Книжный мотылек. Предубеждение
Шрифт:
— Веселого Рождества, — я протянула нашей кухарке конверт с её именем.
— И вам мисс Амели, — Старая Кэтти величественно кивнула в ответ. — Господь да благословит вас! С вашим появлением этот дом ожил.
Следом к тетушке подошла Честити, в отличие от большинства женщин одетая в форменное платье и накрахмаленный до хруста кружевной передник — казалось, что если тихонько отломить от него кусочек, то выяснится, что это кружевная сахарная вафля. Волосы тетушкиной камеристки украшала пышная кружевная наколка, раза в два превышающая размерами её «повседневную». Я знала, что в отличие от большинства слуг,
— Тетушка, почему вы не отпустили Чес к родным? — Рискнула спросить я, глядя, как Чес занимает свое место.
— Не отпустила? — Тетушка тихо, но выразительно фыркнула. — Она сама не поехала. У них с Бруксом, лакеем Фике, кажется, намечается роман.
Пруденс, подошедшая следующей, заметно волновалась под взглядами остальной прислуги. Одетая в непривычно светлое платье, с гладко зачесанными волосами, собранными на затылке в пучок, она казалась гораздо моложе. На рождественской ярмарке мне пришлось выдержать короткий, но яростный спор о содержимом коробки в зеленой обертке, что сейчас перекочевала в руки моей камеристки: тетушка настаивала, что подарки для прислуги Адам-холла должна покупать она, как наниматель. Я же хотела, чтобы у Прю было что-то от меня лично, на память. В итоге, ни я, ни тетя Агата не отступились, и в подарочной коробке лежали два свертка: теплые перчатки от тети Гасси, и набор украшений от меня.
— Веселого Рождества, Пруденс, — я передала камеристке конверт. — Пожалуйста, отдохни как следует!
— Мисс Мила! — Голос у Пруденс задрожал. — Как же вы без меня?
— Ну, как-нибудь справлюсь, — пожала я плечами. — Например, буду надевать только платья с застежкой спереди.
— Так может мне остаться? — Казалось, что Пруденс готова тут же развернуться, и броситься распаковывать свою дорожную сумку.
— Ни в коем случае. — Я постаралась, чтобы мой голос звучал убедительно. — Ты поедешь домой, выкинешь из головы свою работу и будешь радоваться празднику. Честити обещала заботиться обо мне, даже согласилась вытирать мне «молочные усы» после вечернего стакана теплого молока.
— Мисс Мила, но ведь вы не пьете молоко по вечерам! — Возмутилась Пру.
— Значит, Чес ужасно повезло, и ей достанется на обязанность меньше. — Я с трудом удерживала серьезное выражение лица. — Все будет хорошо, Прю — это же Рождество!
Слуги подходили один за другим, четко придерживаясь не слишком очевидной для меня иерархии и для каждого у тетушки находились слова. Я не слышала, что именно тетя Агата говорит каждому из них, но после ее слов, произнесенных тихим голосом, их лица расцветали улыбкой. Я же от всей души желала веселого Рождества, и получала в ответ такие же искренние пожелания, удивляясь той искренней радости, с которой эти люди приняли меня в число «своих».
Когда последний, самый юный из помощников садовника, смущаясь, получил свой рождественский подарок из опустевшего мешка и вернулся на свое место, тетушка повернулась к ёлке. В холле настала благоговейная тишина, все будто ждали чего-то. Я тоже замерла, гадая, что будет дальше.
Тетя Гасси, жестом фокусника достав из рукава крохотный пульт, пробежалась по нему пальцами.
Когда снова вспыхнула люстра, тетушка объявила:
— Всем веселого Рождества! Флайбус транспортной компании будет у нашего входа через четверть часа.
И тут в холле началось броуновское движение. Старая Кэтти давала последние указания «кухонной девочке», остающейся в доме, заставляя её выучить их наизусть. Паковались подарки, выносились к входной двери сумки, саквояжи и чемоданы, Бригитта и Честити о чем-то шептались в сторонке. Я почувствовала себя немного лишней, когда тетушка тронула меня за руку.
— Пойдем отсюда, Милочка. Им сейчас не до нас, а у нас еще есть дела.
И я пошла за тетушкой, недоумевая, что могло остаться недоделанным.
Оказалось, что со всей этой суматохой я совсем забыла про сосну, стоявшую в гостиной.
— Давай нарядим её? — Тетушка выставила на кофейный столик шляпную коробку. — Тут собраны особенные, семейные игрушки. У каждой из них есть своя история, некоторые из них я помню с самого детства.
И мы принялись украшать сосну в четыре руки.
— Ой, — я держала в руках золотистый шарик украшенный затейливой выпуклой вязью. — У нас дома есть точно такой же, и еще один, но лазоревый… Тетя Аня тогда купила их нам с Соней на новогодней распродаже. И вот такой домик тоже есть — папа подарил его маме, когда они встречали свой первый новый год.
И эти украшения, близнецы тех, что сейчас, наверняка, висели на ёлке в поместье «девочек Лисси» были одновременно и приветом из детства, и еще одной ниточкой, протянувшейся между мной и тетушкой, делая нас еще немного ближе.
На вершину сосны тетушка усадила ангелочка, у которого в темноте теплым желтым светом горел нимб и переливалось одеяние. Огоньки на сосне были выполнены из настоящего стекла, и были соединены тонким проводом со смешным устройством на конце. Я вспомнила, что видела такое в одном из музеев, посвященных доколониальным временам, и это называется «вилка»
— А где пульт? — Я недоуменно огляделась.
— Какой пульт? — Не поняла тетушка.
— Пульт от гирлянды.
Неожиданно тетушка рассмеялась.
— У этой гирлянды нет пульта.
— И как же её включать?
Тетушка забрала у меня из рук вилку, и неожиданно для меня воткнула её в стену.
Ёлка засияла, а я ошарашенно переводила взгляд со стены на тетушку, потом на ёлку и обратно.
Глава 8
Утром следующего дня я проснулась одной из самых первых, в непривычно притихшем доме. Без Пруденс с ее болтовней, ставшей неизменной и привычной частью утренних сборов, я совершенно неожиданно почувствовала себя брошенной, забытой и одинокой. Пришлось взять себя в руки, выбраться из кровати и отправиться совершать утренний туалет. Верная самой себе Прю, после моей шутки про платья с застежкой спереди, успела до прихода флайбуса прорваться в гардеробную и разложила-таки пару утренних нарядов на кресла в спальне. Так что, когда Честити заглянула в мою туалетную, то застала меня полностью одетой, возящейся у трюмо с щеткой для волос в руках.