Книга привидений
Шрифт:
– Простите, что прерываю, - сказал я, - но мне помнится, вы намекали, будто Абдулхамид был мусульманином, а последователи Пророка не верят в переселение душ.
– То же самое я сказал Алеку, - отозвался Донелли.
– На что он ответил: души, по его словам, после смерти тела, следуют дальнейшим путем не в соответствии с вероисповеданием, а в соответствии с предначертанием; что бы человек ни думал, в течение земной жизни, о своем посмертном состоянии, истина известна только индусам, а именно: душа переселяется из существа в существо, от низшего к высшему, то есть человеку, чтобы затем вновь пройти очередной цикл превращений. И так, до бесконечности. "Ты хочешь сказать, - спросил я его, - что это Абдул в образе скорпиона кусает по ночам мое бренное тело?" "Нет, сахиб, - отвечал мне слуга очень серьезно.
– Его преступление слишком ужасно, чтобы он воплотился в низшее существо. Судьба вынесла иной приговор: он должен скитаться возле мест совершения своих преступлений, пока не найдет человека, спящего возле одного из них; на теле у спящего должна быть родинка, а из родинки расти три волоска. Эти волоски он должен вырвать и закопать на могиле последних своих жертв, после чего окропить их своими слезами. Только эти слезы, свидетельство его глубокого раскаяния, позволят ему начать круг превращений". "Так
Донелли сделал паузу, чтобы содрать с рукава несколько комьев грязи. Одежда начала подсыхать, грязь затвердела, и мы словно бы покрылись древесной корой.
– Пока что, - заметил я, - вы ни словом не упомянули о крыльях.
– Мы приблизились к ним вплотную, - заверил меня майор.
– Вступление закончено.
– А! Так это было вступление?
– Ну да. Что-то не так? Вступление. А теперь перехожу к сути своего рассказа. Примерно через год после этого случая я вышел в отставку и вернулся в Англию. Что стало с Алеком, я не знал, да, честно сказать, меня это особо и не заботило. Спустя пару лет, в один прекрасный день я шел по Грейт Рассел стрит, и, проходя мимо ворот Британского музея, заметил индуса, несчастного, замерзшего, в лохмотьях. В руках он держал поднос с браслетами, ожерельями и прочими безделушками, произведенными в Германии, которые он выдавал за произведения восточного искусства. Когда я проходил мимо, он отдал мне честь; всмотревшись пристальнее, я узнал Алека. Я был сильно удивлен и спросил: "Что привело тебя в Англию?" "Сахиб вряд ли будет удивлен, - отвечал он.
– Я прибыл сюда, чтобы заработать. Я слышал, что в Лондоне основано общество по исследованию психических явлений; и полагал, что, имея чудесный дар, могу быть полезным его основателям, будучи принят в него; что могу обеспечить свое существование, поведав им из первых рук истории о призраках". "И что?
– снова спросил я.
– Тебе это удалось?" "Нет, сахиб. Я не могу его найти. Я спрашивал всех и каждого, но никто не мог мне сказать, где оно находится; я обратился в полицию, но они прогнали меня. Я умер бы от голода, сахиб, если бы не эти вещи", - он указал на поднос. "Ну и как идет торговля?" - спросил я. Он покачал головой с печальным видом. "Очень плохо, мне хватает только на то, чтобы не протянуть ноги. Остальное идет Merewig". "И сколько же браслетов тебе удается продать за день?" "По-разному, сахиб. Но сколько бы я ни продал, прибыль очень мала. Она идет другому Merewig". "А где изготовлены все эти вещицы?
– спросил я.
– В Германии или Бирмингеме?" "О, сахиб, откуда же мне знать? Я получаю их от одного еврея. Он поставляет их разным уличным торговцам. Но я торгую не только этим. Иногда я продаю турецкие сладости, там товар расходится лучше. Вы, англичане, любите сладкое. Как вот эта Merewig", - он кивнул в сторону пожилой дамы, с ридикюлем в руке, в этот момент проходившей мимо нас. "Что значит Merewig?" - спросил я. "Сахиб не знает?" Его лицо вытянулось от удивления. "Если сахиб войдет в большой читальный зал, он увидит их там множество. Огромный Лондон служит им прибежищем; каждый день, в основном днем, - а некоторые рано утром, - как только Музей открывается, они приходят сюда и остаются в течение дня, собирая информацию, приобретая знания". "Ты имеешь в виду студентов?" "Не только, хотя и среди студентов их немало. Я без труда узнаю их. Сахиб знает, что у меня необыкновенные способности распознавать духов".
