Книги в огне. История бесконечного уничтожения библиотек

Поластрон Люсьен

Францисканец Диего де Ланда Кальдерон, родившийся в 1524 г., был одним из первых проповедников на Юкатане. Ему удалось превзойти Зумаррагу в цинизме и жестокости, хотя это кажется невозможным: свои злодеяния он творил сознательно, поскольку изучил обычаи майя и расшифровал значение их резных фигурок. В его «Отчете о положении дел на Юкатане» можно прочесть: «Эти люди также пользовались своеобразными литерами или буквами, чтобы описывать в книгах свою древность и науки; посредством этого, равно как фигур и некоторых значков на фигурах, они все свое осмысляли, передавали другим и обучали. Мы обнаружили у них большое количество рукописей с этими литерами и, поскольку не оказалось ни одной, где не было бы суеверий да бесовских выдумок, сожгли все до единой, что очень сильно их потрясло и причинило им большое горе, lо quai a maravilla sentian, у les dava репа». Епископ Ланда, которому было тогда тридцать семь лет, этим не удовлетворился и повелел дать двести ударов розгами каждому из местных вождей, которых заставил присутствовать при сожжении.

Майя с III в. высекали свои календари на камне и прекратили подобную практику после 889 г. — похоже, именно этой эпохой

датируется появление их книг. Когда появились конкистадоры, юкатанская цивилизация переживала упадок, вот почему испанцы сумели совершить свой подвиг, одним махом уничтожив почти все рукописи страны, благоговейно собранные в тайном хранилище в Мани, бывшей резиденции династии Тутуль-Шиу. Но разве не предсказана такая судьба в «Пополь-Вух», древнем шедевре устной традиции, почерпнутой в Тео-Амокстли: «Это Первая Книга, нарисованная в былые времена, но лик ее сокрыт ныне для провидца, для мыслителя»?

Спустя всего тридцать лет Хосе Акоста вновь поминает эти «книги из листов, где индейские ученые прекрасным и тщательным образом вели хронику своего времени и передавали знания свои о растениях, животных и древних обычаях… Не одни только индейцы оплакивали их гибель, искренне сожалели о них многие испанцы, которым хотелось бы узнать побольше о тайнах этой страны». Впрочем, Акоста был иезуитом.

Присущее иезуитам видение мира — стратегия, если угодно, — отличается от тех, что были присущи их собратьям по вере: главными задачами своими — из числа объявленных открыто — они считали научные исследования и образование. Атанасий Киршер в обоих сферах являет собой одного из самых любознательных людей христианского мира. Именами ему подобных будут названы горы и впадины Луны. К их числу принадлежит тот, кто уже в 1595 г. создает грамматику тупинамба, «lingua geral» — «общего языка» жителей Амазонии. И кто же еще, как не группа иезуитов, мог бы в наши дни заняться составлением китайского словаря в семь тысяч страниц, названного Большим Риччи? [25] Всюду, где они появляются, им необходимы библиотеки. Например, в Калифорнии, где в 1697 г. несколько братьев стали первыми постоянными жителями: колониальное присутствие в пуэбло часто сводится к одному солдату и одному миссионеру; когда король Испании в следующем столетии прогнал их, они успели завести тринадцать небольших библиотек с фондом в 1855 томов, 22 названия и 40 авторов которых, отметим мимоходом, включены в Индекс. В Бразилии Мануэль Нобрега прибывает в Байю в 1549 г. с пятью собратьями. Получавшая дары от короля или папы конгрегация, разбогатев, приобретает книги сама, и библиотека местного коллежа имеет в своем распоряжении 15 тысяч изданий, собственный каталог и годовой бюджет. Она оценивается в 5976,69 рейсов. Между делом иезуиты сформировали местную элиту в Рио, Сан-Паулу, Маранахо, и представители каждой из них собрали больше 5 тысяч томов. Так же обстоит дело в десятках других мест: «Все конгрегации, сколь бы далеко они ни продвинулись в глубь земель и к верховьям рек, имели по меньшей мере одну читальню».

