Книгоиздатель Николай Новиков
Шрифт:
Полицейский ураган пронесся над книжными лавками России, оставив после себя хаос и смятение умов. Горы книг религиозного содержания, хранившиеся под семью замками в управах благочиния и местных консисториях, возбуждали вокруг себя немало кривотолков. Самым богобоязненным и законопослушным обывателям трудно было понять, почему правительство запрещает благочестивые сочинения и верноподданнические проповеди русских духовных пастырей. В этих условиях центральные и местные власти не могли бесконечно долго откладывать решение дальнейшей судьбы книг. Первыми на рассмотрение высших цензурных инстанций были представлены книги, изъятые у московских издателей и торговцев. Не доверяя Платону, Екатерина II поручила обязанности цензора митрополиту Новгородскому и Санктпетербургскому Гавриилу, человеку более покладистому, чем его московский собрат. Согласно предписанию императрицы от 2 ноября 1787 г., Гавриил должен был внимательно изучить все книги, запечатанные полицией в Москве с тем, чтобы «назначить к конфискации» только такие сочинения, «кои по собственному его мнению окажутся противными закону или соблазнительными обществу» [195] .
195
Там
Эта работа заняла чуть ли не целый год. Как и Платон, Гавриил счел нужным запретить лишь малую толику из книг, показавшихся подозрительными излишне рьяным архимандритам. 30 сентября 1788 г. Екатерина II послала московскому главнокомандующему П. Д. Еропкину указ, которым предписывалось все конфискованные книги, за исключением 14 (из запечатанных 313), возвратить владельцам, напомнив им о недопустимости в дальнейшем издавать духовные сочинения без санкции святейшего Синода [196] .
196
Западов В. А. Краткий очерк истории русской цензуры 60-90-х годов XVIII века. — В кн.: Русская литература и общественно-политическая борьба XVII–XIX веков. — Л., 1971, с. 115–116.
В то время, как жизнь столичных книготорговцев постепенно начала возвращаться в привычную колею, их собратья в провинции еще дожидались решения своей участи. 28 апреля 1789 г. Сенат приказал местным полицейским властям распечатать дозволенные к продаже новиковские издания и семь Часовников, выпущенных в свет клинцовским купцом Я. К. Железниковым [197] .
Однако, внимательно ознакомившись с докладами провинциальных цензоров, Гавриил обнаружил в них сведения о нескольких десятках изданий, отсутствовавших у московских книготорговцев, а потому не просмотренных им. Синод предложил местным благочинным взять на себя цензуру этих книг.
197
ЦГИА, ф. 796, оп. 70, д. 139, л. 44–45. Конфискации подлежали 20 мистических сочинений, а также трактат И. Арндта «О истинном христианстве» (там же, л. 19).
Иерархи православной церкви не оправдали доверия правительства. Присланные ими в Синод отзывы о масонских изданиях наглядно подтвердили нежелание ученых-богословов участвовать в травле Новикова. Как видно из доклада епископа Вениамина, архангелогородской благочинный не пожалел времени и сил на детальный разбор нескольких мистических сочинений, конфискованных полицией в лавке С. Болотного. Полностью разделяя мнение Платона о книге Л. К. Сен-Мартена «О заблуждениях и истине» (М., 1785), он нашел ее «естественному познанию и священному писанию, а потому вере и гражданственным правам много противной». Зато другое новиковское издание — «Священные размышления, ведущие к настоящему исправлению в христианской жизни» (М., 1784) — встретило у него восторженный прием. Подтвердив необходимость запрещения знаменитой книги И. Арндта, «противной догмам святой православной церкви», епископ Тобольский и Сибирский Варлаам не мог не отметать «изрядства» этого богословского труда.
Только один благочинный, епископ Орловский и Севский Аполлос (А. Д. Байбаков), вольно или невольно сыграл на руку недругам своего старого знакомца и приятеля — Новикова. Правда, его отзыв о книге «Остров Надежды» трудно назвать безусловно отрицательным. Только отдельные сравнения и аллегории показались Аполлосу «не сходными со священным писанием». Однако Синод счел это замечание достаточно веским доводом в пользу уничтожения еще одного новиковского издания [198] .
198
Там же, оп. 70, д. 139, л. 162 об.-163, 141 об., 116 об. — 117 об., 153 об., 155; 128 об. — 129.
Явным скандалом закончилась попытка правительства заручиться в борьбе с Новиковым поддержкой одного из влиятельнейших духовных вельмож — архиепископа Казанского и Свияжекого Амвросия (А. Н. Серебренникова).
