Ключ от рая
Шрифт:
Девушка все эти дни не переставала думать о Курбане, об их возможном счастье, потому что всем сердцем любила его, но, привыкшая с рождения видеть одни преграды и страдания, плохо верила в благополучный исход своих мечтаний. А теперь, когда крепость обступали враги, она и вовсе потеряла всякую надежду.
Погруженная в эти размышления, Каркара вздрогнула, услышав свое имя. Она узнала голос Курбана. И в эту минуту уже не помнила ни опасности, нависавшей над крепостью, ни о тех бедствиях, которые угнетали всех и днем и ночью. Курбан был для нее тем отважным молодцем, о которых она знала
На цыпочках, чтобы не разбудить спящих, Каркара вышла из кибитки и, увидев Курбана, который держал в поводу заседланную лошадь, почувствовала тревогу. Смутившись, тут же подумала, что не время сейчас для стеснения, и первый раз после встречи у реки заговорила спокойно:
— Ты, Курбан? Куда собрался на ночь?
Курбан ответил шепотом:
— Этого не должен знать никто, кроме нас с тобой, Каркара. Хан посылает меня к Мядемину.
«Кроме нас двоих», — сказал Курбан. Значит, для него нет никого ближе во всем Серахсе. Сердце ее сжалось от счастья и от тревоги за любимого человека, который глухой ночью отправляется в логово врага.
— К страшному врагу? Зачем, Курбан?
Курбан ответил с достоинством человека, которому оказал такое доверие хан:
— Потом узнаешь, Каркара.
— Не дай бог, — сказала девушка и прикусила язык, как будто он отнялся у нее от страха.
— Ничего со мной не случится, — успокоил он Кар-кару. — Просто я зашел повидаться с тобой перед дорогой.
Не видевшая уже много дней Курбана, Каркара хотела сказать ему, что она тоже соскучилась по нем, но только начала говорить и тут же остановилась, не в силах была продолжать дальше.
— Я тоже…
— Просто я решил повидаться с тобой перед дорогой, — повторил Курбан, закладывая ногу в стремя.
— Возвращайся целым и поскорей, — сказала Каркара.
Поднявшись в седло, Курбан скоро растворился со своей черной лошадью в темноте. Уже не было видно его, а Каркара все смотрела во тьму.
У ворот его встретил Каушут-хан. Взявшись за луку седла, он напутствовал Курбана:
— Держись, сынок. Если удастся наша затея, мы не будем растоптаны чужими копытами. Да поможет нам аллах!
Открыли ворота. Курбан стегнул своего коня и скрылся в ночи.
До Аджигам-тепе Курбан добрался без всяких препятствий, но был схвачен караульными, как только поднялся на холм. Нукерам он ничего не сказал. Схвативший Курбана подумал, что парень неспроста покинул крепость в такой неурочный час, и бегом кинулся к палатке хана.
Мядемин не спал еще, сидел в кругу своих
Мядемин был в приподнятом настроении, потому что оставалось немного часов, когда над развалинами крепости взовьется его знамя. Толком не дослушав караульного, он коротко приказал:
— Пусть войдет!
Курбан вошел в палатку, поздоровался сквозь слезы и опустил голову.
Мухамед Якуб Мятер спросил:
— Говори нам, что тебя привело сюда, парень?
Курбан сжал со всей силой камчу.
— Мои старшие братья, — сказал он. — Я пришел к вам просить защиты. Отомстите за меня.
И снова спросил вместо хана советник:
— За что мы должны мстить и кому?
— Каушут-хан отнял у меня нареченную и собирается на ней жениться. Завтра собирается играть свадьбу. Я сирота, у меня нет ни одного родича.
Сидевшие переглянулись. Наконец подал голос Мядемин. Он сказал:
— Разве Каушут-хан не знает, что завтра он будет лежать не в объятиях молодой девушки, а в развалинах Своей крепости?
Курбан стал говорить увереннее:
— Нет, хан-ага. Он думает только о своей свадьбе, об остальном ничего не хочет знать.
Мядемин удивился:
— Что же, он ум потерял?
Сообщением Курбана заинтересовались, и он окончательно успокоился.
— Только что из Тегерана, — сказал он, — прибыли гонцы, сотня верховых. Насреддин-шах послал на помощь Каушут-хану двадцать пять тысяч воинов, они стоят уже в Кизыл-Кая. К полудню обещали быть в Серахсе.
Мядемин не хотел верить своим ушам, вопросительно посмотрел на Мухамеда Якуба Мятера. Мятер хлопнул в ладоши. В палатку вошел нукер.
— Позвать разведчика!
В один миг высокий худощавый нукер был вызван и уже стоял перед советниками и ханом. Вид его был испуганным.
— Сколько ты насчитал нукеров, которые прошли в крепость? — спросил Мятер.
Вопрос не таил никакой опасности, и разведчик просветлел лицом.
— В темноте, — сказал он, — не так хорошо видно, но, по-моему, их было от восьми до девяти десятков.
Якуб Мятер обменялся взглядом с Мядемином и отпустил разведчика. Мядемин обратился к Курбану:
— Ты, парень, можешь спокойно жить среди моих воинов. Завтра к вечеру твоя нареченная будет с тобой. А мы накажем Каушут-хана. Ты не первый текинец, кто жаждет крови Каушут-хана. Ходжам Шукур только и мечтает об этом.
Курбан, как учил его Каушут, низко поклонился и вышел из палатки.
На рассвете караульный спешно подошел к расхаживавшему в одиночестве Каушут-хану и стал что-то шептать ему на ухо. Хан быстрым шагом направился к воротам. Поднявшись на ступеньки, Каушут-хан не поверил своим глазам. В предрассветной мгле, напоминая стадо баранов, непрерывным потоком продвигались на юг хивинские войска.
Как ни хорохорился Мядемин-хан, все же он побаивался иранского шаха. Оставив при себе войско, достаточное, по его расчетам, для разгрома крепости, остальные силы он направил в Кизыл-Кая, чтобы задержать там и уничтожить шахский отряд, посланный на помощь текинцам.