Князь Игорь. Витязи червлёных щитов
Шрифт:
Возле хатки, пропустив мать в дверь, Ждан придержал. Любаву за руку.
– Соловьи как поют!
– и ласково сжал её горячие пальцы.
Они медленно направились по тропинке к леваде. Прямо перед ними за Сеймом, на тёмно-синем небе, как княжеский щит, висела круглая луна и в её ярком свете было видно на огороде каждую травинку. В густых кустах калины слышались соловьиные трели, на заводи - всплески рыб, и тёплый весенний туман нависал над рекой.
Ранняя весна, без затяжных холодов и дождей, давно пробудила травы и деревья. Всё вокруг дышало, буйно росло с неудержимой жаждой жизни, насыщая воздух такими запахами свежей зелени, что голова кружилась. А от
Ждан остановился и заглянул Любаве в глаза. В них отражались луна в окружении звёзд, а в уголках блестели слезинки.
– Любимая моя, как мне тяжело оставлять тебя одну!
– Жданко, моё сердце в тревоге. Ноет оно и болит… Как бы с тобой чего не случилось лихого!
Ждан хорошо знал, что с каждым, кто идёт на войну, может случиться и самое наихудшее, но стал утешать девушку:
– Не тужи, серденько, я не погибну: у меня есть оберега, которая не даст мне пропасть.
– Что это за оберега?
– Ты, моя любимая! И лучшей обереги мне и не надо!
Любава спрятала лицо у него на груди и дрожащим голосом прошептала:
– И ты, Жданко, моя оберега! Ты моя доля и моя зорька ясная! А без тебя и свет белый мне не мил!
Он почувствовал у себя на груди её горячее дыхание и своими губами нашёл её мягкие трепетные губы.
Им обоим показалось, что земля колыхнулась под ними, что небо с луною и звёздами пустились вокруг них в бурный танец, а соловьи заливались и пели, как свадебные дружки.
Они взялись за руки и пошли к стожку, а там упали на мягкое прохладное сено и забыли про всё на свете - и про Кончака, и про князя Игоря, и про предстоящий поход. Только луна и они. Только луна, звезды серебряные, да их двое на всем безбрежном белом свете.
В эту самую ночь на далёкой речке Рось, где жили черные клобуки, произошло событие, имеющее отношение к северским князьям с их воинами и к Ждану.
Аяп поставил себе по русскому обычаю деревянную хатенку и в ней проводил всю зиму. Но как только с земли сходил снег и на деревьях начинали появляться почки, как только степь за Росью покрывалась молодой травой, он выгонял туда на выпас коней, ставил юрту и там жил, уже по обычаям своих предков, всё лето. На день его подменяли батраки, и он дневал в Торческе, а на ночь снова возвращался в юрту: там ему лучше дышалось. Да и другие причины, о которых он никому не рассказывал, даже родным, заставляли его это делать.
Юрта стояла на холмике, чтобы не было в ней сыро и чтобы ветром сдувало мошкару. Тёплая лунная ночь наполнилась таинственными звуками, прилетающими из степи и лугов. Аяп, лёжа на тёплой кошме, смотрел через открытый проем юрты на звёздное небо. Ему не спалось. Тревожные мысли сновали в его старой голове. Вот уже больше полугода нет вестей от Кончака. Что с сыном? Здоров ли? Или хищные птицы разнесли его кости по всей степи?
Собачий лай оборвал его думы. Неужели волки?
Он вышел из юрты и посмотрел в долину, где паслись кони. Они спокойно щипали траву. Значит, не волки.
Собачий лай приближался со стороны степи. В синей мгле завиднелась фигура всадника, который длинной хворостиной отбивался от собак. Кто бы это мог быть?
Аяп вдруг ощутил, как у него задрожали ноги. Неужели посланец Кончака?
– Отгони собак, старик!
– послышался приглушенный голос.
– А то бабки коням обгрызут. Тсе-тсе!
