Книга на третье
Шрифт:
Высыпав осколки в мусорное ведро, Кощей опять взгромоздился на трон.
— Ладно, шут с тобой, на этот раз тоже прощу. Но больше чтоб я тебя не видел, халтурщик!
— Но, батюшка-Кощей, я же… Ну вот как есть был уверен! Мне Баба-яга сказала…
— Твоя Баба-яга — выжившая из ума старуха со странными фантазиями. Ладно, ступай с глаз моих долой, не нужен ты мне боле.
Когда огорченный Иванушка ушел, Кощей еще немного посидел в расстроенных чувствах, а потом отправился к Василисе в покои.
— Ну что, Кощеюшка, какие новости?
— Опять
— Что-нибудь получилось?
— А что, по мне не видно?
Кощей сел в позу лотоса напротив Василисы.
— Четыреста лет живу. Всю мудрость Чи познал, и мудрость Ба, и мудрость Ка, и мудрость… какой только не познал! Все чакры открыты! По целым неделям из транса не выхожу! Карма — аж переливается! Но как мне перейти на новый уровень, если меня ни одна зараза не берет? Я уже и в кипящее молоко нырял…
— И как?
— Только продукт испортил.
— А я тебе пирожков напекла… Может, попробуешь?
— А с чем пирожки?
— Да кто с чем. Волчий корень, вороний глаз, беладонна, цианистый калий…
— Ну давай свой пирожок. Авось, поможет.
Герольд вышел на площадь, откашлялся и закричал:
— Как уже было объявлено, Их Величество Георг Тридесятый изволят скучать. В великой своей доброте и мудрости они велели устроить турнир лучших лжецов всего королевства, для развлечения и увеселения. Тому, кто расскажет самую лучшую небылицу и самую наглую ложь, Их Величество даруют мешок золота и корову в придачу. Итак, турнир объявляется открытым. Начинайте!
Три дня и три ночи лучшие лжецы со всего королевства состязались в ловкости языка и изощренности фантазии. Но победителем, конечно, оказался… король.
Ибо то, что он может кому-то за просто так отдать мешок золота — есть самая гнусная ложь и самая наглая небылица!
— Уже лучше, — хихикнул уродец. — Попробуй еще раз.
— Твое имя, — медленно проговорила королева, — Румпен… Реппелле… Раппопо…
— Ну же, ну!
— Рампопо… Репупе…
— Сама ты «репупе»! — обиделся гном. — Ну что, сдаешься?
— Сдаюсь, — кивнула королева и заплакала.
— Мое имя, — важно заявил гном, — Румпенцви… Равенкло… Рампунце… Сейчас, минутку. Репепеш… Рамфори… Рефере…
До глубокой ночи, а потом и до самого утра пытался гном выговорить свое имя. Под утро не выдержал, плюнул и убежал от стыда куда глаза глядят. И больше в той стране никто не встречал Рамштихе… Растро… Распре… Румпеншильд… Ну, вы поняли, кого.
— Осторожно!
— Тьфу ты! — римский солдат споткнулся на бегу, потерял равновесие и едва не упал. Оглянувшись, он увидел невозмутимого старика, чертящего что-то палочкой на песке. Раздосадованный солдат уже замахнулся мечом, но встретил спокойный взгляд старика и неожиданно устыдился. Нападать на безоружного мирного жителя, да еще, кажется, полоумного… Невелика доблесть!
— Фиг с тобой, живи! — легионер сплюнул в пыль и побежал дальше.
…через год Архимед нашел свою точку опоры и перевернул мир к чертовой матери.
— Нет, ну куда катится наша цивилизация! — уныло вздохнул один человек. — Какое падение моральных устоев! Какое бескультурье!
— А нравы, ты про нравы скажи, — добавил другой.
— А ну их… нравы, — первый махнул рукой. — Вот ты мне скажи, что должен делать почтительный сын, когда его отец становится стар и немощен?
— Съесть, — без тени сомнения отозвался второй.
— Вот именно, съесть. А мой сын на меня вчера знаешь как посмотрел? — первый скорчил рожу. — И сплюнул даже, как будто я и не отец ему, а что-то вовсе несъедобное.
— А ты что?
— Ну, что, что… Убил, конечно.
— Это правильно. К детям надо со всей строгостью.
— Конечно. А то кто тебя на старости лет топором пристукнет? Никто. Так и будешь ходить, пока не помрешь от какой-нибудь позорной трясучей лихорадки.
— Моего дядю вчера съели, — заметил второй в утешение.
— Да? — оживился первый.
— Да. Лучше бы и не брались. Зажарили, представляешь?
Первый передернулся.
— Гадость какая! Паленое мясо!
— Говорят, так вкуснее.
— Плевать мне, что вкуснее! Я тебе говорю, это разврат! Сегодня они мясо жарят, а завтра начнут, чего доброго, воду кипятить?
— Уже кипятят. Я сам слышал.
— Вот видишь! А здоровье, силы-то откуда брать будут?
— Они еще и в шкуры кутаются, — наябедничал второй. — Чтобы не мерзнуть. Раньше слабые зимой сами помирали, а теперь что? Конец естественному отбору?
— Гибнет племя, — понурился первый, и по его заросшей щеке скатилась скупая мужская слеза. — Совсем вырождается. Последние мы с тобой настоящие человеки остались.
— Да, — вздохнул второй. — Были люди в наше время. Не то, что нынешнее племя…
Агх был гением среди людей. Он изобрел колесо. А потом — тачку. Он научился разводить огонь, обжигать глину и плавить медь. Он построил дом из кирпичей. Он приручил собак и свиней. Он научил всему этому свое родное племя.