25

Речь идет скорее о банке данных энциклопедического характера на основе 13 тысяч 500 иероглифов, для надлежащего описания которых понадобилось пятьдесят лет начиная с 1952 г. В результате китайские слова романизированы по методу Уэйда — системе, понятной ныне одним лишь призракам.

Поскольку иезуиты, по словам маркиза де Помбаля, тормозили его прогрессивные и современные идеи по управлению государством, он в 1759 г. добился от короля Жозе указа об их изгнании со всей португальской территории — в небольшой степени способствовали этому и слухи о том, что они владеют золотыми шахтами в Бразилии [26] . Карлос III в 1767 г. сделал то же самое в испанских колониях, поскольку желал отобрать у иезуитов их собственность в Парагвае. В один прекрасный день надменные братья оказались на улице: испанский король, к примеру, издал секретный указ, который внезапно зачитали всем затронутым лицам в полночь, когда они уже лежали в постелях; им разрешалось взять с собой только молитвенник, нюхательный табак и шоколадные конфеты. Вот почему от Калифорнии до Чили книги были конфискованы или выброшены на свалку, сожжены, украдены, отосланы в Европу или проданы как упаковочный материал кондитерам. В Рио-де-Жанейро 4701 издание пылится в течение шестнадцати лет; затем те, что числились в Индексе или имели отношение к ордену, отправили в Португалию, труды по теологии передали епископу Рио, а прочие «отдали людям, способным о них позаботиться»; 734 названия — в частности, сочинения Платона — показались вице-королю лишенными интереса, и эти книги были сожжены. Иезуитские фонды Кордовы (Аргентина) и Мериды (Венесуэла) достались доминиканцам. В Сантьяго-де-Чили они стали зародышем Национальной библиотеки, которая впоследствии обогатилась постыдным образом после вторжения в Перу в 1881 г.: чилийская армия избрала библиотеку Лимы в качестве идеального места для своего расквартирования на три года и добрая треть из 150 тысяч изданий пошла на повседневные нужды в отхожих местах, однако 8790 лучших книг пополнили собой стеллажи в Сантьяго, где, возможно, остаются и по сию пору.

26

Истинной причиной была их оппозиция рабству индейцев, что восстановило против них абсолютно всех. Нужно добавить, что столь благородное поведение в значительной мере объяснялось тем, что сами они завозили рабов из Африки.

Лучшие библиотеки Южной Америки не только уцелели, но и сам расчет Помбаля обернулся против его страны: изгнание иезуитов привело к подъему креольской власти и маршу за независимость Бразилии в 1822 г.

Помимо всего прочего, это был крах образовательной системы и просвещенного волюнтаризма, которые — кто знает — могли

бы дать континенту шанс произвести на свет чуть больше поэтов и чуть меньше диктаторов и торговцев наркотиками.

От Средних веков до революций

Бог мира, обрати народы, которые предаются войне, этой язве всех язв, к книгам, святилищам вечной истины.

Ричард Бери

Средние века и как из них выйти

«Библиотека есть истинное сокровище монастыря, который без нее — словно кухня без кастрюль». Однако многим поколениям и безумным перипетиям придется сменить друг друга, чтобы появилась эта формулировка, которая, впрочем, очень скоро приведет к повсеместному грабежу.

Ибо на протяжении многих столетий до тысячного года большие библиотеки на Западе — это несколько запертых в сундуке кодексов, которые не слишком затрудняют нынешнего исследователя: когда слово «библиотека» [27] появляется в описи, под ним часто понимается только «библия». Но стоит монастырскому собранию обогатиться, параллельно с более заметным внешним благосостоянием, как галопом несется беда в обличье гуннов, сарацинов или викингов; аббатство в Туре за пятьдесят лет разоряют по меньшей мере шесть раз. Поэтому от избытка предосторожности наличную горстку часто прячут, опасаясь ее потерять, как это случилось с папской библиотекой X в., которую столь надежно упрятали в специально построенной Turris carteleria, что никто и никогда больше к этим книгам не прикасался. В конечном счете они истлели.

27

Помимо здания и собрания, «библиотека» в отдельные периоды означает также книжные каталоги и порой описания, как в случае с Фотием. Более того, Роже Шартье обратил внимание, что Филипп Лаббе Старший в своей книге «Bibliotheca bibliothecarum curis secundis auctior» (Paris, 1664) перечисляет авторов таких «библиотек».

