Книга тайных желаний
Шрифт:
Рядом со мной из ниоткуда возникла мать:
— Ты будешь дожидаться церемонии в отдельных покоях. Нафанаил не должен тебя видеть, пока не придет время. Это недолго.
Она взмахнула рукой, и седовласая служанка повела меня за собой. Мы прошли вдоль портика, мимо крыла, в котором располагались римские бани, и поднялись по лестнице на второй этаж, в спальню, где не было ни фресок, ни мозаик. Она была отделана золотистыми панелями из терпентинного дерева.
— Итак, вот и агнец на заклание пожаловал, — произнес чей-то голос по-гречески.
Я обернулась. Рядом с большой кроватью, застеленной
По слухам, Фазелис, которой тогда едва сравнялось тринадцать, порезала себе руки и проплакала три дня и три ночи, узнав, какая судьба ее ждет.
Ее присутствие на мгновение лишило меня дара речи. От алого платья и золотой накидки захватывало дух, и в то же время мне стало жаль Фазелис, игрушку в руках двух мужчин.
— Ты не говоришь по-гречески или просто слишком робка, чтобы отвечать мне? — В тоне слышалась насмешка, словно я забавляла ее.
Ее слова ударили меня, словно пощечина, и я пришла в себя.
Чувство потери и гнев поднялись во мне. Мне хотелось прокричать ей в лицо, что я помолвлена с человеком, которого презираю, и он платит мне той же монетой. Я едва могу надеяться на встречу с человеком, которого люблю. Я не знаю, что стало с моим братом. Моя жизнь принадлежит словам, однако же мои истории похоронены в земле. Мое сердце ноет, словно выбранные пшеничные плевелы, а она говорит со мной, будто я слабая или глупая.
Пусть она супруга тетрарха, мне все равно.
— Я не агнец! — пророкотала я.
Всполох пламени мелькнул в ее глазах.
— Вижу.
— Ты говоришь с такой снисходительностью, будто между нами есть разница.
— Просвети меня. Пожалуйста. Почему же между нами нет разницы? — Она опять насмехалась надо мной.
— Тебя выдали замуж силком точно так же, как теперь и меня. Разве наши отцы не воспользовались нами в своих корыстных интересах? Мы обе товар, которым можно торговать.
Она подошла ко мне в ароматном облаке нарда и корицы. Волосы у нее развевались, бедра покачивались. Я вспомнила рассказ матери о том завораживающем танце, который Фазелис исполняла, чтобы потешить гостей. Как бы мне хотелось посмотреть на него! Я испугалась, что она собирается дать мне пощечину за дерзость, однако заметила, что взгляд царевны смягчился.
— Когда я в последний раз виделась с отцом семнадцать лет назад, он горько плакал, умоляя простить его за то, что посылает меня в эту пустыню. Он уверял, что им двигали благородные побуждения, но я плюнула на пол перед ним. Никогда не прощу, что он любил свое царство больше, чем дочь. Он сосватал меня за шакала.
Тут я поняла, чем мы отличаемся: отец Фазелис выторговал за нее мир для своего народа. Мой променял дочь на кусок земли для себя.
Она улыбнулась, и на этот раз без издевки.
— Будем друзьями, — сказала она, беря меня за руку. — Не из-за наших отцов или общего несчастья. Будем друзьями, потому что ни ты, ни
В тусклом свете факелов мы стояли посреди глади мозаичного моря — я, мои родители, Йолта, Ирод Антипа, Фазелис, рабби Шимон бар-Йохай, Нафанаил, его сестра Зофер и по меньшей мере две дюжины других причудливо причесанных людей, чьих имен я не знала, да и не очень-то хотела знать. Подошвы моих сандалий попирали чешуйчатую спину свирепого морского дракона.
Я никогда не видела Антипу вблизи. Он выглядел ровесником отца, но был более грузен, с выпирающим животом. Умащенные маслом волосы закрывали ему уши, выглядывая из-под нелепой короны, напоминающей перевернутый вверх дном позолоченный котелок. Мочки ушей оттягивали серебряные кольца разного размера, некоторые очень большие. Глаза у него были крошечные, словно финиковые косточки, слишком маленькие для такого лица. Я нашла его отвратительным.
Старый раввин прочел из Торы: «Нехорошо быть человеку одному», а потом произнес слова обряда:
Негоже человеку быть одному.
Негоже человеку без жены вести хозяйство.
У человека без жены да не будет потомства.
Негоже человеку быть без жены, хозяйства и потомства, ибо он нарушает завет Господа.
Долг человека — жениться.
Раввин говорил устало и формально. Я не смотрела на него.
Отец огласил брачный контракт, за этим последовала символическая выплата выкупа за невесту, который перешел из рук Нафанаила в отцовские. Я не смотрела на них.
— Подтверждаешь ли ты непорочность твоей дочери? — спросил раввин.
Я резко вскинула голову. Интересно, начнут ли они теперь обсуждать розовые с коричневым складки кожи у меня в промежности? Нафанаил ухмыльнулся, предвещая бедствия, которые поджидали меня в спальне. Отец помазал раввина елеем в знак моей чистоты. Я наблюдала за происходящим. Мне хотелось, чтобы они увидели презрение, разлитое на моем лице.
Не могу описать, как выглядел Нафанаил, когда читал благословение жениха, потому что не удостоила его даже взглядом. Я не сводила глаз с мозаики, представляя себя где-то очень глубоко под водой. «Я не агнец. Не агнец…»
В пиршественном зале Ирод Антипа удобно устроился на роскошном ложе, подперев голову левой ладонью. Остальные выжидали, гадая, кто же займет место по левую и правую руку от него у центрального стола триклиния, а кого поведут к унылым и тесным скамьям, расставленным у дальних концов других столов. Место в пиршественном зале служило единственным и самым верным мерилом благосклонности тетрарха. Всех женщин, в том числе и Фазелис, собрали за отдельным столом, который находился в самом конце зала, даже дальше, чем столы горемык и неудачников. Тем, кому фортуна не улыбнулась, — впрочем, как и нам, женщинам, — подавали более грубые блюда и менее изысканные вина.