Этот ученый-богослов не только не осудил масонские сочинения, но еще более рьяно, чем Платон, выступил в их защиту [199] . Так, в «Братских увещаниях к некоторым свободным каменщикам» С. Эли (М., 1784), по мнению Амвросия, ничего «противного вере христианской» не было видно, а «примечалось сильное побуждение к оной». «Сущность христианства, — писал он о книге Арндта, — изображается здесь во всей тонкости, и исполнение добродетелей христианских требуется по всей строгости» [200] . Не вызвали у него никаких сомнений «Химическая псалтырь» Б. Ж. Пено (М., 1784), «Остров Надежды» (М., 1785) и «Судьба религии» (М., 1785), запрещенные Синодом на основании отзывов Платона, Гавриила и Аполлоса. Высоко оценив новиковские издания, казанский благочинный нашел среди них лишь одну вредную и «слову божию противную» книгу — знаменитый роман Мармонтеля «Велизарий» (М., 1785). Переведенный на русский язык Екатериной II и ее приближенными во время путешествия двора по Волге, этот панегирик просвещенному абсолютизму был напечатан на счет Кабинета е. и. в. и посвящен будущему митрополиту
199
Судя по дошедшей до нас переписке Амвросия с И. П. Тургеневым, он в самые трудные для московских масонов дни 1789 г. неизменно выражал им свою «благосклонность и приязнь» (ЦГАДА, ф. 359, оп. 1, д. 10, л. 2).
200
ЦГИА, ф. 796, оп. 70, д. 139, л. 134.
201
Русский архив, 1896, № 10, с. 425–430.
202
ЦГИА, ф. 796, оп. 70, д. 139, л. 134.
Отзыв казанского архиепископа о масонских сочинениях и «Велизарии» доставил правительству немало хлопот. Наконец, после долгого замешательства 19 октября 1789 г. Синод приказал конфисковать пять наиболее полезных, с точки зрения строптивого иерарха, книг и разрешить свободную продажу романа Мармонтеля, «изданного в печать по соизволению ее императорского величества». Интересна мотивировка этого указа, не встречающаяся больше ни в одном официальном документе тех лет. Основным аргументом в пользу своего решения запретить сочинения западноевропейских и отечественных мистиков правительство выдвигало тот факт, что они изданы «обществом каменщиков», которое в соответствии с пунктом 65 Устава благочиния 8 апреля 1782 г. было объявлено вне закона [203] .
203
Там же, л. 138, об. — См.: ПСЗ, т. 21, с. 467 (№ 15379).
Итак, у Екатерины II уже давно, казалось бы, имелись все законные основания для ликвидации новиковских предприятий, однако она, как всегда, предпочла действовать окольными путями, избегая до поры до времени грубого насилия. Осторожная и расчетливая императрица долго не решалась на открытую расправу с масонами. Только убедившись в полном провале своих попыток натравить на них высшее духовенство, она сочла, наконец, необходимым напомнить членам Синода о существовании антимасонского закона семилетней давности.
Как показал дерзкий отзыв архиепископа Амвросия о «Велизарии», церковная иерархия не забыла Екатерине II вольнодумных увлечений молодости. Требуя усиления духовной цензуры, Платон и его единомышленники меньше всего думали о масонах. Мистицизм русских последователей Арндта и Сен-Мартена представлялся им куда менее тяжким грехом, чем атеизм энциклопедистов и фанатизм старообрядческих начетчиков. Более того, они и сами в полемике с врагами христианства нередко пользовались аргументами и риторическими приемами, почерпнутыми из сочинений знаменитых мистиков. Поэтому не удивительно, что масонские издания были широко представлены в библиотеках чуть ли не всех видных церковных ораторов конца XVIII в.: архиепископов Рязанского — Симона (Лагова) и Астраханского — Тихона (Малинина), епископа Воронежского Иннокентия (Полянского) и многих других. Поддержав на первых порах указ, запрещавший издание духовных книг светскими лицами, члены Синода вскоре поняли свою ошибку. Жертвой полицейских репрессий стал симпатичный им издатель «полезных и душеспасительных» сочинений, в то время как творения вольнодумцев и раскольников безнаказанно продолжали распространяться по стране.
Назревавший конфликт между правительством и церковной партией не на шутку беспокоил императрицу. 25 сентября 1787 г. она безапелляционно приказала всем «архиереям, архимандритам, игуменам и другим духовным чинам, упражняющимся в сказании проповедей и других сочинениях и переводах», печатать свои труды только в духовных типографиях после их «апробации» Синодом [204] . Судя по дошедшим до нас документам, правительство старалось избежать прямых столкновений с высшей иерархией православной церкви, однако антиновиковская кампания серьезно ущемляла интересы многих литераторов из среды духовенства. В этом отношении весьма показательно прошение на имя московского главнокомандующего П. Д. Еропкина, поданное летом 1789 г. местным священником И. П. Алексеевым. Составитель «Краткого руководства по исчислению пасхалии» — сочинения вполне каноничного и одобренного духовной цензурой — потерял всякую надежду получить достойное «награждение» за свои «безвинно погибающие труды», так как печатание его книжки в новиковской типографии было приостановлено в июле 1787 г. Только после вмешательства архиепископа Платона и унизительного допроса ни в чем не повинных издателей полицейские власти Москвы наконец разрешили свободную продажу этого церковного календаря [205] .
204
ЛГИА, ф. 19, оп. 1, д. 13667, л. 1. Характерно, что этот указ никогда не предавался широкой огласке.
205
ЦГАМ, ф. 16, оп. 1, д. 247, л. 1–9.