Сын Карла Великого жил в Тулузе вплоть до смерти своего отца, который сделал его королем Аквитанским в трехлетием возрасте. Став Людовиком I в 814 г., он начал с того, что сжег библиотеку отцовского императорского двора в Ахене, которая, естественно, состояла из уникумов — рукописей, имевшихся в единственном экземпляре, из-за чего потомство лишилось целого пласта франко-германской литературы. Помимо многочисленных текстов, сотворенных поэтами и учеными, которых собрал вокруг себя Карл Великий, Людовик очистил резиденцию от вольготно существовавших там проституток, а затем принудил своих бойких сестер принять постриг и затвориться в монастыре. Более набожного монарха-пуританина нельзя было представить, поэтому он получил прозвище Благочестивый. Без него мрачные века, называемые «Средними», могли бы завершиться чуть раньше.

Скудные монастырские библиотеки — если они вообще имелись, ибо многие конгрегации полагали, что вера не нуждается в чтении, пусть даже и священных текстов, — развивались чрезвычайно медленно, посредством ручного копирования рукописей в скрипториях, изначально бывшего специализацией бенедиктинцев. В этих мастерских по работе над текстом (еще очень далекой от арабской каллиграфии и просвещенной эпохи «китайского искусства письма») копиист с механическим тщанием выводит тростниковым или гусиным пером миллионы линий, которые превратятся в книгу, когда миниатюрист создаст свои картинки с помощью алхимических ингредиентов. Хотя такой человек, как Алкуин, получивший образование в Англии, часто повторял монахам обители Святого Мартина в Туре, что «достойнее переписывать книги, чем ухаживать за виноградниками», братья, понятное дело, не прониклись этим уникальным в своем роде убеждением (тем не менее библиотека аббатства стала одной из самых прославленных собраний своего времени, пока ее не сожгли в 905 г.). Иными словами, каллиграф — отнюдь не интеллектуал, не библиофил — и даже не эстет. К числу слоганов принадлежит, как в «Виварии» Кассиодора, фраза: «Сатана получает столько же ран, сколько монах начертает божественных слов» (в эту же эпоху буддист копирует свои сутры ради того, чтобы испытать мгновенное духовное просветление). Нечего удивляться, что монастырские библиотеки используются плохо или вовсе не используются, не содержатся в должном порядке, не охраняются от грабителей всякого толка. К примеру, в Монте-Кассино, этом «Синае Средневековья», с XI в. функционирует активный скрипторий, который наряду с Писанием издает греческих и латинских поэтов, однако когда Боккаччо с понятным трепетом библиомана просит разрешения посетить священное место, ему отвечают: «Ступайте, там открыто». В самом деле, настолько открыто, что между пюпитрами растет трава и дождь заливает книги с давно оторванными переплетами.

К счастью, знание не замедлит сменить гнездо. Постепенно собрания книг, подобранных в учебных целях, скапливаются в соборах, предвестниках университетов: Парижской Богоматери под руководством Пьера Абеляра, Хильдесхейме, Барселоне, Дареме, где в 1200 г. имеется 570 томов (Сорбонна в 1332 г. насчитывает 1720). Книги сначала хранятся в армариях, но число их растет, и возникает необходимость создания отдельного зала, где работают днем, поскольку свечи категорически запрещены. Фонды большей частью включают в себя антологии или компиляции всякого рода, библии, сочинения отцов церкви и жития святых, иногда краткие исторические своды. Вскоре появляются частные собрания, затем печатни. Каталоги становятся все более разнообразными.

Большие западные собрания возникают в XV и XVI вв. у принцев и королей, иногда в домах их советников. Часто это зародыши будущих национальных библиотек. Но прежде они в полной мере испытают превратности бедственной эпохи, когда дилетантизм, волюнтаристские решения и борьба всех со всеми покончат с самыми благородными и внешне неуязвимыми достижениями.

Англия, одна из самых продвинутых в сфере библиофильства стран, превзошла других неразберихой и варварством по отношению к книгам. Второе очевидным образом порождает первое.