"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19

Дворецкая Елизавета Алексеевна

Что касается княгини Ольги, то о ней «Псковский кроник» сообщает множество любопытных сведений. Во-первых, все события ее жизни происходят почти на пятьсот лет раньше, чем они были на самом деле – творец сбился в хронологии, попутав цифирь источника, с которого списывал. Княгиня Ольга у него живет в начале VI века. Рюрик выводится из Прусской земли, из потомков Августа Кесаря, но это по сути неважно, поскольку по «Кронику» у него вовсе не было потомства. Ольга происходит из потомков Гостомысла, ее родителями были князь Изборск из города Изборска и его жена Олегия Великославна, вследствие чего Ольга именуется «великая княжна (княгиня) Ольга Изборсковна». Первым ее мужем был не кто иной как сам Рюрик. После его смерти «из Возъския земли Чешскаго королевства» в Великий Новгород явились два принца, два родных брата, Олег Ольгердович и Игорь Ольгердович. За Игоря Ольгедовича Ольга Изборсковна вышла вторым браком, а его брат Олег отправился воевать в мятежную «Синдерскую землю». «И в Синдерех

дреговици убиша его за дани свои, и великому князю Игорю и великой княини Олги ослушны быша, дани и оброку в Великий Новград не платили». Игорь отправляется мстить «дреговичам», проживающим «в Синдерской земле» и производит там великое разорение, после чего Синдерская страна опять им покоряется. Далее князь Игорь идет воевать «на Понт» (Черное море): кратко описывается греческая кампания, где он тоже одерживает победы, покоряет народы, раскапывает их грады и налагает дань. Потом происходит следующее:

«И дойде великий князь Игорь древлян за измену, и за их непостоянство, и за убивство брата своего великого князя Олега, князем их месть смертную воздаде. Древляне же со князем своим, имя ему Мал, и рекоша: «Сей есть наследник, сойдемся всею своею Cиндерскою землею во град Кростель, видим его малосилна и безлюдна, меж градов своих в походе его убием и великую княиню Олгу Изборсковну за тебя, князя нашего, возмем и сотворим, якоже хощем». И убиша его, великого князя Игоря, на пути под градом Кростелем, тут же и погребоша язычески…»

Здесь Игорь уже почему-то древлянам мстит за убийство брата, погибшего в земле Синдерской от рук дреговичей. Далее сюжет какое-то время развивается привычным нам образом. «И послаша древляне в Великий Новград своих послов дванадесят князей и старших лутших с ратными людми по великую княиню Олгу». Приводится поэтический плач Ольги по мужу. Перестав плакать, она послов древлянских «повеле принять и чествовать чесно». А тем временем со всей своей державы, от всех подчиненных ей князей приказала собрать… нет, не землекопов с лопатами. Сорокатысячную рать с луками и самострелами. После чего «оных древлян и убийц повеле, собрав, побити и секацами рубити. И изобра из них лутчих людей триста мужей, повеле их в ямах живых засыпати».

Итого мы видим схему событий вроде похожую на привычную, но не такую. Ольга приказывает собрать серьезную военную силу – сорок тысяч ратных людей. Эти ратные люди нападают на древлян и рубят их «секачами» (секирами?). А уже потом из древлян избирают триста «лучших мужей», то есть знать, и Ольга приказывает казнить их, живыми зарыв в землю (лодки не упомянуты).

При всей фантастичности и полной недостоверности «Псковского кроника» как источника, мы видим в нем гораздо более реалистичный вариант этой части истории. Погребение живьем здесь не хитрость, а показательная жестокая казнь пленных – явление широко известное в истории разнообразных войн. Довольно будет одного примера. В 955 году (практически в тех же годы, о которых мы ведем речь) состоялась битва, в которой «благочестивейший король» Оттон Великий, повелитель Восточно-франкского королевства, сразился со славянами (ободритский племенной союз). Рассказ об этой битве приведен в книге «Деяния саксов», написанной Видукиндом, монахом монастыря Новая Корвея, в 950-970х годах. Оттон одержал победу, после чего

«В тот же день лагерь противника был взят, многие в нем были убиты или уведены в плен; и кровопролитие продолжалось до глубокой ночи. На следующий день голову короля [варваров] выставили в поле, а возле [этого места] обезглавили семьсот пленных, советнику [короля варваров] выкололи глаза, вырвали язык и оставили как бесполезного среди трупов» [57] .

Нельзя исключить, что массовые казни пленных «лучших мужей», то есть старейшин, показательно жестокие, и впрямь имели место в истории Ольги, но, вероятно, могли они состояться уже после военного похода, в ходе которого в руки киевских ратных людей попало достаточное количество пленных. В ПВЛ действительно указано, что после победы Ольга приказала перебить древлянских старейшин. Только составители ПВЛ поместили рассказ об этих казнях в сюжете до военного похода киевлян в Дерева, придав им вид хитрости княгини, а творец «Псковского кроника», безусловно, знакомый с текстом ПВЛ, нашел для жестокой казни более подходящее место в сюжете – после похода. Что он был прав, доказывают упоминания и в самой летописи: в Лаврентьевской – Ольга после взятия Искоростеня приказывает «старейшин же града изнима, и прочия люди овых изьи…» (то есть забрать старейшин, а из прочих некоторых убить); в Ипатьевской – «старейшины же города ижьже» (упоминание о казни путем сожжения). Видимо, отголоски этих казней и задержались в «большом мифе», уже к концу XI века породив сюжет о жестокой расправе с древлянскими старейшинами, добровольно явившихся к Ольге

еще до войны.

