Книги в моей жизни

Миллер Генри Валентайн

Приобретя последнюю книгу Жионо - "Сильные души" - с целью еще раз получить полный список его опубликованных произведений, я вспомнил о том, как побывал у него дома в его отсутствие. Войдя в дом, я сразу понял, как много здесь книг и пластинок. Казалось, это место лопалось от духовной пищи. В шкафу, доходившем почти до потолка, стояли написанные им книги. Даже тогда, тринадцать лет назад, их было удивительно много для человека его возраста. Сейчас я вновь смотрю на список, приведенный на обороте титульного листа его последнего произведения, опубликованно

* "Закон Любви и Закон Насилия". [По всей видимости, это очень вольный перевод статьи Толстого "Неизбежный переворот", законченной 5 июля 1909 года. Цит. по изд Полное собрание сочинений. Т.38. М., 1936 (с.95-98)]. (примеч. перев.)

го издательством Галлимар. Сколько же еще мне надо прочесть! И как красноречивы одни только заглавия! "Одиночество жалости", "Бремя неба", "Рождение "Одиссеи", "Змей звезд", "Истинные богатства", "Фрагменты Потопа", "Фрагменты Рая", "Знакомство

с Паном"... Тайное понимание связывает меня с этими незнакомыми книгами. Часто, когда я выхожу вечером в сад, чтобы спокойно покурить, когда смотрю на Орион и другие созвездия, которые входят неотъемлемой частью в мир Жионо, то пытаюсь представить содержание этих еще не прочитанных книг и обещаю себе, что прочту их в минуту высшего спокойствия и безмятежности, ибо "загромождать" ими ум было бы несправедливостью по отношению к Жионо. Я воображаю себе, как он тоже прогуливается по саду, поглядывая на звезды, размышляя над книгой, которую держит в руке, укрепляясь духом для новых столкновений с издателями, критиками и читателями. В такие моменты я не убежден, что он находится далеко отсюда, в стране под названием Франция. Он в Маноске, а между Маноском и Биг Сур есть родство, уничтожающее время и пространство. Он в том саду, где по-прежнему царит дух его матери, поблизости от яслей, где родился, и сапожных колодок, за которыми трудился так многому его научивший отец. Сад его окружен стеной, а здесь ее нет - вот и вся разница между Старым и Новым Светом. Но между духом Жионо и моим духом стены нет. Именно это влечет меня к нему - открытость духа. Это ощущаешь в тот самый момент, когда открываешь его книги. И погружаешься в них - одурманенный, опьяненный, восхищенный.

Жионо дарит нам мир, в котором сам живет - мир мечты, страсти и реальности. Это творение принадлежит французу, но такая характеристика вряд ли будет достаточной. Это творение принадлежит одной из провинций Франции, однако и такое определение не может быть исчерпывающим. Этот мир создан Жаном Жионо, и никем другим. Если вы родственны ему по духу, то воспримете это сразу, где бы вы ни родились и воспитывались, на каком бы языке ни говорили, какие бы обычаи ни соблюдали, какой бы традиции ни следовали. Человеку не нужно быть китайцем или даже поэтом, чтобы сразу воспринять такой дух, каким обладали Лао-Цзы и Ли Бо. о творчестве Жионо чувствующий и полнокровный человек должен быть в состоянии осознать "песню мира". Эта песня, бесконечные припевы и вариации которой присутствуют в каждой новой книге, кажется мне куда более ценной, куда более волнующей, куда более поэтической, чем "Песнь Песней". Это песня глубоко личная, космическая, свободная - и беспредельная. В ней слышатся напевы жаворонка, соловья, дрозда; в ней слышится шелест планет и почти беззвучное движение созвездий; в ней слышатся как рыдания, крики, вопли, визг раненых смертных душ, так и радостный смех благословенных; в ней слышится серафическая музыка сонма ангелов и завывания проклятых. В дополнение к этой пандемической музыке Жионо дарит нам полную гамму красок, запахов, вкусов и ощущений. Самый безжизненный предмет не может утаить свою таинственную вибрацию. У философии, лежащей в основе этой симфонии, нет имени: ее основная функция освобождать, держать открытыми все шлюзы души, побуждать к размышлениям, приключениям и страстному почитанию.

