Книгоиздатель Николай Новиков

Мартынов И. Ф.

Восстановив «любовь и согласие» братьев-каменщиков, мастер Коловион остался один на один с долгами, полицейскими репрессиями, тяжкими заботами. Дело, столь блистательно начатое, фактически закончилось катастрофой.

Кем же был на самом деле Новиков: опытным, расчетливым предпринимателем или неудачливым издателем-дилетантом? Пытаясь найти ответ на этот непростой вопрос, мы сталкиваемся с самыми противоречивыми мнениями не только его врагов, но и друзей. «Новиков… всячески старался приохотить публику к чтению, — писал Н. М. Карамзин, — угадывая общий вкус и не забывая частного» ^[215] . Эта панегирическая характеристика Новикова — книгоиздателя, издавна ставшая хрестоматийной, опровергается свидетельствами других его компаньонов и единомышленников. Получив от Н. Н. Трубецкого известие о прекращении деятельности Типографической компании, А. М. Кутузов весьма критически отзывался о деловых способностях брата Коловиона. «Известие ваше, — писал он, — причинило мне немалую радость… Без сомнения [Г. М. Походяшин], имея великий капитал, может исправить и привести

все в хорошее состояние, но подлежит ему быть осторожну и ограничить планы Коловиона. Я всегда думал и ныне твердо уверен, что дело сие есть купеческое и, следовательно, надлежит поступать купечески. Небрежение сего правила было источником нашей расстройки. Купец не думает никогда быть метафизиком. Вот ошибка Колбвиона. Сберегая будущие, и, может быть, никогда не случащиеся расходы, он лишал нас настоящих выгод. Я говорю здесь о пространных изданиях. Легче продать 300 книг, нежели 1500. Второе правило: надлежит располагаться по вкусу читателей» ^[216] .

215

Н. И. Новиков и его современники, с. 415.

216

Барсков Я. Л. Переписка московских масонов XVIII века. — Пг., 1915, с. 175–177. Получив от своих осведомителей донесения о финансовых затруднениях Новикова, Екатерина II поспешила объявить его «плутом» и с нескрываемым злорадством ожидала краха Типографической компании. «Я бы хотела, — писала она П. А. Зубову, — чтобы [Шредер] обратился ко мне за уплатою [новиковских долгов]». См.: Сборник Русского Исторического общества. Т. 42. — Спб., 1885, с. 315.

Вполне возможно, что Кутузов из берлинского далека лучше, чем непосредственные участники событий, видел многие ошибки и промахи Новикова. И все-таки никаким критикам и советчикам не по плечу было то непосильное бремя, которое добровольно взвалил на себя этот неутомимый труженик. Разраставшиеся с каждым годом вглубь и вширь новиковские предприятия требовали постоянного притока новых капиталов; не менее значительные суммы поглощала его многообразная филантропическая деятельность. Доходов же от продажи книг едва хватало на то, чтобы возместить их себестоимость. Книжная торговля еще только зарождалась в России и не сулила скорого и верного обогащения отважным пионерам книжного дела. Поэтому, несмотря на все ухищрения книгоиздателя, сотни тысяч рублей оседали мертвым капиталом в горах нераспроданных книг. Приходилось залезать в долги, обращаться за помощью к чужим, ненадежным людям. В конечном счете, с помощью Походяшина и других просвещенных меценатов Новикову, возможно, и удалось бы справиться с финансовыми трудностями. Однако постоянное противодействие властей, обыски, конфискация книг, травля сводили на нет все попытки издателя сделать свое предприятие доходным. Как показал опыт, политика экономического удушения русских просветителей при всей своей эффективности не способна была окончательно парализовать их волю к борьбе. Поэтому Екатерина II исподволь подготовила последний, решающий удар, навсегда вычеркнувший Новикова из списка активных общественных деятелей.

Неожиданное возвышение старого фронтового генерала князя А. А. Прозоровского, назначенного в феврале 1790 г. московским главнокомандующим вместо либерального Еропкина, вызвало немалое удивление у всех знакомых этого недалекого, но ретивого служаки. Надменный и грубый Прозоровский никогда не пользовался благосклонностью Екатерины II. Однако императрица оказалась хитрее и дальновиднее всех. Ее расчет как раз и строился на непопулярности Прозоровского. В случае чего, кровь невинных жертв падает на голову палача, и его всегда можно будет обвинить в превышении полномочий. Так Екатерина и поступила впоследствии.

Появление в свет знаменитой книги А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», посвященной одному из членов Типографической компании А. М. Кутузову, вызвало у императрицы новую вспышку ненависти к масонам. Дерзкий автор тут же был объявлен их единомышленником ^[217] , хотя братья-каменщики и пытались отмежеваться от него.

Очень сомнительна искренность масонов, которые, по словам И. В. Лопухина, «не только не знали ничего» о книге Радищева, «но даже не читали ее» ^[218] . Не случайно в своем письме к С. И. Шешковскому управляющий Кабинетом Екатерины II В. С. Попов упоминал о найденной среди бумаг Новикова радищевской оде «На вольность» с многочисленными «приправками» ^[219] . Как бы то ни было, даже твердо установленный факт знакомства московских масонов с «Путешествием» или его фрагментами не давал еще властям никаких оснований видеть в них «сочувственников», а тем более «соучастников» Радищева. Однако Екатерину II меньше всего интересовали подлинные философские взгляды мастера Коловиона.