57

«Деяния скаксов», книга 3, 55, перевод Г. Э. Санчука, по изданию: Видукинд Корвейский. Деяния саксов. М. 1975

…И тут сгорели все…

У этого «фильма ужасов» было продолжение. Уничтожив первое посольство, Ольга – героиня мифа запросила у древлян еще одно, и ей снова прислали «лучших мужей», управлявших землей Деревской. ПВЛ:

«Когда же древляне пришли, Ольга приказала приготовить баню, и вошли в нее древляне и стали мыться; и заперли за ними баню, и повелела Ольга зажечь ее от дверей, и тут сгорели все».

Здесь мы видим отражение сразу нескольких обычаев. После дороги действительно стоило помыться: не только ради дорожной грязи, но и потому, что дорога древним человеком (и в традиционной культуре вообще) мыслилась как часть того света. Побывав на нем, требовалось вымыться, чтобы при помощи воды «оформить» свой переход обратно в мир живых. Баня здесь ассоциируется еще и с родами: существовала традиция рожать в бане – переходном локусе между миром живых и миром мертвых – или посещать баню вскоре после родов (это первое место, куда роженица выходила, если рожала дома). Древляне второго посольства, отправившись в баню, чтобы формально перейти с того света на этот, на самом деле перешли на тот свет уже не формально, а полностью и окончательно. Традиции же кремации (то есть сожжения трупа, после чего пепел разными способами предавали земле, от простого рассыпания по поверхности родовой сопки до устройства огромного кургана, буквально набитого дорогими вещами) была распространена у славян в раннем средневековье значительно шире, чем погребение в лодке, так что здесь ассоциации слушателей с похоронами были еще отчетливее.

Давно было замечено, что сюжет с сожжением древлянских послов имеет аналоги в скандинавских сагах. Имеет смысл сейчас о них заговорить, поскольку аналоги истории Ольги мы найдем в них и далее. В «Саге об Инглингах» (это произведение повествует о «древних временах») рассказывается история Асы, дочери Ингъяльда конунга.

«Рассказывают, что Ингъяльд конунг убил двенадцать конунгов и всех их он обманул обещанием мира (курсив мой – Е.Д.). Его прозвали поэтому Ингъяльдом Коварным… Асу, свою дочь, он выдал за Гудрёда, конунга в Сканей. Она была похожа на отца нравом».

Далее рассказывается, как Ивар Широкие Объятия с большим войском двинулся в Швецию. Аса Коварная находилась в гостях у своего отца, когда они узнали, что на них идет Ивар с большим войском, а у них не был сил, чтобы ему сопротивляться.

«Они с Асой поступили тогда так, и об этом пошла слава (курсив мой – Е.Д.): они напоили всех своих людей допьяна, а затем подожгли палаты. Сгорели и палаты, и весь народ, что был них, вместе с Ингъяльдом конунгом».

Мы видим, что идея поджечь дом с людьми уже в «древние», легендарные времена считалась способной принести славу (в том числе женщине). Как и то, что усыпить бдительность врага притворным обещанием мира было в средневековой литературе известным делом, политическим приемом, которым не брезговали и конунги.

Самая, пожалуй, знаменитая история этого рода произошла при норвежском конунге Олаве сыне Трюггви, во второй половине Х века. Героиня ее – Сигрид, вдова конунга Эйрика Победоносного. После того как она овдовела, появилось немало желающих на ней жениться. «Сигрид была женщина очень мудрая, и ей было дано предвидеть многое», – сказано о ней в «Круге Земном», в «Саге об Олаве сыне Трюггви». Особенно настойчиво к ней присватывался Харальд Грендандец, конунг в Вестфольде. Он посещал ее не раз, и хотя Сигрид обходилась с ним более чем дружески (являлась к нему в опочивальню, когда он уже лежал в постели, и сама наливала ему вина), брачное предложение она отвергла. После чего разыгралась трагедия:

«Харальд конунг был сильно расстроен. Он снарядился в поездку внутрь страны и хотел еще раз встретиться с Сигрид. Многие из его людей отговаривали его, но он все-таки поехал с большой дружиной и приехал в усадьбу, где Сигрид проживала. В тот же вечер туда приехал другой конунг. Его звали Виссавальд, и он был из Гардарики. Он тоже приехал свататься к ней. Конунгов поместили вместе с их дружинами в доме, хотя и большом, но старом. В соответствии с этим было и все убранство дома. Вечером не было недостатка в напитке, настолько хмельном, что все были мертвецки пьяны, и стражи как внутри, так и снаружи дома, заснули. И вот Сигрид велела расправиться со всеми ними огнем и мечом. Дом и все, кто в нем был, сгорели, а те, кому удалось из него выбраться, были убиты. Сигрид сказала, что так она хочет отучить мелких конунгов от того, чтобы приезжать из других стран свататься к ней. С тех пор ее стали звать Сигрид Гордая».