Ключ от рая

Таган Атаджан

Француз, пожав слегка плечами, последним поскакал. Дразнить опасно принца, это ж не в Тегеране, где договор с печатью, где французское посольство. И Гулибеф де Блоквил лишь вздохнул, черный гриф кружил над ним в горячечно-белесом небе, с тяжелым чувством скакал он за всеми к отаре овец.

Отару гнали старик и мальчик лет десяти в сандалиях на босу ногу, насвистывающий простенькую мелодию. А старику было, пожалуй, под семьдесят, борода бела, как соль солончаков, кожа на лице и руках, как древний пергамент, лишь глаза, вроде ножа за поясом, по-прежнему остры. Он издали заметил всадников, отправил мальчика с отарой, сам же остался стоять, опираясь на посох.

Он слышал, конечно, что из Персии на туркмен надвигается большая опасность. Но день был таким обычным и все вокруг в этот знойный июньский день

было таким привычным, что не хотелось верить ни в какую опасность. День прожит, и, слава богу, неплохо. Травы нынче хороши, овцы тяжелеют не по дням, а по часам, вон как весело домой бегут. А дома все в порядке, старший сын, из колодца вылезая, скажет: «Отец, не беспокойтесь, човлук [99] в порядке!» Учтиво склонившись, позовет к ужину невестка, юная Огульджерен. И она день прожила ненапрасно. Кажется, скоро она подарит ему внука. О аллах, что еще нужно для счастья! Нет, не верилось в опасность. И все же старик не спускал глаз с приближающихся всадников, поправил папаху и опустил рукава. Всадники, подскакав, не поздоровались, хоть и годились в сыновья и внуки старику. И тот вздохнул: «Приветствие, видно, действительно право лишь аллаха». А вслух старик сказал:

99

Човлук — сплетенный из прутьев цилиндр, опускаемый в колодец, чтобы не обваливались стенки.

— Салам-алейкум, божьи странники!

Но и тут старику никто не ответил, подтвердив смуту, что холодком все сильнее сдавливала грудь. И ничего не оставалось, как, опершись на крепкий посох, самому разглядывать непрошеных гостей. Столько в долгой жизни было всякого, что устали глаза удивляться. И все же, увидев на пегой кобылке сидящего белокурого чужестранца, поразился старик, рот у него приоткрылся, обнажив желтоватые от никотина еще крепкие зубы. Это не осталось незамеченным, принц Хамза-Мирза усмехнулся

и разжал тонкие губы:

— Пытаешься узнать, чабан, что за человек перед тобой? Видал ли ты в жизни таких?

— Впервые в жизни вижу, — сказал старик, разглядывая диковинные длинные сапоги француза, нарядную кобуру короткоствольного пистолета, украшенную какими-то серебряными бубенчиками, рукава сюртука с необыкновенными пуговицами. И все ж более всего сапоги заинтересовали: «Как же он их надевает? Или их сшили ему прямо на ногах?.. Но тогда как же он их снимает на ночь?»

Неподдельное изумление понравилось вдруг принцу, он покачал с улыбкой головой. «Эти туземцы ну как дети!»— подумал, почти физически ощущая груз той нелегкой миссии, которой теперь облечен. Да, придется много затратить усилий, чтоб что-то путное сделать с этим неразвитым народом, принц будет строг, но он будет и справедлив. И, вздохнув, скучающим голосом принц стал объяснять чабану:

— Человека, что ты видишь, чабан, зовут Блоквил, очень далеко от ваших краев есть страна одна — Перен [100] . Ты хоть слыхал, чабан, про такую страну — Перен?

— Перен? — приставив руку к уху, быстро переспросил старик. — Перенистан? Слыхал, слыхал, а как же, конечно, слыхал…

— Ну, а если слыхал, то это человек оттуда, Перенг-ли — из Перена.

— Перенгли! — старик обрадовался:, узун-кулак— большое ухо — беспроволочная почта уже донесла, что с армией персов едет большой ученый, который знает все науки, Перенгли. — Знаю, знаю: Перенгли — ученый человек, — повторял он обрадованно.

100

Перен — Франция.

Принц хмыкнул и спросил:

— Твой ли дом, чабан, виднеется там вдали? И овцы, что ты гонишь, твои ли?

— Дом мой, — старик ответил кратко, — овцы бая.

— Говорят, туркмены народ гостеприимный, — усмехнулся принц. — Что скажешь на это, чабан? Или врут люди?

— Туркмены гостеприимны, — старик пристально на них взглянул, — только к очагу приглашают… после приветствий. — И, тяжко вздохнув, ответа не дожидаясь, зашагал, опираясь на посох, к своим кибиткам.

