшный гудок.
Гудок.
Я пролетаю на запрещающий красный свет. Слева от меня раздается визг сигнала, и я несусь сквозь поток машин, уверена, что избежала
Гудок.
Из-за слез размывается карта на экране моего телефона, костяшки пальцев белеют, когда я сжимаю руль, резко дергаясь вправо, чтобы не пропустить поворот.
Гудок.
Ее последнее местонахождение в двадцати минутах езды от меня. Двадцать минут.
Гудок.
Прошло меньше пяти минут, прежде чем я пропала без вести. В один момент я шла домой. В следующий момент я была без сознания. Похищенная. Под наркотиками. Голая. Менее чем за пять минут я лишилась двух лет жизни. Что может случиться с ней за двадцать?
Гудок.
– Привет, это Лилак! Я здесь, но на звонки, естественно, не отвечаю. Если...
– Черт! – кричу я, обрывая ее заранее записанное сообщение голосовой почты. – Блядь. Блядь. Блядь!
Мои руки впиваются в руль, пока ладони не приобретают яркий оттенок красного. Я застряла за другой машиной, и красный свет, горящий над нами, дразнит меня.
Я опускаю голову на руль и трясу ей, пока горячие слезы не скатываются по моему лицу. Это не слезы печали, а слезы гнева, разочарования с оттенком паники. Мое тело настолько переполнено эмоциями, что у него нет другого выхода, кроме как слезоточить.
Надеюсь, что моя сестра попала в аварию или поранилась во время похода. Я много раз говорил ей, чтобы она всегда ходила с друзьями, когда исследует тропы, но сейчас? Я надеюсь, что она не послушала меня.
Я приму ее упрямство за альтернативу. Я хочу быть оптимисткой, верить в случайности. Но в глубине души я знаю, что она в беде, и он в этом замешан.
Стивен всегда был не слишком терпелив со мной, особенно когда я отказывалась с ним разговаривать.
Первые несколько месяцев в подвале я отказывалась открывать рот. Ни слова ему не сказала.
Так было до тех пор, пока он не вывихнул мне плечо.
Он часами держал меня на привязи. Тяжелые цепи, прикрученные к бетонному потолку, обхватывали мои запястья. Я висела там, над землей, пальцы ног едва касались пола, дразня меня, давая понять, что облегчение всего в нескольких дюймах от меня, и все, что мне нужно было сделать, – это заговорить.
Он продержал меня там с вывихнутым плечом два дня, пока я не начала говорить, как только ко мне обращались.
Вот что я получила за то, что игнорировала его сообщения.
Я думала, что он сразу придет за мной, но
Стивен хочет, чтобы я была сломлена. Понимаете, он хочет, чтобы я нуждалась в нем. Он разрушит все, будет морить меня голодом и мучить, пока единственным светом, который я буду видеть, не будет тот, что дает он.
Для меня не может быть ничего, кроме него.
И хотя я хочу быть оптимисткой, надеяться на лучшее, я знаю, что он что-то с ней сделал, потому что знает, что Лилак – единственное, что мне дорого.
Кто-то сигналит позади, заставляя меня подпрыгнуть, и я нажимаю на газ и проезжаю светофор. Я пытаюсь следовать указаниям на карте, тело дрожит, когда я смотрю на экран своего телефона, наблюдая, как расстояние между нами становится все короче и короче.
Лилак не выживет, говорит мне мой разум, и я знаю, что это несомненная правда.
Она не переживет Стивена.
Во мне всегда был порок, в моей душе – тьма. Я – побочный продукт интрижки, родилась проклятой и убила свою мать еще до того, как она узнала меня, чтобы доказать это.
Эта порочность, как дарована, так и украдена? Она помогла мне вынести Стивена Синклера.
Лилак – не я. Она хорошая, переполнена светом. Она не справится.
– Привет, Сири. Позвони...
Мне ведь понадобится помощь, верно?
Кому звонить?
Местной полиции? Они ничего не сделают – половина из них, вероятно, все еще работают на Стивена.
Нашему отцу? Я даже не уверена, что он ответит на звонок.
У меня никого нет, потому что я сделала себя островом. Однажды я посмотрела в зеркало и сказала, что лучше быть одной. Когда ты одна, никто не может причинить тебе боль.
Но в том-то и дело.
Когда ты одна, никто не может тебе и помочь.
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, понимая, что мне нужно успокоиться. Мне нужна помощь, и сейчас я могу думать только об одном человеке.
– Позвони Сайласу Хоторну.
Мои руки поворачивают руль, когда я проезжаю поворот, и я тупо моргаю, пока телефон совершает вызов. Я начинаю ненавидеть гудки.
Зубы впиваются в нижнюю губу. Несмотря на то, что произошло в «Вербене», на мое стервозное поведение «У Тилли» и на гала-выставке, мне нужно, чтобы он ответил на этот звонок.
Я эгоистка, прекрасно понимающая, насколько я недостойна его доброты, но мне все равно нужно, чтобы он взял трубку.
К моему облегчению, он отвечает на втором гудке. Этот спокойный, ровный голос, словно потрескивающие угли, отражается от стекол моей машины, окутывая меня запахом сигаретного дыма и дорогого одеколона.
– Коралина.
От того, как он пробует на вкус каждый слог моего имени, меня пробирает дрожь. Он говорит это так, будто уже знает, что я в беде, будто ожидал моего звонка.