Книга привидений

Бэринг-Гулд Аноним

– Разве в моем романе содержится хоть что-то, вас компрометирующее?

– Нет, конечно нет, в этом отношении мне пожаловаться не на что. Но я боюсь, что вас может подговорить Поппи, поскольку в последнее время, как мне кажется, она приобрела на вас сильное влияние. Помните, однако, что это не она - ваш создатель, а вы - ее.

Идея пустила корни. Предложение было принято, и Джозеф Леверидж со всем пылом отдался решению стоявшей перед ним задачи. Однако он должен был скрываться от матери, поскольку та не просто скептически относилась к пьесам, но и считала театр недостойным вертепом.

Возникли новые трудности. Создания Джозефа не желали оставить его наедине с творимым им произведением.

Каждый из них считал нужным вмешаться в процесс творения, чтобы его (или ее) персонаж выглядел более рельефно, в ущерб прочим. Каждый желал увеличить время своего пребывания на сцене, требовал, бранился, указывал, что мешало Джозефу собраться с мыслями и с холодной головой приступить к полноценной работе.

Наступило воскресенье, Джозеф натянул перчатки, надел шляпу и предложил матери проводить ее в церковь. Персонажи собрались в холле, чтобы сопровождать их. Джозеф, шествующий с матерью под руку, представляли собой прекрасную картину нежно любящего, послушного сына и благочестивой вдовы. Поппи и ее тетушка немедленно поссорились, выясняя, кому из них следовать рядом с "незанятой стороной" Джозефа. К счастью для него, это выяснение отношений осталось ни для кого незамеченным. Остальные следовали за ними по пятам, рука об руку, до самой церкви, когда пастор внезапно остановился.

– Я туда не пойду! Это отступники, - воскликнул он.
– Ничто в мире не заставит меня переступить порог.

– И я тоже, - заявила леди Мейбл.
– В данном случае я полностью разделяю мнение нашего дорогого пастора.

– А я пойду, - сказала Поппи.
– Должен же кто-нибудь защитить нашего автора от вдовушки.

Джозеф с матерью вошли и сели на скамью. Персонажи, за исключением пастора и леди, приспособились, где кто смог. Биржевой маклер застыл в проходе, положив руки на спинку скамьи, чтобы Джозеф не смог выскользнуть. Но, не успела начаться служба, как он уже крепко спал. К превеликому сожалению, поскольку священник произнес замечательную проповедь, обращенную к недостаточно верующим, а если в церкви и присутствовал таковой, то, вне всякого сомнения, во всем мире вряд ли бы нашелся более недостаточно верующий, чем биржевой маклер.

Кокетка-вдова плотоядно взирала на священника, ловя его ответный взгляд, что было невозможно, поскольку он ее просто не видел; все ее усилия пропали втуне. Адвокат сидел с бесстрастным лицом, сложив руки, пропуская слова проповеди мимо ушей. Поппи, утомленная речью священника, неожиданно поднялась и присоединилась к тетке. Герой закрыл глаза и, казалось, последовал примеру биржевого маклера.

Спустя приблизительно час, во время пения гимнов, Джозеф, обращаясь скорее к себе, нежели к матери, произнес:

– Смогу ли я удрать?

– Удрать? Несчастный, ты сказал удрать?
– осведомилась старая леди.

– Думаю, что это возможно. Там есть комнатка, позади исповедален, или ризницы, или что-то в этом роде, с дверью, выходящей наружу. Пожалуй, рискну; как знать, может мне удастся хоть ненадолго обрести свободу.

Он осторожно проскользнул вдоль скамьи, мимо сладко посапывавшего биржевого маклера. Пробрался в комнату, о которой говорил, промчался через нее и попытался открыть дверь, ведущую на улицу. Она была заперта, но, к счастью, в замочной скважине имелся ключ. Щелкнул замок. Он распахнул дверь, рванулся вперед и оказался в объятиях своих персонажей. Всех сразу. Наблюдавший за ним краем глаза адвокат подал сигнал тревоги. Биржевой маклер очнулся; он, адвокат и герой выбежали к троим, стоявшим возле входа, оповестили о случившемся, в результате чего Джозеф был перехвачен, а его попытка удрать окончилась провалом. Разочарованный, он был препровожден в свой дом торжествующими персонажами.