217

Лонгинов М. Н. Указ, соч., с. 302.

218

Русская старина, 1896, № 10, с. 326.

219

ОР ГПБ, ф. 609, оп. 1, № 64, л. 1.

После ареста автора «Путешествия» антимасонская кампания с каждым днем начала набирать силу.

Весной 1791 г. Екатерина II послала в Москву графа А. А. Безбородко с деликатной миссией разведать на месте, как ведут себя масоны и,

если подозрения об их злокозненных замыслах подтвердятся, принять против Но-, викова и его единомышленников решительные меры. Хитрый вельможа не захотел впутываться в это сомнительное, сулящее мало чести предприятие и постарался переложить всю ответственность на Прозоровского ^[220] .

220

Русский архив, 1892, № 1, с. 95.

Итак, Безбородко уклонился от вынесения окончательного приговора Новикову. Но это была только отсрочка. Императрица и сама не спешила сказать свое последнее слово, сознавая необходимость подготовить общественное мнение к столь суровым политическим репрессиям.

Ждать добровольных помощников долго не пришлось. Вслед за Екатериной II на масонов дружно ополчились рептильные литераторы. Многочисленные списки антимасонских сатир в стихах и прозе ходили по рукам, порождая в обывательской среде самые невероятные слухи и фантастические вымыслы. Постоянные обыски в новиковских домах подогревали нездоровый интерес к «масонским козням», распаляли воображение невежд. «Однажды, — вспоминал впоследствии питомец московских масонов Д. П. Рунич, — при Новикове, не зная его, светская сплетница кричала, что видела как он „на камне плывет вверх по Москве-реке“» ^[221] . Чего только не приписывала людская молва масонам! Говорили, что они продали души дьяволу, вызывают мертвых с того света, оскверняют церкви, печатают фальшивые деньги и еще много подобных нелепостей.

221

Русская старина, 1896, № 11, с. 318.

Грозные события во Франции — арест изменника-короля, участившиеся акты индивидуального террора против роялистов и иноземных вдохновителей контрреволюционной интервенции — породили новую волну подозрений. «В народе была тогда молва, — писал один из современников Новикова, — что якобинцы и франк-масоны, соединясь, умыслили отравить государыню ядом… Эта молва распространилась по всей России…» ^[222] В этой атмосфере страха и насилия трагический финал деятельности великого русского просветителя был неизбежен.

222

Там же, 1887, № 1, с. 88.

Роль масонства и даже его наиболее радикального крыла — иллюминатов — во Французской революции явно преувеличена. Тем меньше оснований подозревать в сочувствии революционным идеям богатых московских вельмож. Напомним, что новиковские стипендиаты В. Я. Колокольников и М. И. Невзоров зимой 1790 г. поспешили покинуть Францию, не дожидаясь распоряжений правительства и своих начальников ^[223] . Узнав о готовящемся покушении на жизнь Екатерины II, князь Н. Н. Трубецкой и И. В. Лопухин тут же предложили правительству свои услуги в борьбе с агентами якобинцев и иллюминатов ^[224] . И все-таки, легенде о масонах как предтечах и организаторах первых революционных обществ в России, суждена была долгая жизнь.

223

Там же, 1896, № 11, с. 323.

224

Барсков Я. Л. Переписка московских масонов XVIII века, с. 202–203.

Влияние масонства на декабристское движение несомненно ^[225] . Однако оно носило скорее моральный, этический, может быть, организационный, но не политический характер. Даже императрица едва ли считала Новикова и его единомышленников революционерами. «Десятью годами раньше, — писал А. И. Герцен, — Екатерина послала бы за Новиковым и увидела бы, что он вовсе не участник тайного заговора против династии» ^[226] .

225

Пиксанов Н. К. Масонская литература. — В кн.: История русской литературы. Т. 4. Литература XVIII века. Ч. 2. — М.; Л., 1947, с. 51–84; Пугачев В. В. Новиков и декабристы. — Ученые записки Горьковского университета, 1961, вып. 52, с. 291–306.

226

Герцен А. И. Собрание сочинений. — М., 1956, т. 7, с. 190.

Глава 6. Шлиссельбургское заточение

Зимой 1792 г. из перлюстрированной полицией переписки руководителей русских масонов правительству стало известно об их связях с немецкими братьями по ордену. С трудом продираясь сквозь чащу туманных мистических символов и аллегорий, императрица и ее приближенные тщетно ломали головы над тем, куда ведут нити масонского заговора. Страшные видения дворцового переворота и «бунта черни» всю жизнь преследовали Екатерину. Она не забыла ни июньского утра 1762 года, когда русская армия по мановению руки отважной авантюристки повернула штыки против законного монарха, ни «крестьянского царя» Пугачева, собравшего под свои знамена легионы недовольных. Екатерине мерещились то страшные иллюминаты — союзники якобинцев, злоумышляющие на ее жизнь, то ненавистный сын, с помощью пруссаков и масонов возвращающий себе отцовский престол.