А всадники, весело переговариваясь, —

за ним. Когда ж приблизились к кибиткам, из правой вышел стройный юноша и почтительно поздоровался с гостями.

— Сын? — вскинув брови, поинтересовался принц.

— Старшенький… Мамед-джан.

Из левой кибитки с молочником в руках вдруг молодая женщина появилась. Увидав же незнакомцев, быстро юркнула обратно.

— М-м-м… — глядя вслед ей, произнес принц, успев, однако, разглядеть и белые руки юной женщины, и чистые, по-утреннему влажные ее глаза, и то, как метнулась она, словно молодая лань, в свою кибитку, — и принц, чуть сморщив нос, словно бы с осуждением строго поглядел на старика. А тот и правда почувствовал вдруг неясную вину и торопливо заговорил:

— Это невестка, невестка, она вернулась недавно из отчего дома… после кайтармы… мы тоже, если даст аллах, может, дождемся внука перед смертью…

— Вот как, — произнес в раздумье принц, соскакивая с коня, и, глядя в землю, медленно повторил, — значит, вот как…

И тут же, словно только что разглядел старшего сына чабана, стоящего перед ним, принц порывисто протянул юноше руку. Мамед обрадовался: до этого ведь никогда не приходилось здороваться с такими нарядными, красивыми людьми. Юноша доверчиво протянул обе руки, и они тут же скрылись в огромных, цепких ладонях принца. После этого принц долго пребывал как бы в задумчивости, а все в молчаливой почтительности ждали. И старик чабан, и стройный красавец Мамед, и свита… А принц стал расхаживать вокруг коня, стал напевать и, зная, что нет у него ни голоса, ни слуха, напевал все громче. Напевая, к колодцу подошел и, придерживаясь за ветку борджака, в колодец заглянул. И, словно заглядывая в колодец впервые в жизни, долго качал головой, не то удивляясь, не то осуждая… а все стояли и молчали. Потом, закусив нижнюю губу, долго кибитки разглядывал. Все это выглядело не очень естественно, как-то неискренне. И старик задумался. Обычно в подобных ситуациях он, дав сыну поручения, сам вел гостей в дом. Теперь он думал о том, как бы благополучно спровадить незваных гостей. Не нравились они ему. Особенно после того, как невестка не вовремя выглянула из своей кибитки. И на невестку он теперь сетовал: «Нашла время, когда выглядывать!» И на сына сетовал, который крутился тут же, беды не чуял, спрашивал в нетерпении: «Что надо делать, отец, как гостей встречать будем?» Сам себе старик не нравился, он видел теперь, что все вокруг ведет не к добру. И то, что овцы далеко разбрелись от брошенного колодца, — не к добру. Даже то, что насвистывает так беззаботно младший сын, — это тоже не к добру.

Вот и не поворачивался у него язык пригласить гостей в дом. А вместо этого вспомнил старый чабан сегодняшний сон. Сон был тоже нехорош, но старик сейчас пытался как-то растолковать сон этот самому себе, чтоб уяснить, чем же именно он нехорош. Во сне он видел свою старуху, которая десять лет тому назад умерла. «Старик, — будто бы спрашивает она его, — отчего ты так грустен?» — «Ай, — отвечает будто бы он ей, — вечно ты что-нибудь придумаешь, старая. Отчего это я должен быть грустен, если у меня все есть. Есть еда и питье, есть кибитки, которые укроют в случае непогоды. Есть два сына и невестка. Скоро родится внук, и на всем свете не будет тогда человека счастливее меня… Плохо, что нет тебя, а то порадовалась бы вместе с нами». Но старуха только головой покачала, усмехнулась, и с каким-то обидным сомнением в глазах исчезла.

Рано утром, закончив чтение намаза, старик тайком наблюдал за невесткой, занятой своими делами. Да, невестка заметно округлилась, живот явно выпирал, месяцев через пять у него будет внук, и будет тогда старик самым счастливым человеком! Отчего ж во сне старуха так грустно качала головой?! Пытаясь сейчас отогнать мрачные подозрения, он прошептал: «Во сне все наоборот». Но это не помогло, страшные мысли не покидали его. Общее молчание как-то затянулось, старик хотел уже нарушить его, уже подбирал первую фразу. Но тут принц вдруг решительно направился к кибиткам. Остальные пошли за ним. Мамед не увидел ничего дурного в том, что гость без приглашения направился к дому, старик же задрожал всем телом, рука сама по себе потянулась к ножу, но тут же схватил себя за ухо, чтоб как-то дрожь унять, колотившую его все сильнее. Принц, краем глаза следящий за стариком, замедлил шаг, чтобы сказать: