Книжный на левом берегу Сены

Мейер Керри

Пока Жюли обслуживала в лавке покупателей и читателей, Сильвия, заварив себе кофе в задней комнате и стискивая зубы, чтобы не смолить сигареты одну за одной, прочитала все официальные сообщения и многочисленные письма, и чувства переполняли ее. Не раз она смахивала слезы, ахала-охала, сама не зная, смеется или плачет, испытывая все чувства разом: гордость, и печаль, и любовь, и признательность, и облегчение.

Среди кипы писем обнаружилась весточка от Холли, сообщавшей, что они с мужем Фредом усыновили в Англии мальчика. Прилагалась и фотокарточка драгоценного малютки в чепчике, завернутого в одеяло, из которого виднелось только личико с закрытыми глазками. Тем не менее оно принадлежало ее первому и единственному, как подозревала Сильвия,

племяннику! Такого она и ожидать не могла. Холли была несколькими годами старше, и Сильвия уже почти решила, что сестрам Бич суждено прожить бездетными и состояться в иных сферах. Но когда магазин в Пасадене пришлось закрыть, а мир погряз в неопределенности, Холли поняла, что семья — самый верный способ обеспечить себе надежную опору и занятие. Киприан тем временем окончательно переселилась в Палм-Спрингс, где жила в любви и согласии с Хелен Эдди и полной грудью дышала воздухом пустыни, как считалось, целебным при любой хвори.

Сильвия смотрела на фотокарточку сына своей сестры, и в ней поднялись — как это всегда бывало в прошедшие годы, когда она разглядывала личики детей, — теплые симпатии к матери младенца, радость за нее и благоговейный трепет и любопытство, кем вырастет маленький человечек. Вдруг новым Джойсом? Или Антейлом?

Но не более того. Временами ее восхищение и интерес к любимому кем-то младенцу омрачались предчувствиями, что он на долгое время по рукам и ногам свяжет свою мать и может вырасти неуправляемым, как Лючия, или болезненным, как Сюзанна. А теперь перед ней фото ее собственного племянника — разве не должно оно по-особенному трогать ее? Внушать непреодолимое желание взять малыша на руки? Отозваться в ее собственной утробе? Наполнить сожалениями, что она никогда не заведет своих детей? Но ничего такого Сильвия не испытывала. Ее жизнь была и без того полна. Она и помыслить не могла втиснуть в нее еще и ребенка, жизнь которого во всех смыслах зависела бы от нее. «Шекспир и компания» — вот ее наследие.

Как и «Улисс». Пускай ее имя не упоминалось в многочисленных статьях о снятии запрета с книги и все заслуги приписывались исключительно пятерым мужчинам: троим судьям, Серфу и его поверенному, — но письма друзей и родных не давали ей забывать правду.

— Жизель практикуется в съемке портретов, и они великолепны. Вот я и твержу ей, что надо бы сделать серию фотографий писателей из кружка нашей Одеонии, — говорила Адриенна друзьям на званом обеде, подготовка к которому заняла у нее почти неделю.

На протяжении этого времени она по нескольку раз на дню обходила свои любимые продуктовые магазины и лавки, надеясь застать самые обычные продукты, которые прежде никогда не переводились в продаже: сливочное масло, сахар, рокфор, курицу. Даже добыть сезонные овощи и фрукты было непросто; Адриенна долго караулила завоз и урвала пяток неспелых груш, а потом еще несколько дней ждала, чтобы они дозрели на кухне до положенной кондиции.

— Готовка все больше похожа на охоту, — жаловалась она. Но ее самоотверженные усилия сторицей окупались, когда она выставляла на стол идеально запеченные, спассерованные или взбитые угощения перед их шумными, знающими в этом толк друзьями. В тот вечер за столом собрались Карлотта с Джеймсом, Ринетт, Фарг и Жизель с Вальтером.

— Мы с Джеймсом на днях как раз обсуждали, что неплохо бы сделать наши фотопортреты, правда, милый? — Карлотта ласково дотронулась до руки мужа и повернулась к Жизель. — Пускай мы не литераторы, но, безусловно, можем вам заплатить. Что скажете?

— Я с удовольствием, — откликнулась Жизель.