"Будь тем, что ты есть, но будь им в высшей степени!" Эти слова нашептывает каждая книга.

Быть может, в этом суть французскости?

VI

влияния

Я УЖЕ УПОМИНАЛ, ЧТО В ПРИЛОЖЕНИИ I СОДЕРЖИТСЯ список всех когда-либо прочитанных мной книг - тех, что я смог вспомнить. Я сделал это по многим причинам. Одна из них состоит в том, что я с удовольствием играю во всякие игры, а это одна из древнейших игр - салочки. Более веская причина в том, что мне никогда не доводилось увидеть список книг, прочитанных кем-либо из моих любимых авторов. К примеру, я бы отдал все на свете, чтобы узнать названия всех книг, которыми упивался Достоевский или Рембо. Но есть и куда более важная причина, а именно: люди всегда желают знать, каким влияниям был подвержен тот или иной автор, кого избрал образцом для подражания великий писатель или писатели, кто более всего вдохновлял его, кому в наибольшей степени обязан он своим стилем и проч. Я как раз и намереваюсь предъявить свое генеалогическое древо - придерживаясь, насколько это возможно, строгой хронологии. Я назову особо значимые для меня имена, а также включу в список тех немногих мужчин и женщин (некоторые из них вовсе и не писатели), кого считаю "живыми книгами", понимая под этим, что они обладали (для меня) таким же весом, мощью, престижем, магией и колдовством, которые обычно приписываются авторам великих книг. Равным образом, я включу в список некоторые "страны": все они без исключения представляют собой страны, которые я постигал только посредством чтения, однако для меня они были живыми и воздействие их на мои мысли, на мое поведение было столь же велико, как если бы они были книгами.

Но вернемся к списку... Я хочу подчеркнуть, что включил в него как плохие, так и хорошие книги. При всем моем уважении к некоторым авторам, должен признаться, что не могу сказать, какие из них были хорошими или плохими для меня. Если же говорить о книгах, то я бы предложил такой критерий для определения хороших и плохих: те, что живы, и те, что мертвы.

Отдельные книги не только дарят ощущение жизни и поддерживают жизнь, но подобно очень редким людям - прибавляют жизнь. Некоторые давно умершие авторы менее мертвы, чем живущие, или, если выразиться иначе, являются "самыми живыми из покойников". Не имеет большого значения, когда и кем были написаны эти книги. Они будут раздувать пламя жизни до тех пор, пока существуют книги. На мой взгляд, не стоит спорить, какие именно книги принадлежат к этой категории: выдвигать доводы за или против - занятие пустое, поскольку каждый человек в этом деле лучший судья. И он всегда будет прав - для себя самого. Нам не нужно приходить к согласию относительно источника вдохновения писателя или степени его жизненности: главное - это знать и понимать, что он обрел вдохновение и остается в высшей степени живым.

Несмотря на все вышесказанное, я уверен, что начнутся бесконечные рассуждения о том, какие авторы и какие книги больше всего на меня повлияли. Я не надеюсь остановить и спекуляции. Как любой человек толкует авторское произведение со своей ограниченной точки зрения, так и читатели этой книги, изучая мой список, придут к собственному выводу об испытанных мной "истинных" влияниях. Эта тема полна тайн, которые я раскрывать не буду. Однако я знаю, что список этот доставит необыкновенное удовольствие некоторым из моих читателей - особенно, полагаю, читателям грядущего века. Хотя все прочитанные книги вспомнить невозможно, я имею все основания утверждать, что смог включить в список хотя бы половину. Повторяю еще раз я отнюдь не считаю себя великим читателем. Те немногие из моих знакомых, кто читает много и кого я подробно выспрашивал о масштабах их чтения, изумили меня своими ответами. От двадцати до тридцати тысяч книг - вот средний показатель для культурного человека в наше время. Что касается меня, я сомневаюсь, что прочел больше пяти тысяч, хотя ошибиться здесь несложно.