По выговору Аяп сразу понял, что это и впрямь гость с берегов Тора, и прикрикнул на собак.
–
– спросил незнакомец.
– Аяп, - дрожащим голосом ответил тот.
– Кто ты, джигит? Откуда путь держишь?
– Привет тебе от сына Куна, - сказал он, не отвечая на вопрос старика, и протянул на ладони ханскую тамгу.
– Он жив? Здоров?
– подался вперёд Аяп.
– А что ему сделается? Неделю назад я видел его, как вот тебя. Велел кланяться…
– Благодарю! Благодарю! Заходи, дорогой гость, в юрту. Попьёшь кумыса, поешь бешбармака - старая готовит мне, чтобы голодным не был… Как же тебя звать, джигит?
– Джабаем.
– Заходи, Джабай. Здесь опасности нет - я один.
Пока изрядно голодный гость ел и запивал из бурдюка холодным кумысом, Аяп молчал. А когда тот закончил, спросил:
– А что хан Кончак - жив, здоров?
– Живой и здоровый, Аяп, и велел тебе, чтобы передал ему через меня все, что ты разузнал. Что делается в Киеве?
Аяп промочил горло кумысом.
– Князь Святослав задумал на лето великий поход.
– Куда?
– Хан Кунтувдей говорит, что на Дон. То есть до самого Кончака.
– Какими же силами?
– Сейчас он поплыл Десною в свои земли собирать войско и договориться с северскими и смоленскими князьями. А князь урусов Рюрик уже готовится - недавно звал к себе в Белгород хана Кунтувдея и приказал в конце уруского месяца мая со всеми черными клобуками собраться возле Заруба на Днепре и ждать его там… Самое малое семь князей - Святослав, Рюрик, Владимир Переяславский, Ярослав Черниговский, Игорь Новгород-Северский, Всеволод Трубчевский и Давид Смоленский, родной брат нашего князя Рюрика, пойдут в поход. Сила большая.
– Когда же их ждать?
– Пусть великий хан Кончак сам думает… А я бы уже сейчас готовился!
– Благодарю, Аяп, - сказал Джабай.
– Ты собрал драгоценные сведения… Хан Кончак велел передать тебе, что у Куна и волосок не упадёт с головы, если ты и дальше станешь служить Дешт-и-Кипчаку.
– Буду верно служить. А что мне делать?
– вздохнул Аяп.
В четверг поутру, оставив в Путивле за старшего князя Владимира Галицкого, Игорь с сыном и ковуями Ольстина Олексича, которых прислал Ярослав Черниговский, выступил в поход. В субботу к нему на Пеле присоединился со своим полком князь Святослав Рыльский, и объединённое войско, что насчитывало теперь шесть тысяч воинов, направилось по едва заметной заброшенной дороге на восток - к Дону великому. Шло оно с обозом, сумными конями и растянулось на добрых пять вёрст.
Князь Святослав Рыльский привёл с собой тысячу воинов, как и Владимир Путивльский. Весёлый и радостный сидел он в седле прямо, как это делают обычно люди невысокого роста, подставляя солнцу продолговатое лицо с матовой кожей. Всем своим видом князь показывал, что весенний поход ему в удовольствие, что идёт он в Степь, как на долгожданную весёлую прогулку.
При встрече Игорь поцеловал племянника в обе щеки. Святослав вспыхнул от радости. Он любил Игоря, как отца, и во всем его слушался. Великий князь Рюрик, дядька по матери, княгини Агафии Ростиславны, по прежним обычаям считался после отца ближайшим ему родичем. Но Рюрик был далеко, в Белгороде, а Игорь - под боком, к тому же не Рюрик, а Игорь выделил из Северской земли волость молодому князю. Потому и держался он своих дядек по отцу - Игоря и Всеволода. Да и лицом, и характером - горячим, несдержанным - походил больше на Ольговичей, чем на Ростиславичей.