Книга Розы
Шрифт:
Другая сослуживица – медсестра Лида Раппопорт вспоминала:
«Когда наша дивизия шла через Южные Карпаты, все умирали от нехватки кислорода. Дышать нечем, есть нечего. Перевязочных материалов не хватает. Такие тяжелейшие условия, а Рае хоть бы что – ходит между ранеными, каждому доброе слово скажет, пошутит:
– У тебя невеста будет голубоглазая.
– Так надо ж дожить! – отвечает боец.
– Доживем. Обязательно доживем. И на свадьбе попляшем. Ты знаешь, как я умею плясать? Даже барыню.
Мы удивлялись Райке. Надо же, барыню собирается плясать, когда нет сил даже жить».
А на самом деле Рая чувствовала то же, что
С медсестрой Сироткиной я встречалась в 1945-м уже после гибели Раи. Встреча на вокзале вышла недолгой. В Харькове Зинаида была проездом, о чем известила меня телеграммой. Но меня задержали обстоятельства – вызвали в канцелярию округа, стенографировать прием чешского короля Михая. Он начальнику округа тогда матриссу подарил – передвижную железнодорожную скоростную единицу, отделанную с королевской роскошью. На ней только Кривонос ездил, начальник Донецкого округа, бывший машинист, который вторым после Стаханова рекорд поставил – провел тяжеловесный двойной состав.
В общем, когда я добралась до вокзала, до отправления поезда у Сироткиной оставалось двадцать минут. Я спросила Зинаиду, кто посылает отцу по аттестату 800 рублей? Рая, пока жива была, высылала 400. Но ее больше нет, а деньги приходили, да еще вдвое больше.
– Да Ванька, наверное, – ответила Зинаида.
Эту версию чуть позже подтвердила и другая сослуживица Раи – Лида Раппопорт.
Иван Зима находился на задании, когда Раиса погибла и когда ее хоронили. А вернувшись, спросил как-то буднично:
– Что, Раиса погибла? – словно речь шла о совершенно постороннем для него человеке.
А на расспросы сослуживцев: «Почему так спокоен?» отвечал: «Война есть война».
И хоть не давал Иван выхода своим эмоциям, видимо, эта трагедия не прошла для него бесследно, раз взял на себя участие в судьбе нашей семьи. Знал, как Рая переживала за своих близких, за меня. Рая всегда просила врачей, которые ехали через Харьков: «Поучаствуйте в судьбе Розы». В письмах мне писала: «Надеюсь, что у тебя такие же скромные подружки, какие были до войны?»
Иван Зима тоже написал мне после гибели Раечки и предложил встретиться. Но, посмотрев на фото красивого офицера со звездой Героя Советского Союза на груди, я отбросила снимок и не ответила на письмо. Не смогла простить того, как равнодушно воспринял он гибель сестры.
Подробности того нелепого трагического случая я узнала от Лиды Раппопорт и ее мужа Константина, на руках которого умирала Раечка.
…Это случилось 12 октября 1944 года на территории области Трансильвания в Румынии. Разведчики захватили немецкого генерала. Когда доложили об этом в штаб армии, пришел приказ срочно доставить пленного самолетом в Бухарест.
Раисе, хорошо владеющей немецким языком, предстояло сопроводить генерала до самолета.
Перед поездкой немец попросил его побрить. А у парикмахера, которого к нему пригласили, не оказалось безопасной бритвы. Намылив пеной лицо клиента, цирюльник начал брить. И в это время генерал перехватил его руку с опасной бритвой и полоснул лезвием себе по горлу. Кровь хлынула фонтаном. Этого Рая не видела. Ее привезли, когда Сироткина уже остановила кровотечение.
– Трахея перерезана, – доложила она.
Рая осмотрела пациента, размотав бинты, похвалила медсестру и дала большую дозу наркоза. Операция предстояла сложная, важно
Сироткина вспоминала:
– Рая сделала уникальную операцию. Руки у нее были золотые. Она чувствовала кончиками пальцев жизненную нить. Чувствовала, сможет вернуть пациента к жизни или нет. Мы все затаили дыхание.
Это был адский труд – операция длилась четыре часа. Вот как это запомнилось Лиде Раппопорт:
– Мы просто рядом стояли и то падали от усталости. А она делала сложнейшую операцию. Мы на нее смотрели, как на божество. Ассистировала ей одна Сироткина.
После операции немец захрипел.
– Рая, сможет он говорить? – спросил подъехавший в это время генерал из штаба нашей дивизии.
– Сможет! – заверила Раиса.
– Но ты довезешь его до аэродрома. Погрузите его в самолет. А там пусть он хоть сдохнет – мы за него уже не будем отвечать, – распорядился представитель командования.
– На машине его везти нельзя. От тряски кровотечение откроется, – предупредила Рая.
Решили транспортировать в повозке, запряженной парой лошадей. Навалили побольше сена. Накрыли стерильными простынями и уложили немца. Впереди – возница. Рая села рядом с раненым и, наклонившись к нему, о чем-то разговаривала с ним по-немецки. Позади находились Сироткина и автоматчик. Ехали медленно, но Рая периодически притормаживала возницу, поскольку размытая осенними дождями дорога была вся в колдобинах. Тогда тот спрыгивал с повозки и вел лошадей за поводья. А вдоль дороги по обе стороны таблички понатыканы: «Осторожно, мины!» Это наши саперы предупреждения понаставили. Ничто не предвещало трагедии. Как вдруг навстречу выехала колонна мотоциклов. Треск моторов буквально взорвал осеннюю тишину, и лошади, испугавшись, понеслись прямо на минное поле. Всего в сорока метрах от дороги прогремел взрыв. Раю подбросило в воздух и со всего маху ударило об землю. Генерала разорвало в клочья, автоматчика и возницу – тоже. Военврач Константин, сопровождавший повозку на машине, прополз эти сорок метров по минному полю до места, где лежала Рая. Она была еще в сознании и тихо прошептала:
– Костя! Никакой операции – у меня все отбито.
Он выполз назад по своему следу и вытащил на себе уже терявшую сознание Раю. Все время по пути в ближайший населенный пункт – а это был городок Топлица – Константин держал Раечку на руках и молил Бога, чтобы она выжила. Но через два часа моей сестренки не стало. В свидетельстве о ее смерти скупые строки заключения: «Общая тяжелая контузия с внутренним кровоизлиянием, несовместимая с жизнью».
В отличие от Раечки, братьев моих смерть обошла стороной. Все трое дошли до Берлина и вернулись живыми. Где и на каких фронтах воевал Леонид, о том не знали даже мы, самые близкие. В армейских хрониках мне удалось найти упоминание фамилии полкового комиссара Л. С. Эпштейна. О нем ли шла речь? На послевоенном фото Леня запечатлен в военной форме с погонами полковника без эмблемы рода войск. На груди – фронтовые награды: ордена Отечественной войны I и II степеней, орден Красной Звезды и орден Ленина и довоенные: орден Красного Знамени и медаль «ХХ лет РККА». Правда, очередное звание генерал-майора брат по каким-то причинам так и не получил. Вероятно, по-прежнему его личность в определенных кругах вызывала политическое недоверие. Но это только мои догадки. Ничего не знали мы и о реальной миссии Леонида на дипломатическом поприще.