Книга цены
Шрифт:
– Встань.
И он встал, медленно, неуклюже, словно игрушка, управляемая не слишком умелым кукольником. Но ведь встал же!
– Сядь.
Мертвец опустился в кресло.
– А больше он ничего не может, - пожаловалась Тора.
– А я хочу, чтобы он со мной играл и разговаривал, раньше он часто со мной разговаривал.
– Раньше - это когда?
– Давно, когда я еще не включилась, - Тора, склонив голову на бок, мужским голосом произнесла: - Третья консоль… увеличение мощности… реакция
И сама себе ответила:
– В норме, кроме третьего… скачет… опасно добавлять, - второй голос был суетлив и нервозен, а первый, наоборот, деловит и собран.
– Отклонения случайны… изменения третьего порядка допустимы. Внутреннее сопротивление контролера… Давай двойную.
И снова второй:
– Пульс учащается… сто… сто двадцать… двести… сердце не выдержит.
– Выдержит. Эти твари крепче, чем кажутся… вот, уже до ста пятидесяти упал, еще пару минут продержится, а больше и не надо. И все-таки я против использования живого существа для управления энергополем… ненадежно как-то.
– Пульс сто… другого способа нет. Без сенсора система не работает… пульс почти в норме, можно увеличивать.
Жуткий диалог, жуткое место.
– Тройную… норма…
– Красная тревога! Красная тревога!
– Завизжала Тора женским голосом, в котором проскальзывали истеричные нотки.
– Красная тревога, прорыв периметра! Это мятеж!
Несколько секунд молчания, которое нарушил первый голос:
– Ты… тварь… думаешь, тебе все сойдет с рук? Не приближайся! Назад, я сказал, иначе я нажму… Назад!
– Вопль резанул по ушам, а тело с неприятным стуком упало на пол.
– Потом я совсем проснулась. Больно было, я плакала, а все равно было больно. Почему они любят делать больно?
– Не знаю.
Мне бы тоже хотелось получить ответ на этот вопрос, а еще выбраться отсюда, желательно живой.
– Наклонись, - приказывает Тора, и я послушно наклоняюсь, детские пальчики ощупывают шрамы и рубцы, их прикосновение неприятно, но оттолкнуть руку Торы я не решаюсь. А она заботливо интересуется.
– Болит, да?
– Болит.
– Ты тоже плакала, но никто не пришел?
– Да.
– Знаю, я слышала. Я спрятала солнце. Когда ты плакала, мне тоже было больно.
– Прости. И спасибо.
Говорю это совершенно искренне, потому что верю, что Тора помогла мне, что дождь - ее подарок, ведь на небе не было желтой звезды.
– Пожалуйста, - отвечает она.
– Я не могу это исправить, потому что здесь ничего не происходит, а там, где происходит, я ничего не умею. Зато я умею строить двери, - Тора улыбается и дергает себя за косичку.
– Это просто, смотри.
Она, прикусив губу, пристально вглядывается в гладкую, выкрашенную буро-зеленой краской
– Пойдем, - говорит Тора и дергает за рукав. Иду. Дверь открывается с раздражающим скрипом, а за ней… белая строгая комната, низкий столик и фарфоровые чашки, ваза с вареньем и надкушенная булочка.
– Хочешь еще чаю?
Машинально киваю. Значит, все двери создавала Тора?
– Да, - говорит она, наливая в чашку кипяток. Фарфоровый чайник исходит паром, и Тора держит его на вытянутых руках, ей тяжело.
Ей не может быть тяжело, так как ее не существует, вернее, не существует Торы-ребенка, а… кто же тогда? Машина? Болезненная иллюзия? Одна из тех, что видят перед смертью.
– Нет, - Тора ставит чайник на стол и белые завитки пара исчезают.
– Что «нет»?
– Я не иллюзия и ты не ум…мираешь, - слово она произнесла с явной неприязнью.
– Ты мысли читаешь?
– Мысли? Я просто слышу. Иногда так, как сейчас, иногда иначе. Ты тоже умеешь слушать, но в одну сторону, по ниточкам, вот по этим, - Торина рука замирает в миллиметре от нити, связывающей меня с Рубеусом, я не знаю, как такое возможно, ведь сама связь по определению бесплотна, вернее, не то, чтобы бесплотна, но… это чистой воды энергия, а как можно увидеть энергию? Но Тора видела, а я чувствовала, что стоит ей захотеть, и нить связи разорвется точно так же, как рвется самая обыкновенная нитка.
– Когда здесь, - Тора все-таки касается нити, и та отвечает на прикосновение болезненным звоном, от которого в моей голове вспыхивает огненный шар.
– Когда ты говоришь здесь, то я слышу очень хорошо, - как ни в чем ни бывало продолжает Тора, хорошо, хоть руку убрала. Прихожу в себя медленно, а у чая появляется неприятный металлический привкус.
– Значит, ты слышишь?
Она кивает, намазывая кусок булки вареньем. Тягучее, мутно-розовое, оно капает на белоснежную скатерть, и Тора, поддев каплю пальцем, слизывает.
– Раньше не сразу слышала, потому что не было этого. Как оно называется?
– Связь.
– Смешно. Раньше была другая связь, теперь эта. Тоже хорошо. Я и других слышу, таких, как ты, и других, похожих на тех, что внизу выключены, но только которые включены. Их много и здесь, и там, где далеко. Есть место, откуда слышно… но ты же не знаешь слов?
– Не знаю.
– И хорошо. Их плохо слушать. Тяжело. Хорошо, что они с другой стороны. Раньше я никого не пускала, но теперь если немного, то можно… - Тора вздыхает, и косички забавно вздрагивают. Я тоже вздрагиваю, рефлекторно.
– Тот, который пришел первым, был злой, он предложил плохую игру.