Клятва, которую мы даем
Шрифт:
С тех пор, как Лилак научилась говорить, она была сама по себе маленькой личностью, которую не беспокоили ограничения и правила, установленные миром. Когда я пытаюсь вспомнить, что было до похищения, у меня в голове остаются только воспоминания связанные с ней.
Она сделала свои первые шаги в десять месяцев, потому что отказывалась ползать. Мне только что исполнилось шесть, и она успела сделать пять шагов вперед, прежде чем упала в мои протянутые руки. Мы обе оказались на полу.
Я помогла ей вырвать первый зуб, когда ей было пять.
До своих восемнадцати лет, я делала ей прически по любому поводу. Заклеивала ее колени пластырем, когда она решила стать профессиональным скейтбордистом. Учила ее, как наносить макияж и ориентироваться в искусстве месячных. Я держала ее за руку во всех ее кошмарах, прогоняла монстра под ее кроватью и часами позволяла ей бросать в меня теннисные мячи, как в мишень.
Однажды в кафе репортер спросил меня, чего мне больше всего не хватало за те два года, что меня не было.
Я выплеснула свой холодный кофе ему в лицо, а позже, когда остыла, обдумала свой ответ.
Это была Лилак.
Я пропустила два года ее жизни, и каждый миг отсутствия убивал меня.
Месяцами я рыдала в том подвале. Страшно боялась, что она подумает, будто я бросила ее по своей воле. Что я бросила ее, не попрощавшись. Когда я попала в больницу, я хотела видеть только ее.
Я пропустила два года и поклялась, что больше не пропущу ни секунды.
– Ты расскажешь мне о ней или мне придется выпытывать?
Она молчит лишь мгновение, прежде чем взорваться информацией. Ее никогда не трудно заставить говорить о себе – ее знак зодиака Лев, и она никогда не позволяет мне забыть об этом.
– Она такая красивая, Кора. И она играет в футбол. Наши разговоры длятся часами, и они намного содержательнее, чем все те, что я вела с людьми из Пондероза Спрингс. Она просто... глубокая. Мы переписываемся о вещах, которые имеют значение, – делится она, а я просто улыбаюсь, слушая ее рассказ.
– У нее есть имя?
– Рис, – ее щеки краснеют, когда она это произносит.
Я позволяю ей болтать о ее увлечении, слушаю, как она читает совместные переписки между ними двумя, и одобрительно киваю, когда она показывает мне селфи этой девушки.
Я слушаю, позволяю ей быть подростком и наслаждаюсь ее способностью чувствовать такие вещи. Надеяться, знать, что у нее впереди вся жизнь, и что бы она ни делала, я буду рядом, чтобы поддержать ее.
– А Рис практикует безопасный секс?
– О мой гребаный бог, – из нашей кабинки доносится смесь стона и писка, когда она закрывает лицо руками. – Мы еще даже не встречались, мы познакомились в чате нашего школьного округа. О сексе речи не шло, Кора!
– Я не пыталась смутить тебя. Я просто спросила. В старших классах пансексуалов не учат безопасному
– Не продолжай. Я сейчас брошу в тебя этим бургером.
Я закатываю глаза.
– Так драматично.
Звенит колокольчик, стеклянная входная дверь распахивается. Внутрь заходит еще один ночной посетитель, но когда я смотрю на него, то по своей человеческой природе молча проклинаю вселенную.
Группа приковывает к себе внимание, словно темное облако. В закусочной повисает тишина. Даже лязг металла, издаваемый поварами в дальнем конце заведения, затихает.
Это эффект Парней Холлоу.
Так шутили мои друзья, когда парни входили в комнату. Когда на тебя давит груз их фамилий и репутаций, их сложно не заметить.
Будь то уважение или страх, люди останавливаются, смотрят и понижают голос при их появлении, независимо от того, куда они идут или где появляются. Их глаза сканируют ретро-интерьер закусочной, и в конце концов взгляд останавливается на пустой кабинке неподалеку от нашей.
Время, проведенное вдали от Пондероза Спрингс, не уменьшило их влияния. С годами оно только усилилось. В них есть все, чего боятся влиятельные придурки в Пондероза Спрингс.
В подростковом возрасте они были анархией, злобным лесным пожаром, который нужно было потушить, но не удавалось вовремя сдержать. Теперь, когда они стали взрослыми и получили полный доступ к деньгам и власти, которые дает их наследство, надежды на спасение нет.
Они используют свою силу, чтобы отомстить системе, которая превратила их в монстров, как только поддадутся искушению.
Богатые пожирают богатых.
Однако все знают правду.
У Парней из Холлоу всегда были более острые зубы.
– Как думаешь, они заплетают друг другу косички16? – Лилак шепчет через стол, на долю секунды оглядываясь на них через плечо, прежде чем повернуться обратно. Достаточно смело, чтобы пошутить, но не достаточно дерзко, чтобы они это услышали.
Я сдерживаю смех, пока они идут по проходу.
Алистер Колдуэлл, как всегда, лидирует; он ничего не знает, кроме как быть первым. Темные волосы. Темные глаза. Чертово темное сердце. Если у него когда-нибудь возникали проблемы, он был известен тем, что решал их с помощью кулаков. Было странно, что кто-то, кто ненавидел этот город так сильно, как он, владел такой его частью.
В шаге позади него возится со своей кожаной курткой Рук Ван Дорен, пока Алистер не толкает его. Он излучает бунтарство со спичкой, зажатой между зубами, и мальчишеской ухмылкой. Белки его глаз покраснели от травы. Уверена, что они здесь так поздно, именно из-за того, что он накурился и хочет есть. Интересно, он бросит курить до или после того, как последует примеру своей семьи и станет судьей?
– Как будто Тэтчер Пирсон позволит кому-то прикоснуться к себе, – говорю я, заставляя ее смеяться в свой молочный коктейль.