Клятва трикстера
Шрифт:
– Я и чертов рюкзак теперь едва поднимаю.
– Это не то, что снаружи. Это внутри.
Опять загадки. Как я устал от всяких тайн… Гиблый лес с его сюрпризами, потом Огненная река. Теперь вот диковинная знахарка морочит голову. Нет бы честно сказать: надежды практически не осталось, Глеб. Проклятый упырь слишком круто тебя приложил…
– Надежда есть, Глеб.
Она что, читает мысли? Ничему уже не удивляюсь.
– …Но чтобы идти дальше, ты должен измениться. Это новая сила, но и великая ноша. Такая,
Я заморгал, пытаясь разогнать пелену перед глазами. Солнце, вероятно, шло к закату. В избе становилось сумрачно. Но все равно было понятно, насколько серьезное, почти строгое сейчас лицо у знахарки.
– Что это за сила? – прошептал я.
– В тебе есть искра – как в каждом из тех, кто не смирился. И даже более яркая, чем у остальных. Ты сумел одолеть Варавву – которого даже пули не брали. Ты научился быть таким же быстрым, как проклятые упыри. Но теперь этого мало. Теперь искра вот-вот погаснет – как лучина на ветру…
Она замолчала и глянула куда-то в окно. Там, за стеклом, ветерок шелестел желтой листвой. Поскрипывало где-то вдали сухое дерево – протяжно, будто раненая птица. Муторный звук. И внутри у меня было муторно. Но я не торопил знахарку. Я ждал, и вскоре, поверх всех звуков, опять зазвучал ее негромкий, но внятный голос:
– Иногда нам кажется, что у тьмы нет конца. Что все потеряно и мир уже никогда не станет правильным.
– А думаете… станет?
Она чуть кивнула:
– Трудно сохранить веру там, где победили Сумерки. Но когда весь мир летит к дьяволу в глотку, лишь одно удерживает нас у самого края.
– Вы о чем?
Знахарка повернула голову, опять окидывая меня почти физически ощутимым взглядом. И ответила буднично, без малейшего пафоса:
– О силе родной земли.
– Баба Валя, не надо… я уже не верю в красивые слова.
– А не надо верить в слова. Главное – уметь слушать. Бог по-всякому говорит с нами – иногда через тысячи, миллионы голосов, которые жгут больнее пламени. Но если нет огня – как разогнать тьму?
Я облизал пересохшие губы. Хрипло выдавил:
– Не понимаю… какие голоса?
– За сотни веков у этой земли было много защитников. Неужели ты думаешь, что их сила канула бесследно?
– И вы сумеете?..
– А ты, Глеб, сумеешь принять живую память твоей земли?
Ветер за окном нарастал. Он уже гнул ветки, срывая увядшие листья. А низкие набегающие облака гасили остатки вечернего света. Где-то вдали хлопала ставня.
Баба Валя молчала, словно ждала моего ответа.
Но что я ей мог сказать? И потому тоже молчал.
Вся моя жизнь приучила меня надеяться только на реальное: на себя, на свой фарт, изредка – на верных друзей, готовых в трудную минуту прикрыть тебе спину. В мире, где зло – материально, у добра тоже должны быть кулаки из плоти и крови.
Еще недавно то,
А сейчас… простая схема мира расплывалась, теряла форму, как рафинад в чашке кипятка.
Опустив веки, я думал об отце, о Петровиче, о сгинувших моих товарищах. А еще о многих тех, которых никогда не знал. Да и никогда, вероятно, не узнаю. О всех, кто когда-то здесь верил, боролся, любил…
Что если знахарка не ошибается?
– И вы считаете… я этого достоин?
– Если тебя это не убьет – сумеешь доказать, что достоин.
Да, если не убьет…
Она сказала: «Живая память». То есть их боль и гнев – тоже.
И все это принять на себя? «Миллионы голосов, которые жгут больнее пламени». Даже от малой доли такого запросто взорвутся мозги. Что хорошего получить великий дар, который тебя же и уничтожит?
Сегодня мне выпал безумно трудный день. И даже на закате, опять впереди новый мост и новый огненный рубеж…
Откуда взять силы для последнего рывка?
Мысли путаются. Умирающее тело жаждет покоя. Хочет расслабиться и провалиться в забытье.
«Аккумулятор… Настя… Зона № 9…» – редкими толчками сердца отдается в висках. Сон и бред сплетаются воедино – я опять вижу гневное лицо Андрюхи Демина. «Прикончить несколько негодяев – и сдохнуть?!» А банда Вараввы снова летит за мной по Гиблому лесу. В этот раз они очень быстрые, слишком быстрые для мертвецов и почти меня настигают, когда голос знахарки разрушает наваждение:
– Глеб, ты готов поднять эту ношу?
Я вздрагиваю. И долго смотрю на огонек свечи в ее руках – такой слабый, едва разгоняющий тьму по углам комнаты.
– Не знаю, смогу ли выдержать… Но я попробую.
Баба Валя дает мне выпить какой-то теплый горьковатый отвар. Может, мне кажется, но я чувствую, как его тепло медленно растекается по всем жилам. Удары сердца становятся частыми и громкими. А в избе становится чуть светлее, хотя по-прежнему горит единственная свеча.
– Как себя чувствуешь? – спрашивает знахарка, тревожно всматриваясь в мое лицо.
– Нормально, – выдавливаю я улыбку, – а можно мне еще отвара?
Вдруг и так станет лучше – без всяких рискованных обрядов?
– Нельзя, – грустно качает головой баба Валя. – Твое тело не выдержит.
Она велит мне задрать футболку. Подносит чашку и капает чем-то обжигающим – неужели расплавленным свечным воском?!
– А-ай!!!
– Терпи, дальше будет хуже, – хладнокровно успокаивает знахарка. Размашисто крестит меня. И начинает негромко бормотать что-то скороговоркой – разобрать удается только отдельные слова:
– …благослови воина Глеба…
Я лежу, морщась от боли в обожженной груди. Пытаюсь вслушиваться в голос бабы Вали. Но вскоре все перекрывает нарастающий гул в ушах.