Когда я смотрю на свой постоянно растущий список, то прихожу в ужас при мысли, как много времени было очевидным образом потеряно зря за чтением большей части из этих книг. Часто говорят, что писатель "каждое зернышко в дом несет". Эту пословицу, подобно всем остальным, следует воспринимать с долей юмора. Для стимула писателю нужно совсем немного. Быть писателем означает прежде всего развивать свое воображение - этим писатель и отличается от других людей. Жизнь сама предоставляет обильный материал. Сверхобильный материал. Чем больше пишешь, тем меньшим стимулом становятся книги. Читаешь для подтверждения собственных мыслей - и радуешься, что они выражены иными, самыми разнообразными способами.

В юности стремление - к непосредственному опыту и одновременно к книгам - контролю не поддается. Когда возникает неуемная жажда, а не просто стремление, это должно иметь под собой жизненно важную причину. Невозможно отрицать, что наш нынешний образ жизни не способен дать настоящую пищу. Будь иначе, мы бы меньше читали, меньше работали, меньше боролись - я в этом уверен. Мы не нуждались бы в подменах, не принимали бы чуждые нам условия существования. Это относится ко всем областям: питание, секс, путешествия, религия, приключения. Мы плохо стартуем. Движемся по широкой автостраде, но одной ногой стоим в могиле. У нас нет определенных целей и намерений - и нет свободы, чтобы жить без целей и намерений. Большинство из нас идет, словно во сне, и мы умираем, так и не открыв глаз.

Если бы люди получали подлинное наслаждение от прочитанного, разговор такого рода не имел бы оправданий. Но они читают, как живут - бесцельно, случайно, вяло и трусливо. Если они уже спят, то погружаются в еще более глубокий сон - что бы ни читали. Если они находятся в состоянии летаргии, то их летаргия усугубляется. Если они бездельники, то становятся еще худшими бездельниками. И так далее. Только человек, который полностью очнулся от сна, способен наслаждаться книгой и извлекать из нее то, что жизненно важно. Подобный человек наслаждается всем пережитым и не делает различия - или я ужасно ошибаюсь - между пережитым благодаря чтению и разнообразными переживаниями повседневной жизни. Извлекает максимально возможную пользу лишь человек, который истинно наслаждается тем, что он читает и делает или даже тем, что он говорит, или просто тем, о чем он мечтает и что воображает. А человек, который старается извлечь пользу из того или иного предмета, обманывает себя. Именно потому, что я в этом абсолютно убежден, мне глубоко отвратительны списки книг, предназначенные для тех, кто только входит в жизнь. Преимущества такого самообразования, на мой взгляд, еще более сомнительны, нежели преимущества, которые можно получить благодаря обычным методам обучения. В большинстве своем книги из этого списка могут быть поняты и должным образом оценены лишь после того, как человек научился жить и размышлять. Раньше или позже все это снаряжение и все это хозяйство придется выбросить.

А теперь предлагаю вам мои имена. Имена тех людей, чье влияние я сознаю - и много раз говорил об этом в своих книгах*. Для начала позвольте мне сказать, что на меня повлияло все, что вошло в сферу пережитого мной. Пусть знают те,

*См Приложение, где приведены авторы и книги, упомянутые в моих книгах, а также полный список эссе, посвященных некоторым из них (пршич. автора).

кого я не упомянул, что они также входят в список. Что касается мертвых, то они, несомненно, заранее знали, что поставят на меня свою печать. Я упоминаю их лишь для полноты картины.