– Кстати, - спохватился Донелли, - вы понимаете по-индийски?
– Ни слова, - ответил я.
– Очень жаль, - сказал он, - потому что наш диалог мне было бы проще передать на индийском. Я владею им в той же мере, что и английским, и мой рассказ было бы гораздо проще передать по-индийски.
– С таким же успехом вы можете передать его на китайском. Его я понимаю так же, как индийский. Но погодите минутку. Я сниму грязь.
Солнечные лучи подсушили ил на моей одежде, так что я, должно быть, напоминал старую картину, лак на которой потемнел и растрескался сотнями крапелюр. Я поднялся и сорвал несколько комьев. Полы моей одежды стали скручиваться.
– С чисткой не следует торопиться, - посоветовал Донелли.
– У нас еще уйма времени, так что, с вашего позволения, я продолжу свой рассказ.
– Валяйте. Но когда, наконец, вы доберетесь до крыльев?
– Прямо сейчас, - сказал он.
– Что ж, поскольку я не могу в полной мере передать вам объяснения Алека на индийском, постараюсь сделать все возможное, чтобы подыскать точные формулировки на английском. И не столь пространно. Индус объяснил дело таким образом. Он сообщил мне, что мы, христиане и белые, - не то же самое, что темнокожая и желтая расы. После смерти мы не переходим в тела низших животных, что является привилегией и должно нас бесконечно радовать. Мы сразу же переходим в более высокие существа. У нас появляются крылья, подобно как у бабочек, когда они появляются из куколок. Но эти крылья не возникают из ничего. Они формируются из информации, которой мы питали наш мозг в течение жизни. На нашем жизненном пути, мы приобретаем большое количество знаний, научных, исторических, философских и иных, и они образуют своего рода психическую субстанцию, из которой, неизвестным, таинственным образом и произрастают наши крылья. Чем больше информации мы накопили, тем величественнее наши крылья; чем она разнообразнее, тем богаче цветовая гамма. В момент смерти наш мозг пустеет, в нем не из чего развиваться крыльям. Из ничего не может возникнуть нечто. Законы природы неумолимы. Вот почему вы не должны сетовать на то, что вам пришлось целый день торчать в грязи, мой друг. Я передал вам такое количество бесценных знаний, что в будущем, вне всякого сомнения, раскраска ваших крыльев будет богаче, чем у павлина.
– Я бесконечно вам благодарен, - сказал я; эмоции переполняли меня и били через край.
Донелли продолжил свой рассказ.
– Я был так заинтересован сказанным мне Алеком, что предложил: "Пойдем со мной в Ниневийскую комнату, где мы сможем спокойно об этом поговорить". "Ах, сахиб, - отвечал он, - они не позволят мне войти с подносом". "В таком случае, - сказал я, - давай
Мы с Донелли продолжали медленно подсыхать. Должно быть, мы походили на шоколадные фигурки, которые можно видеть в кондитерских магазинах, только в гораздо большем масштабе, не такого теплого оттенка и уж конечно, с совершенно иным запахом.
– Едва мы присели, - продолжил между тем Донелли, - я почувствовал холод каменных ступеней, а поскольку, по возвращении, у меня уже было два или три приступа подагры, я снова поднялся, достал из кармана экземпляр Standard, сложил и поместил между собой и ступенькой. Внутренний лист я протянул Алеку, для той же цели. Обычно восточные жители нечувствительны к доброте и не испытывают чувства благодарности. Но этот мой поступок тронул закоренелого язычника. Его губы дрогнули, он стал более разговорчив, если это вообще возможно, чем прежде. Он ткнул меня своим подносом и сказал: "Вон выходит Merewig. Интересно, почему так скоро?" Я увидел женщину средних лет, в сером платье, с жирными пятнами, перехваченном простеньким ремешком, завязанным сзади. "Что такое Merewig?" снова спросил я. То, что он мне ответил, я передам вам своими собственными словами. Все мужчины и женщины, - я имею в виду только европейцев и американцев, - на первом этапе своей жизни, как это принято, а также исходя из собственных интересов, приобретают и хранят в своем мозгу столько информации, сколько могут; и из нее, на втором этапе существования, разовьются крылья. Понятно, что чем больше и разнообразнее информации они накопят, тем лучше для них. Мужчинам это дается легче. Даже если они плохо учатся в школе, став молодыми людьми, они быстро научаются самой жизнью, - конечно, я не имею в виду праздных бездельников, которые никогда ничему не научатся. Они получают знания, даже занимаясь спортом; не говоря уже про бизнес, чтение, общение, путешествия - их мозг с течением времени становится похожим на склад. Как легко видеть, они не могут избежать этого при обычном разговоре, поскольку тематика очень обширна: здесь и политика, и социальные вопросы, и естественная история, и научные открытия, - а потому мозг мужчин постоянно пополняется знаниями. Молодые девушки ничего не читают, за исключением романов, что так же полезно, как надувать мыльные пузыри. А разговоры между ними - исключительно пустая болтовня.