Вернулась

его мать; она была явно взволнована.

– Что случилось, Джо, дорогой?
– спросила она.

– Мне стало нехорошо, - ответил он.
– Но сейчас я чувствую себя значительно лучше.

– Надеюсь, это никак не повлияет на твой аппетит, Джо. На обед у меня приготовлена холодная баранина с мятным соусом.

– Думаю, что не откажусь, - успокоил ее мистер Леверидж.

Во время обеда он был молчалив и рассеян. Внезапно он стукнул кулаком по столу.

– Все равно я выйду победителем!
– воскликнул он, и по его лицу разлился румянец.

– Дорогой, - сказала его мать.
– Так ты перебьешь всю посуду. Ты едва не опрокинул графин.

– Прости; мне нужно немного отдохнуть. Я пойду к себе.

Он встал и сделал знак своим персонажам; те также поднялись и гурьбой проследовали вслед за ним в его комнату.

Оказавшись здесь, он сказал, обращаясь к герою:

– Могу ли я попросить вас закрыть и запереть дверь? Моя мать беспокоится, и сейчас придет, а мне хотелось бы с вами всеми переговорить. Это не займет много времени, и, как мне кажется, будет всем нам полезно. Не беспокойтесь и ни в чем меня не подозревайте, я не предприму никаких попыток от вас скрыться. Встретимся завтра утром. Я собираюсь отправиться в Саунтон на поезде 9.48 и приглашаю вас ко мне присоединиться.

В дверь постучали.

– Открой, это моя мать, - сказал Джозеф.

Вошла обеспокоенная миссис Леверидж.

– Что с тобой происходит, Джо?
– спросила она.
– Если бы я не была уверена, что мы оба не употребляем спиртного, то могла бы подумать, что ты тайком это делаешь.

– Мама, мне необходимо завтра утром отправиться в Саунтон. Я нашел решение проблемы, и теперь все будет хорошо.

– Ты не мог бы высказаться подробнее, мой милый?

– К сожалению, нет. А если коротко - я нашел способ уладить неприятности, возникшие после выхода в свет моего романа. Помоги мне упаковать мои вещи.

– В субботу? Это невозможно.

– Нет, завтра утром. Мы отправляемся на утреннем поезде 9.48.

– Мы? Ты что, хочешь, чтобы я тебя сопровождала?

– Нет, нет... Мы... я имел в виду себя. У авторов такая дурацкая привычка. Они говорят о себе мы, подобно царственным особам.

Всю вторую половину дня Джозеф Леверидж потратил на написание писем своим "жертвам" в Саунтоне.

Во-первых, он написал миссис Бейкер, что хотел бы снять у нее те же комнаты, в которых жил прежде, и что у него есть, что ей сказать, и что сказанное, вне всякого сомнения, доставит ей удовольствие.

Затем он написал викарию, выразив крайнее сожаление по поводу того, что нечаянно лишил его внутреннего я, и просил, в случае, если тот соблаговолит, посетить его вечером, в 7.30, на его квартире на Западной улице. У него есть весьма веские причины искать встречи. Он извинялся за то, что сам не может навестить его, ссылаясь на некоторые обстоятельства, которые делают более желательной встречу с глазу на глаз именно у него.

После чего переключил свое внимание на мистера Сторка, заверив его, что он, Джозеф Леверидж, остро чувствует свою вину перед ним, что он поступил недостойно, "отблагодарив" своего работодателя за его доброту и участие лишением последнего его я, что является поступком в высшей степени бесчестным. Однако, добавил он, имеется средство, способное все вернуть на свои места. Он предавал себя в руки мистера Сторка и умолял о встрече на своей квартире на Западной улице, в будущий понедельник, в 7.45 вечера. В результате каковой, как он искренне надеялся, прошлое будет забыто, и возникшее недоразумение закончится как нельзя лучше.