Девушка уже стала частой гостьей в обеих лавках и время от времени даже покупала книги, выкраивая средства из своего скудного жалованья в Сорбонне,

где вела несколько курсов. То, как она заботилась о застенчивом и блистательно одаренном Вальтере, трогало Сильвию — особенно с тех пор, как она поняла, что если они в прошлом и были любовниками, то теперь определенно нет. Жизель уже вполне освоилась в лесбийском сообществе Левого берега и часто посещала салон Натали Барни, куда Адриенна с Сильвией и сами нередко заглядывали в 1920-е годы. Жизель с Вальтером скорее связывали братские отношения: она могла мягко подтрунивать над ним, а он, будучи не слишком общительным, поддавался ее уговорам и посещал светские мероприятия и званые обеды, которых сам с удовольствием избежал бы. Так было и тем вечером, и, хотя по большей части он молчал, казалось, собравшаяся компания забавляет его и он чувствует себя вполне непринужденно.

— Wunderbar^[145], — оценил Вальтер идею сделать портреты четы Бриггс. — И кстати, я согласен с Адриенной, что тебе следует фотографировать писателей. Боюсь, время для этого ограничено.

— Да, но обычно принято ждать, когда тебя попросят сделать фото, поручат заказ. В особенности среди живописцев. А ты предлагаешь, чтобы я сама просила у писателей разрешения снять портрет?

— Почему бы и нет? Ты и сама человек искусства, — возразила Адриенна. — И это почти то же самое, что подыскивать модель, к тому же, как мне известно, художники нередко сами предлагают какому-нибудь известному человеку его написать.

Жизель помолчала, обдумывая предложение.

— Я понимаю ваши колебания, — вступила Сильвия. — То же и у меня в лавке. Я не люблю давить на посетителей или навязывать им книги, а предоставляю им самим обращаться ко мне. Если им нужно что-то конкретное, они подойдут и спросят. С другой стороны, я верю в людей искусства и их замыслы и готова сделать все, чтобы им посодействовать, так что, если вы стесняетесь обратиться к кому-то из писателей, я уверена, что смогу в этом смысле быть вам полезной.

Адриенна радостно улыбнулась Сильвии.

— Вот-вот! Я тоже. Предоставьте уговоры нам.

Беньямин под столом похлопал свою подругу по коленке и высказался:

— Какие у нас замечательные друзья в Париже.

Карлотта с широченной улыбкой захлопала в ладоши.

— А когда ваши фотоработы выставят в «Андерсон гэлерис», мы станем всем хвастаться, что были свидетелями того, как зарождалась сама их идея.

Джеймс поцеловал жену.

Дальше разговор, как всегда, пошел о плачевном состоянии экономики и Европы, а затем — о положение дел в «Ля мезон» и «Шекспире и компании».

— Я неплохо справляюсь, — запротестовала Сильвия.

— Среди нас, между прочим, банкир, Сильвия. Тебе сам бог велел расспросить его, — заметила Адриенна.

— Он наш друг, — поправила ее Сильвия, чувствуя, как запылали щеки — хотя вряд ли от смущения, ведь, как-никак, Карлотта была ее старинной подругой и прекрасно знала, в каком отчаянном безденежье тонет «Шекспир» из-за инфляции и того, что многие американцы покидают Париж, а арендная плата только растет. Сильвия с трудом сводила концы с концами и распрощалась с Мюсрин, а Жюли платила лишь изредка, разве что иногда бесплатно отдавала ей книги или делала маленькие подарки, хотя ее подруга настаивала, что ей просто нравится помогать в лавке и жалованье тут ни при чем.

— Я и сам размышлял о вашем положении, — мягко сказал Джеймс. — Вы никогда не задумывались о том, чтобы привлечь кого-нибудь с деньгами? Продать долю? Уверен, что многие меценаты только рады стать владельцем частички «Шекспира и компании».

— Но тогда Сильвия уже не будет владелицей своей лавки, не так ли? — уточнила Адриенна.

— Именно так. Не единоличной владелицей.

— Значит, это совершенно исключено, — заявила Адриенна под сочувственные кивки Жизель и Вальтера. Сильвия тоже согласилась, хотя и молча. Она ни за что не продала бы «Шекспира и компанию».