– Однако, - возразил я, - в нашем цивилизованном обществе молодые девушки постоянно общаются с мужчинами.
– Это правда, - согласился он.
– Но к чему сводятся эти разговоры? Легкомысленные шуточки, беседы ни о чем. Мужчины в разговоре с ними не затрагивают серьезных тем, им хорошо известно, что девушкам они не интересны, и они совершенно не расположены напрягать свои умственные способности. Хотите знать, почему так много англичан ищут себе в спутницы жизни американок? Потому что американская девушка развивает свой ум, становясь рациональной, хорошо образованной женщиной. С ней можно беседовать на любые темы, она может разделять интересы мужа. В какой-то мере, стать его компаньоном. То, что недоступно английской девушке. Ее голова пуста, как барабан. Сегодня ситуация меняется; подрастая и выходя замуж, или же оставшись старой девой, она заводит птиц, занимается садоводством, пополняет знания ведя хозяйство и присматривая за домашней прислугой. Но подавляющее большинство английских молодых женщин, если им суждено умереть рано, обладают незаполненным знаниями мозгом, и следовательно лишены возможности обретения крыльев. Будучи личинками, они не потребляли ничего, что позволило бы им превратиться в бабочек.
– Иными словами, - сказал я, - и молодые девушки, и мы, - то есть вы и я, - это нечто вроде личинок.
– Совершенно верно, мы личинки, как и они, только с большей способностью к возрождению. Когда девушки умирают, не получив достаточно знаний, что происходит весьма часто, они не могут возродиться. Они становятся Merewigs.
– Так вот что обозначает это слово, - удивленно протянул я.
– Да, но те Merewigs, которых я имел честь наблюдать, входили и выходили из Британского музея, где изучали коллекции, или работали в читальном зале, и по большей части были средних лет.
– И как вы можете это объяснить?
– спросил я.
– Я всего лишь передаю вам то, что услышал от Алека. Существуют также и мужчины Merewigs, но в гораздо меньшем количестве, по причинам, о которых я вам уже говорил. Соотношение составляет приблизительно девяносто девять женщин Merewigs на одного мужчину.
– Вы меня удивили.
– Я был удивлен не меньше вашего, когда услышал все это от Алека. Однако, продолжим. Души девушек, имевших недостаток знаний и умерших по всей Англии в течение суток, каждое утро, в четыре часа, или, точнее, за несколько минут до того, как часы пробьют четыре часа, собираются возле статуи королевы Анны возле собора Святого Павла, но среди них попадаются и души молодых людей, праздных бездельников. С первым ударом часов весь этот рой устремляется вверх по Холборн Стрит и вдоль Оксфорд Стрит, чего я, естественно, подтвердить не могу. Алек говорил, что этот поток напоминает движение армии крыс в коллекторах.
– Но что может знать индус о коллекторах Лондона?
– Ему рассказывал человек, который их обслуживает, и у которого он поселился. Они подружились.
– И куда же направляется этот рой душ?
– Не знаю, Алек объяснил это как-то невнятно. Он говорил, что они спешат на великий склад женских тел. Они должны заполучить их, чтобы с их помощью компенсировать прошлое и приобрести знания, которые разовьются в крылья. Конечно, за тела идет нешуточная борьба, ибо на каждое приходится по меньше мере с полдюжины претенденток. Поначалу им предлагались только тела старых дев, но их оказалось недостаточно, а потому к ним добавили замужних женщин и вдов. Существовали некоторые сомнения, но выбирать не приходится. Так они становятся Merewigs. Имеются тела старых холостяков, но девушкам они заказаны. Надеюсь, теперь вы поняли, что такое Merewigs, и почему они устремляются в Британский музей. Они впитывают там всю информацию, до которой только могут дотянуться.