Книга привидений
Шрифт:
– Вы можете идти, миссис Бейкер, - сказал последний, видя, что она собирается задержаться.
Когда она вышла, Джозеф взглянул на викария повнимательнее. Тот имел пришибленный вид. Он выглядел так, словно провел ночь под проливным дождем без зонтика и плаща. Щеки его были дряблыми, уголки рта опустились, взгляд пустой, а усы безжизненно обвисли.
– Дорогой викарий, - начал мистер Леверидж.
– Не могу простить себе...
– В прошлый раз он и в мыслях не мог позволить себе обратиться к преподобному в подобном тоне, но сегодня положение было иным, а последний выглядел совершенно опустошенным и несчастным.
– Дорогой
– У меня есть я, и я могу передать его вам; вы вновь обретете себя и займете подобающее место не только в вашем приходе, но и во всей епархии.
– Он снова взмахнул рукой.
– Живо!
Мгновение - и викарий Саунтона чудесным образом преобразился. Он выпрямился. Выражение лица изменилось, - Джозеф никогда прежде не видел его таким. Щеки затвердели, обозначившиеся вокруг рта линии свидетельствовали о твердости характера и самообладании. Взгляд, устремленный на Джозефа, словно бы пронзал последнего насквозь, до смутных глубин его души.
Викарий подошел к зеркалу, стоявшему на каминной полке.
– Господи!
– воскликнул он.
– Мне немедленно нужно идти в парикмахерскую и избавиться от этих усов.
И он поспешил вниз.
После небольшой паузы, мисс Бейкер, переодевшаяся, с синим шарфиком на шее, концы которого свободно свисали сзади, ввела мистера Сторка. Адвокат казался совершенно высохшим, словно кто-то долгое время держал его под палящими солнечными лучами; он вошел с совершенно безразличным видом и опустился в кресло.
– Мой бедный хозяин, - произнес мистер Леверидж, - все, что я хочу - это вернуть вам вашу былую энергичность и даже добавить нечто, чего вам, возможно, так не хватало прежде.
Он повернулся к очередному персонажу - седовласому адвокату - и призывно махнул рукой.
Мистер Сторк вскочил на ноги, словно стараясь избавиться от крошек, неведомо каким образом оказавшихся у него на брюках. Его грудь вздымалась, он высоко поднял голову, взгляд его был ясен и тверд.
– Мистер Леверидж, - сказал он, - я уже давно не спускаю с вас глаз, сэр, - именно так, не спускаю глаз. Я ценю вашу безукоризненную честность в ведении дел. Я сам ненавижу двуличие, ненавижу стремление всегда и везде искать компромисс. Я по большей части разочарован своими служащими. Они далеко не всегда поступают должным образом. Мне хотелось бы, чтобы моя фирма слыла примером честного и бескомпромиссного ведения дел. И именно поэтому я наблюдал за вами, сэр! Зайдите ко мне завтра утром, и, когда мы с вами будем обсуждать условия вашего возвращения, не забудьте напомнить мне о том, что я хотел бы видеть вас своим партнером.
– Я этого не достоин, сэр.
– Я ожидал от вас именно такого ответа. И ценю это, сэр. Это лишнее свидетельство того, что я не ошибся в своем выборе. Честный человек в наше время - на вес золота, сэр. Он столь же редок, как этот металл.
Затем, преисполненный достоинства, мистер Сторк удалился, а его место занял мистер Бокс, бакалейщик.
– Ну, мистер Бокс, - спросил мистер Леверидж, - как ваши дела?
– С тех пор, сэр, как вы поместили меня в свою книгу, плохо, очень плохо. Я уже говорил вам, сэр, что еще какое-то
– Мне ужасно это слышать, - сказал мистер Леверидж.
– Но, мне кажется, я нашел способ восстановить утраченное. Живо!
– Он махнул рукой следующему персонажу - биржевому маклеру, и тот воплотился в тело мистера Бокса.
– Теперь я знаю, что надо делать! И я сделаю это!
– воскликнул бакалейщик, и в его глазах вспыхнули искры.
– Мое маленькое предприятие превратится в большое! Вот увидите, мистер Леверидж! Готов держать пари на что угодно, скоро вы сами сможете стать свидетелем моего успеха!
Мистер Бокс выскочил из комнаты и поспешил вниз по лестнице; он мчался как вихрь, и едва не сбил с ног миссис Бейкер, стоявшую на лестничной площадке и вовсю кокетничавшую с мистером Уотерспуном. Этот джентльмен, потерявший свою индивидуальность, в руках миссис Бейкер напоминал детскую игрушку-волчок; она вертела им, как хотела, применив все очарование, которым обладала (или считала, что обладала), с целью вовлечь в любовную интрижку.
– Войдите, - крикнул ему Джозеф Леверидж, после чего мистер Уотерспун, покрасневший, испуганный и чрезвычайно стеснительный, поднялся, что-то пробормотал и опустился в кресло. Он был слишком подавлен натиском миссис Бейкер, чтобы говорить.
– Итак, - сказал Джозеф, обращаясь к очередному персонажу - герою.
– Вы не можете сделать ничего лучшего, как вдохнуть душу в это слабое существо. Вперед!
Мистер Уотерспун мгновенно вскочил на ноги.
– Святой Георг!
– воскликнул он.
– Интересно, как это мне раньше не пришло в голову! Почему бы мне не записаться волонтером в Южную Африку и не помочь навести порядок с этими коварными бурами? Я вернусь сюда с их скальпами на своем поясе, - и это лучшее, что я могу сделать для своей страны! Я стану добровольцем! Только, - мистер Леверидж, прошу вас, - отвлеките каким-нибудь образом эту несообразную старую толстую даму, чтобы я мог выскользнуть. Она не дает мне пройти, а я не могу позволить себе ни словом, ни действием обидеть женщину.
Мистер Уотерспун благополучно удалился.
– Эй, - сказала Поппи, - интересно, а что вы приготовили для меня?
– Если вы соблаговолите пойти со мной, дорогая Поппи, я уверен, что вы останетесь довольны.
– Надеюсь, вы приготовили для меня нечто получше, чем для маленькой вдовушки. Впрочем, она получила по заслугам.
– Мы с вами отправимся на берег реки, - сказал Джозеф, - там у меня назначена на 8.33 встреча с еще одной... леди.
– Но объясните, почему нам придется тащиться туда; почему вы не назначили ей встречу здесь, как всем прочим?
– Потому что я не могу пригласить юную леди в свою холостяцкую квартиру.
– Это, конечно, делает вам честь. Но я-то нахожусь здесь.
– Да, это так, но... Вы пока что всего лишь вымышленный персонаж, в то время как она - реальный человек.
– Полагаю, мне лучше пойти с вами, - вмешалась леди Мейбл.
– Я так не думаю. Пусть ваша милость соизволит подождать нашего возвращения вот в этом кресле. Могу вас заверить, что после этого оно станет для меня священным. Идемте, Поппи.