Книги крови V—VI: Дети Вавилона
Шрифт:
— Сейчас вы делаете для него самое лучшее, на что способны, — попытался успокоить Гарри, хотя знал, что слова — утешение слабое — Мало кто может похвастаться таким верным другом.
— Я никогда не был ему другом, — покачал головой Валентин, не отрывая наполненных слезами глаз от трупа.— И все надеялся: придет день, когда он полностью доверится мне. Но он не доверился.
— Почему?
— Он вообще никому не доверял. Положение не позволяло. — Тыльной стороной ладони Валентин вытер слезы.
— Может быть, — предложил Гарри, — сейчас самое время рассказать
— Если хотите.
— Хочу.
— Что ж, хорошо, — вздохнул Валентин. — Тридцать два года назад Сванн заключил сделку с бездной. Он согласился быть ее посланником, если, в свою очередь, ему даруют магию.
— Магию?
— Способность творить чудеса. Трансформация материи. Приворот душ. Даже изгнание Бога.
— Это вы называете чудесами?
— Все гораздо сложнее, чем вы думаете, — ответил Валентин.
— Так Сванн был настоящим магом?
— Вне всяких сомнений.
— Тогда почему же он не пользовался своим могуществом?
— Пользовался, — сказал Валентин. — Каждый вечер. На каждом представлении.
— Не понимаю, — озадаченно проговорил Гарри.
— Все, что Князь токи предлагает человечеству, не стоит и ломаного гроша, — сказал Валентин. — Иначе он бы ничего не предлагал. Сванн не догадывался об этом, когда заключил первую сделку. Он узнал позже. Чудеса бесполезны. Чудеса отвлекают от истинных интересов и забот. Они — лишь риторика, театр.
— А что есть истинные интересы?
— Вам это известно лучше, чем мне, — ответил Валентин.— Возможно, дружба? Любознательность? Разумеется, это не имеет никакого отношения к тому случаю, когда вода обращается в вино или Лазарю даруют еще один год жизни.
Гарри видел в этом истину, но не причину, приведшую мага на Бродвей. Можно было и не спрашивать. Валентин просто освежил факты, а короткий рассказ осушил его глаза — ушли слезы, и в чертах лица появилось оживление.
— Сванн быстро осознал, что он продал душу за чечевичную похлебку, — пояснил Валентин. — А когда осознал, впал в отчаяние. По крайней мере поначалу. Затем принялся строить планы отмщения.
— Каким образом он собирался мстить?
— Например, тратить впустую темные силы. Применять магию, которой так кичится бездна, для тривиальных фокусов, тем самым приуменьшая ее могущество. Как вы уже убедились, то был акт героического своенравия и упрямства. Всякий раз, когда трюк Сванна объясняли ловкостью рук, это чувствительно задевало бездну.
— Почему же бездна не убила его? — спросил Гарри.
— О, она пыталась. Много раз. Но у Сванна имелись союзники. Агенты во вражеском стане вовремя предупреждали его. В течение нескольких лет ему удавалось избегать возмездия.
— До вчерашнего дня?
— До вчерашнего дня. — Валентин вздохнул. — Он был беспечен, да и я тоже. Теперь он мертв, и у пособников бездны руки чешутся завладеть его телом.
— Ясно.
— Нельзя, однако, утверждать, что мы абсолютно не подготовились к этому случаю. Он принес свои извинения Небесам, и я смею надеяться, что ему простят прегрешения. Молитесь, чтобы было так. Под угрозой
— Ваше тоже?
— Всех нас, кто любил его, — отвечал Валентин. — Если мы сумеем уничтожить его физические останки прежде, чем бездна завладеет ими, нам, возможно, удастся избежать последствий его сделки.
— Зачем же вы так долго ждали? Почему не кремировали его сразу после смерти?
— Адвокаты бездны — люди неглупые. Согласно особой статье договора, тело должно «вылежаться» определенный период. Если б мы этой статьей пренебрегли, Сванн автоматически поплатился бы душой.
— И когда выходит срок?
— Срок истек три часа назад, в полночь, — сказал Валентин. — Вот почему они так встревожены. И так опасны.
Еще один стишок соткался в голове Байрона Джовитта, легкой походкой возвращавшегося по Восьмой авеню и жевавшего на ходу сэндвич с тунцом и салатом. Музу нельзя торопить. Для придания четверостишию окончательной формы достаточно и пяти минут, а если намечается продолжение — то чуть больше. Потому Байрон и не спешил обратно в офис, пребывая в мечтательном настроении и подгоняя строки в угоду рифме: он надеялся явиться с готовым стихотворением.
Однако он добрался до дверей, не успев отшлифовать финальную строфу. Автоматически он опустил руку в карман за выданными Д’Амуром ключами и впустил себя в дом Едва он собрался закрыть за собой дверь, как на порог шагнула женщина и улыбнулась ему. Она была красавица, а Байрон, как истинный поэт, от красоты дурел.
— Прошу вас, — заговорила она, — помогите мне.
— Что я могу сделать для вас? — пробубнил Байрон, дожевывая сэндвич.
— Не знаете ли вы человека по имени Д’Амур? Гарри Д’Амур?
— Еще как знаю. И как раз к нему сейчас направляюсь.
— А не могли бы вы меня к нему проводить? — попросила женщина, когда Байрон впустил ее и закрыл входную дверь.
— С превеликим удовольствием, — откликнулся он и повел гостью через прихожую к лестнице.
— Вы так добры, — проговорила она, и сердце Байрона растаяло.
Валентин встал и подошел к окну.
— Что-то не так? — спросил Гарри.
— Предчувствие, — тихо проговорил Валентин. — Боюсь, дьявол уже на Манхэттене.
— Что здесь нового?
— А то, что он, возможно, придет за нами.
Откликом на его слова стал внезапный стук в дверь.
Гарри подскочил.
— Все в порядке, — успокоил Валентин. — Он никогда не стучит.
Гарри пошел к двери, чувствуя себя полным идиотом.
— Байрон, это вы? — спросил он, прежде чем открыть.
— Прошу вас, — донесся из-за двери голос, который, думал Гарри, уже никогда ему не услышать. — Помогите…
Он открыл Ну конечно, Доротея. Она была прозрачна, как вода, и так же непредсказуема. За секунду до того, как Гарри пригласил ее переступить порог кабинета, череда выражений или их теней пробежала по ее лицу: мука и боль, настороженность, недоверие, страх и, наконец, когда глаза ее нашли тело любимого супруга, облегчение и благодарность.