Ключ от рая
Шрифт:
— Иду из Серахса в Хиву, яшули.
— В Хиву идешь? Делу какому учиться, что ли?
— Нет, не учиться, просто поглядеть… Я много слышал про нее, теперь вот самому интересно стало…
Последнее, что сказал Курбан, показалось старику подозрительным. Он внимательно оглядел Курбана с головы до ног и покачал головой:
— Да благословит твои слова аллах, сынок. Скажи лучше правду. У тебя ни лошади нет, ни оружия, ни золотых монет, да и, кажется, серебряных тоже. Это только богачи едут в Хиву для прогулки, а ты что-то на богача
Курбан понял, что зря сказал про Хиву, мог бы сказать, что пришел с караваном, тогда старик бы ему скорее поверил. Но седельщик чем-то успел уже расположить юношу к себе, и тот решил открыть ему правду.
— Да, отец, у меня нет ни лошади, ни монет… Я иду в Хиву, потому что у меня украли двоюродную сестру, Я иду искать ее. Мне кажется, что она в Хиве… Мне такой сон приснился…
— Стой, стой! Я, кажется, знаю, где твоя сестра. Я слышал, какую-то девушку отвезли в Хиву. Ее украли нукеры Ниязмухамеда и подарили Мядемин-хану. Уже недели две, как это было…
Курбан тотчас же вскочил с места.
— Где, где, ты сказал? Точно, в Хиве?
— Да, если это, конечно, она.
— Она, она… Отец, что же мне теперь делать?
— Что делать? Если ты поел, прочитай товир!
Старик завернул остатки еды в сачак и принялся читать молитву.
Потом не спеша достал табакерку, высыпал на ладонь немного наса, заложил его под язык и запрокинул голову.
— Сынок… Я в таком деле тебе не советчик… Советчик тебе твоя судьба, как она скажет, так и будет…
Курбан сжал кулаки. Лицо его загорелось.
— Нет, отец, я такого позора не стерплю!
— Что же ты хочешь делать?
— Что? Пойду в Хиву. Сейчас пойду.
Старик причмокнул губами и улыбнулся, сощурив глаза.
— Сынок, если даже в Хиву придут все твои туркмены, я думаю, они мало что смогут сделать… А потом… Сейчас ты все равно не пойдешь…
— Почему?
— Потому что в субботу из Хивы пришел караван, только к среде он нагрузится и тогда пойдет назад. А до среды еще целых три дня!
Но в это время послышался шорох у дверей, в дом вошла старуха с сачаком под мышкой, и старик замолчал.
Курбан поздоровался с ней, старуха ему ответила, подошла и расстелила между мужчинами свой сачак.
— Вот дограма, покушайте, не стесняйся, сынок.
Курбан положил в рот из вежливости горсть дограмы, но вкуса ее не почувствовал. Все мысли его сейчас были о Каркаре.
Старик выплюнул нас, прополоскал рот и принялся за дограму. Пока он ел, Курбан раздумывал. «Нет, я среды ждать не буду, пойду прямо сейчас. Ничего, не пропаду, я уже не ребенок. Если и умру, так пусть по дороге в Хиву. Пусть Каркара не думает, что я ее бросил и забыл…»
После молитвы старуха заговорила.
— Отец, — сказала она, прикрывая рот, — слыхал, Арнакурбан привез текинскую девушку, которую в Хиву увезли. Красавица… Мы заходили посмотреть. Сидит в углу, а глаза как у джейрана…
Курбан опешил, старик
— Да это же она! — воскликнул Курбан. — Яшули, где живет Арнакурбан?
— Через кривой мостик налево, там на улице у любого спросишь: где дом Арнакурбана-сарыка? Хотя постой, я тоже пойду с тобой.
Курбан думал, что Арнакурбан сразу же отведет его к Каркаре, но тот не спешил этого делать. Сперва сарык начал расспрашивать о Серахсе, о здоровье знакомых туркмен, потом стал выведывать, кем Курбан приходится девушке… Курбан спешил, запинался от радости и часто даже отвечал невпопад. И скорее по виду его, чем по словам, сарык наконец заключил, что Курбан на самом деле тот, за кого себя выдает, а не подослан людьми Мядемин-хана.
Когда он поднялся и вместе с Курбаном подошел к порогу черной кибитки, у юноши задрожали колени. Он думал о том, что скажет Каркаре, как только ее увидит. И слова никакие не шли на ум. Спросить: «Где ты была?» или «Как ты сюда попала?» — было глупо и неловко, а притвориться, вроде ничего особенного и не произошло, тоже было нельзя.
Поэтому, вошедши в дом, Курбан заговорил сперва с женой Арнакурбана. Каркара, как только услышала его голос, повернулась к нему спиной и прикрыла лицо чувалом. Курбан даже глаз ее не успел рассмотреть. Жена Арнакурбана подошла к Каркаре:
— Ну что ты, милая! Знать, уж судьба у тебя такая, сама-то хоть не мучай себя!
Но утешение это не подействовало. Курбан услышал, что Каркара плачет и с каждой минутой рыдания ее становились сильнее и сильнее. Курбан не знал, что ему делать. Он чувствовал, что на глаза у него наворачиваются слезы, и поэтому поспешил выйти из кибитки Арнакурбана…
Солнце взошло уже высоко. Келхан Кепеле и Каушут сложили в чувалы собранные дыньки и вышли на край бахчи. В это время с вершины холма раздался голос:
— Эй, люди! Воды нет?
Кричал Непес-мулла.
— Давай сюда, найдем для тебя!
За холмом был огород Непеса, где он высадил осеннюю морковь и теперь ходил ее пропалывать. Мулла спустился вниз. На плечах у него была белая бязевая рубаха, а на голове плоская, похожая на блин шыпырма.
Все трое подошли к шалашу. Келхан снял с куста флягу и протянул ее Непес-мулле.
— Келхан, что это ты так на муллу смотришь? — спросил Каушут.
— Это он не на меня, а на флягу. Наверное, воды жалко.
— Нет, мулла, на тебя. Воды мне не жалко, такому, как ты, последнюю каплю в пустыне отдам… Просто думаю, как аллах людей создает — всех по-разному. Видишь, разница, она с самого начала в нас есть…
— А, ты завидуешь Непесу, что он мулла и детей может учить, а ты и сам не очень грамотный?
— Да нет, не в этом только дело… Вот аллах — одним все дает, и уши и язык, старается, когда делает, а других просто — слепит, как пришлось, и все…
— Да у тебя тоже вроде и нос, и уши на месте, чем ты недоволен?