Клятва на стали
Шрифт:
– Мы квиты, – покачал я головой.
– Да, по части смертей, но по части спасения? Нет. Для моего спасения ты сделал гораздо больше, чем просто кого-то убил, и я этого не забуду.
Я представил возвращение в Илдрекку с караваном джанийских ассасинов в поводу. Или даже с одним-единственным. Да, это произведет фурор…
Но может быть кстати.
– Идем, – позвала Ариба. – Мы засиделись. Я должна доставить тебя к твоим людям, чтобы за тобой присмотрели.
– Мне нужны мечи, – сказал я, указав на труп Волка. – И веер.
– Не в такой же ты нужде, чтобы… – Ариба помрачнела.
– Нет, – перебил ее я, – не в этом дело. У меня тоже
Ариба оценила немногочисленные трофеи и вздохнула. Пока она собирала их и делала примитивную перевязь из одежды и кушака Волка, я запахнул дублет, сколько смог, и заставил себя подняться. Нога горела, голова кружилась, но я понимал, что нам ничего не добиться, если я не сумею идти. Лучше решиться сразу.
Я вытряхнул из шейного кисета два зерна ахрами и сунул в рот, стараясь не замечать медного привкуса моей же крови, смешавшегося с дымком.
Когда Ариба подошла с веером в руке и нагруженная упакованными мечами, я смотрел на жемчужные небеса поверх дворовых колодцев. Рассвет вошел в полную силу.
– Как мы пойдем в таком виде по городу? – спросил я, пока Ариба подставляла мне плечо и обвивала свободной рукой. – Про ворота и вовсе молчу. Мысли-то есть?
– Конечно, – улыбнулась она. – Или я перестала быть нейяджинкой?
38
Дверь распахнулась на ржавых петлях, издав пронзительный скрип, который разнесся по безлюдному залу до самых стропил. Звук спугнул птиц, которые там гнездились, и я увидел нескольких голубей, а также кого-то, похожего на сову. Птицы метнулись в большую прореху, занимавшую добрую треть крыши и часть стены.
Я осмотрел пустынное, пыльное помещение и чуть не чихнул.
– Это и есть Казарменный зал? – обратился я к Дегану.
– Что? – не понял он, толкая внутрь вторую створку. – Ах, зал! Нет, этот намного старше. – Он отступил и вытер о штаны руку, прозревая былое за парившими перьями и косыми лучами утреннего солнца. – Здесь возник орден Деганов.
Мы вышли из Эль-Куаддиса три недели назад и теперь находились восточнее Илдрекки. До нее было два дня пути – а может быть, пять. Я не был уверен, потому что мы уже несколько дней как сошли с дороги, которая тянулась вдоль побережья, и двинулись через сельхозугодья, пастбища и дальше, в каменистые холмы. Мы оказались между портовым городом Никерией и столицей, но попроси меня кто показать наше местонахождение на карте, я в лучшем случае ткнул бы в какой-нибудь приморский отрог Эонийских холмов. Зато мне было понятно, что эти крепостные руины навряд ли отмечались хоть на одной карте лет двести, а то и больше.
Птицеловку я выслал вперед с поручениями. Она не обрадовалась, но мне было нужно, чтобы кто-нибудь прибыл в Илдрекку пораньше и оценил, насколько ухудшилась ситуация за время моего отсутствия, а к моему возвращению представил отчет. Вдобавок я знал, что Деган всячески стремился оградить свою встречу с орденом от посторонних. Он предпочел бы и вовсе пойти один, но у меня остался его меч – он даже теперь отказался его забрать, – хотя я переложил его в скатку постельного белья и не носил при нем. Слишком много соли на старые раны. Но я все равно подозревал, что он не взял бы меня, когда бы не то обстоятельство, что именно я вернул мечи Стали и Слоновой Кости, не говоря о законах. Ладно – «вернул» с той оговоркой, что ко двору «Тени Ангела» их тащила Ариба, как и меня самого, после чего растворилась в сумерках. С тех пор я о ней не слышал, однако не удивлялся
Что касалось Тобина и его труппы, то они отправились домой кружным и, вероятно, доходным путем. Тот факт, что сыгранная пьеса могла привести к их выдворению из Эль-Куаддиса, не удержал отдельных сельских шейхов и даже провинцию Бег от предложения оплатить им дорогу в обмен на частные выступления. Как выяснилось, в глубинке не особо скрывали интереса к запрещенным пьесам. А уж коль скоро их исполняла имперская труппа, то любопытство только разгорелось. Мамаша Левая Рука устроила все за откат, который, как мне сказали, был скромным для ее алчности. Меня уведомили, что в имперскую столицу труппа вернется следующей весной – возможно.
А потому дорога домой радовала безмятежностью и быстротой. До сего момента.
– Но ты же говорил, что вас создал Люсиен? – напомнил я, опасливо шагнув внутрь.
Голые стены красного и серого камня почти на три этажа вздымались к островерхому потолку. Окна были высокие и узкие, давным-давно лишенные стекол в вытянутых створках. Друг против друга на полпути через зал стояло два массивных камина. Правым недавно пользовались, хотя огонь, должно быть, скрадывался обширным пространством. Возможно, здесь хоронились бандиты, но вероятнее – одинокий пастух. Немногочисленные предметы мебели стояли как попало вкупе с изрубленными остатками длинного стола на козлах. Казалось, что все это понанесли уже после.
– Я думал, что император выбрал место… побогаче. Или хотя бы поудобнее.
– Тайное общество воинов не создают во дворе Дворца Полумесяца, – ответил Деган, подняв и поставив стул. Ножка подломилась, и тот шатался. – Весь смысл пойдет насмарку. Особенно если все его члены – люди знатные или, по крайней мере, известные во дворце. Лучше заняться этим подальше от имперского города, где некому ни шпионить, ни любопытствовать.
– Но почему здесь?
– А что? – Деган повел плечами, поправляя сверток с мечами на правом. – По-моему, никто и не спросил. Нам было велено явиться, и мы пришли. Так у нас было заведено.
– Не то что нынче, – отозвался я и углубился в зал, немного прихрамывая.
Даже после недельной лежки на спине в Нижнем Городе и регулярных визитов лекарей и Ртов, которых отряжала Мамаша, нанесенная Волком рана отзывалась с утра скованностью в ноге. Я надеялся, что дома это пройдет, но начинал сомневаться.
– О нет, орден продолжает внимать, – возразил Деган и похлопал по свертку. – Когда призыв громок или ставки достаточно высоки.
– Как сейчас, например, – послышалось из дальнего конца помещения.
Мы отреагировали: я присел, положив руку на рапиру, а Деган поворотился и улыбнулся.
– Все думал, придешь ли ты первой, – молвил он.
– С чего бы мне менять привычки?
В небольшом арочном проходе возле стены стояла дородная женщина с жесткими волосами, темной кожей и непринужденной улыбкой. Она была в дорожном платье, но дорога была явно не нашего толка, иначе бы та не надела расшитой туники, украшенной бисером, штанов для верховой езды с ластовкой из кожи ягненка и плаща, который на вид казался сшитым не то из тончайшего льна, не то из грубейшего шелка. Наряд, уместный скорее в загородном имении, чем среди дикой природы. Единственной вещью, которая выдавала ее принадлежность к здешнему кругу, была изношенная, выцветшая шляпа, сбитая на затылок, но знавшая лучшие времена и некогда тоже прекрасная. Сейчас эта шляпа выглядела старой подружкой.