Ключ от этой двери

Иолич Ася

– Я теперь и сама не знаю, – тихо сказала она. – Я хочу найти свою сестру и вернуться.

В груди стало ещё тяжелее. Губы и пальцы закололо.

– Саорин, мне надо присесть. Мне страшно.

– Пойдём на кухню, я налью тебе воды.

Аяна спустилась за ней на кухню, в весёлый смех, который сразу же затих.

– Ну, я, пожалуй, пойду подрежу... э-э-э... что-нибудь в саду, – сказал Лерт, резко вставая.

– Мне тоже надо по делам, – сказал Илойте, обходя стол по дальней стороне. – Арчелл, и тебе

пора. У тебя там кир без присмотра.

– Да куда он денется, – отмахнулся Арчелл, дожёвывая корку, которой он обтёр края миски. – О... Да. Точно. – Он вдруг заметил гримасу, которую ему состроил Илойте. – Точно, ты прав. Мне тоже пора.

– Посуду в лохань хотя бы... – начала было Саорин, но все трое уже исчезли за углом.

– Вот же хитрые жуки, – проворчала Саорин, наливая стакан воды и убирая тарелки в лохань с мыльной водой. – Расскажешь, куда вчера ушёл твой брат, полыхая злобой?

– По делам Эрке, – сказала Аяна.

– Так это правда, – ахнула Саорин. – Но ведь такого быть не может... Это правда? – она понизила голос. – Ты подралась с безумным киром Пай? Слухи не врут?

– Ни с кем я не дралась, – сказала Аяна. – Я зашла по...

– Это была его кровь? – ужаснулась Саорин. – О тебе такое говорят... Ты ведь можешь... Ты... убила его?

Аяна упала лбом на стол. Боль приглушила ту, которая вновь рванула её душу, будто кто-то провёл ненатянутым смычком по расстроенным струнам кемандже. Она вспомнила, как пила вино с Айлери и Гелиэр, рассуждая о ножах и о том, как надо наказывать тех, кто трогает девушек против их воли. Боль схватила её нутро, сунув скорченные шершавые пальцы в место, где сходились рёбра, и она судорожно всхлипнула.

– Капойо! – Илойте заглянул из-за угла. – Тебя кир Алман зовёт.

Аяна поднялась, держась двумя руками за рёбра, и шагнула за ним.

– Э-э, не-не. Погоди, – шарахнулся Илойте. – Не подходи так близко. Давай я впереди пойду.

Он взлетел по лестнице, а Аяна вяло перебирала ногами следом, подтягиваясь за перила. Илойте постучал в комнату Алмана и отскочил.

– Входи!

Кир Эрке ходил по комнате взволнованно, не останавливаясь.

– Это то, о чём ты говорила, капойо? – потряс он бумажкой. – Это оно?

Он шагнул к ней и всунул в руку лист бумаги.

"Кир Атар Мират... Сочту за честь... Эрке Гелиэр"...

Он вырвал у Аяны из рук лист бумаги, не дав дочитать.

– Как... как ты это сделала?! – с каким-то суеверным восторгом и плохо скрываемым ужасом уставился он на неё. – Что тебе пришлось сделать для этого? Нет. Не отвечай. Это то, о чём ты говорила?

Аяна кивнула.

– Я понял, что ты не так проста, как кажешься, когда услышал, кого ты разыскиваешь. Но пристроить мою Гели в род Атар...

Он покраснел, и Аяна повернулась вопросительно к Илойте. Тот смотрел на неё примерно так же, как смотрели

торговцы на синеволосую деву ондео.

– Иди, сообщи ей. Нет! Илойте, выйди! И спустись вниз! Знаю я тебя!

Илойте покорно вздохнул, закрывая дверь.

– Я не трону тебя и не... капойо, как?

– Ну... – Аяна растерялась. – Они... Похоже, влюбились друг в друга? – почти вопросительно сказала она.

– И кир Атар Орман дал согласие на это? Просто из-за того, что племянник... влюбился? – брови Алмана полезли наверх, а краснота доползла до самой макушки. – Ты угрожала им раскрыть какие-то их грязные тайны?

Аяна распахнула глаза, качая головой.

– Нет, кир Эрке! Что вы такое говорите? Я пришла к Мирату, и он сказал...

Мират сказал, что его отец и дядя отказали. Аяна стояла, грызя губу, отгоняя от себя догадки. Это её не касается. Та история закончена.

Боль с размаху пнула её под дых, одновременно наваливаясь на плечи.

– Я пойду к Гели, – сказала она, разворачиваясь, мало что замечая перед собой, но потом замерла, оглянулась на Алмана. – Это... Эта бумажка... её же теперь нельзя?..

Алман помотал головой. Он продолжал шагать по комнате, выражение его лица постоянно менялось.

– Нет... это официально. Это и есть его предложение. В таких делах... Это не отменяется.

Аяна тихонько закрыла за собой дверь и направилась в женскую половину. Она шла, сжимая под корсажем двумя руками то место, которое надсадно ныло.

– Аяна... – Гелиэр поднялась было со стула в столовой, но сползла обратно. – Только не говори...

– Он прислал предложение, – сказала Аяна, глядя в сторону. – Твой отец в каком-то непонятном восторге.

– Но... что у тебя с лицом? Когда ты вошла, я думала...

– Нет. У тебя теперь будет всё хорошо. Ты можешь радоваться, Гели.

– Аяна, я должна рассказать Риде. Устрой, пожалуйста, – Гелиэр вытирала слёзы рукавами. – Пожалуйста!..

Пальцы моментально превратились в застывшие негнущиеся ветки бирсы после ледяного дождя. Аяна стояла, и прозрачный, похрустывающий панцирь покрывал её тело. Ей придётся ехать с Гели в этот безумный дом, где безумный Конда, который был её, но теперь стал чужим, ломает мебель и бьёт стёкла.

– Аяна... Да что с тобой? Я думала, ты будешь рада, как я! Ты ведь так боролась за меня! – воскликнула Гелиэр.

Аяна стояла, глядя на мокрые, сияющие голубые глаза Гелиэр в обрамлении густых чёрных ресниц, на её смуглую золотистую кожу, расцветающую счастливым румянцем, на хрупкие ключицы в вырезе лилового домашнего платья, и ей стало просто невыносимо, невыразимо одиноко, как последнему листу на ветви яблони, который каким-то чудом задержался на ветке и теперь никак не оторвётся, колеблемый стылым зимним ветром, промёрзший, дырявый, полусгнивший.