Книга Балтиморов
Шрифт:
В день представления актовый зал был забит до отказа. Семейство Редданов сидело в первом ряду, вооружившись видеокамерами и фотоаппаратами, и изо всех сил хлопало в ладоши. Сцены с индейцами племени вампаноаг имели большой успех, сцены о Дне благодарения в наши дни — тоже. Потом на сцену вышел Хряк, прожектор направили на него, он набрал побольше воздуха и стал читать стихотворение:
Уильям Шарбург
мамочкины экскременты
Закончив чтение, Хряк раскланялся, приветствуя публику, и застыл в ожидании шквала аплодисментов. В зале стояла гробовая тишина. Остолбеневшие зрители молча глядели на Хряка, а тот не понимал, в чем дело. Он кинулся за кулисы и налетел на учительницу и директора Хеннингса: оба в упор смотрели на него.
— Да что же такое? — захныкал Хряк.
— Винсент, ты знаешь, что такое экскременты? — строго спросил его Хеннингс.
— Не знаю я ничего. Я просто стихи прочитал, какие мне дали.
Хеннингс побагровел и обернулся к учительнице:
— Как вы это объясните, мисс?
— Ничего не понимаю, господин директор, я велела Гиллелю Гольдману передать текст Винсенту. Наверно, это он заменил слова.
— И вы не удосужились за все это время отрепетировать спектакль? — заорал Хеннингс так, что его крик разнесся по залу.
— Конечно, мы репетировали! Но Винсент не хотел читать стихи перед всеми. Говорил, что хочет сделать сюрприз.
— Да уж, сюрприз так сюрприз!
— А что такое экскременты? — спросил Хряк.
Учительница заплакала.
— Вы же сами нам говорите, чтобы дети делали, как им хочется!
— Прекратите плакать, пожалуйста, — сказал Хеннингс, протягивая ей носовой платок. — Слезами делу не поможешь. Сейчас вызовем этого надоедного Гиллеля!
Но Хряк, пока все отвлеклись на спектакль другого класса, уже пустился за Гиллелем в погоню. Ребята видели, как оба выскочили из зала через запасный выход, промчались по внутреннему двору, потом по баскетбольной площадке и устремились в сторону Оук-Парка. Впереди неслась худенькая фигурка Гиллеля, прямо за ним, как бешеный зверь, летел Хряк,
— Я тебя убью! — ревел Хряк. — Я тебя до смерти убью!
Гиллель бежал изо всех сил, но слышал, что топот Хряка приближается. Его вот-вот догонят. Он помчался к дому. Немножко удачи, и он спасен. Но прямо перед домом Балтиморов кто-то оставил у поворота на аллею детский велосипед; он споткнулся и растянулся на земле.
6
Балтимор, ноябрь 1989 года,
после спектакля в честь Дня благодарения
Гиллель, убегая от Хряка, зацепился ногой за велосипед и шлепнулся на тротуар. Он знал, что теперь побоев не избежать, и свернулся в клубок, пытаясь защититься. Хряк прыгнул на него и стал лупить ногой в живот, потом схватил за волосы и хотел поднять. Внезапно сзади раздался голос:
— А ну оставь его!
Он обернулся. За спиной стоял какой-то незнакомый мальчик; поднятый капюшон толстовки придавал ему угрожающий вид.
— Оставь его, — повторил мальчик.
Хряк швырнул Гиллеля на землю и направился к незнакомцу в твердой решимости с ним разобраться. Но не успел сделать и пары шагов, как получил мощный удар кулаком в лицо и с плачем покатился по земле, держась за нос.
— Мой нос! — хныкал он. — Ты мне нос разбил!
В этот момент подбежали школьники, видевшие начало погони.
— Скорей, глядите! — крикнул один. — Тут Хряк ревет как девчонка!
— Да-а, он меня стукнул, мне ужасно больно! — всхлипывал Хряк.
— Ты кто? — спросил Вуди кто-то из учеников.
— Я телохранитель Гиллеля. Будете к нему приставать, все получите в нос.
Они подняли ладони в знак мира.
— Мы все Гиллеля любим, — произнес другой, не слезая с велосипеда. — И не хотим неприятностей. Правда, Гиллель? Кстати, если хочешь, можем пописать на Хряка.
— На людей не писают, — отозвался Гиллель, по-прежнему распростертый на земле.
Вуди поставил Хряка на ноги и велел ему убираться:
— А теперь вали отсюда, жирдяй толстопузый. Лед к носу приложи.
Хряк не заставил себя долго упрашивать и, по-прежнему хныча, удрал. Вуди помог встать Гиллелю.
— Спасибо, старик, — сказал Гиллель. — Ты… Ты меня правда выручил.
— Не за что. Меня зовут Вуди.
— А откуда ты знаешь, кто я такой?
— У твоего отца в кабинете, куда ни плюнь, твоя физиономия.
— Ты знаешь папу?
— Он меня пару раз вытаскивал из дерьма…
— Не надо говорить «дерьмо».
Вуди улыбнулся:
— Ты точно сын мистера Гольдмана.
— А откуда ты знаешь, как меня зовут?
— Слышал, как твои родители про тебя говорили, у твоего отца в кабинете.
— Родители? Ты знаком с моими родителями?
— Знаком я с твоим отцом, я же сказал. Он меня устроил работать у садовника Бунса. Я чистил газоны и увидел, как ты бежишь, а за тобой этот толстяк. Ну а я знаю, что к тебе в школе пристают, потому что когда я был на днях у твоего отца в кабинете, пришла твоя мать — она, кстати, страх какая красотка, — и…
— Фу, гадость! Не говори так про мою маму!
— Ой, ну ладно, короче, твоя мать пришла к отцу в контору и сказала, что за тебя волнуется, потому что в школе все хотят свернуть тебе шею. В общем, хорошо, что этот жиртрест стал тебя лупить, так я смог за тебя заступиться, потому что твой отец за меня заступался.
— Ничего не понял. Папа почему за тебя заступался?
— У меня были неприятности из-за драк, а он мне каждый раз помогал.
— Из-за драк?
— Ну да, я вечно дерусь.