Князь мира
Шрифт:
Михайла в немалом смущении посмотрел на солдата и за бороду ухватился.
"Как же так, - мерекает Михайла, - как же это такое выходит: царь наш на турка, вишь, войной пошел, а тут такой бравый солдат по пустым делам зря время теряет?.."
– Не знаешь, грехом, такого?
– с усмешкой спрашивает солдат Михайлу.
– А что же у тебя за дело такое?
– тихо переспрашивает Михайла, не ответив солдату.
– Да дело, конешно, - смеется солдат, - за пень, вишь, задело… об нем прямым словом не скажешь!..
– Бывают такие дела… как же,
– протянул Михайла.
– Царь наш, вишь, на турка пошел, так теперь половину солдат у него уж беспременно перелупят, да еще хорошо, когда половину, ну, и вышел такой приказ: чтобы ни одна баба не пустовала и чтобы к новой войне росло в деревнях пополненье! Понял?..
Михайле бы надо тут малость подумать или притвориться, что не понимает, а он снял воронье гнездо с головы перед солдатом, как перед барином или перед каким начальством, и выпалил ему спроста напрямик:
– Ты уж, - говорит, - служивый, не по мою ли грешную душу?
Смолчал бы - может, было бы лучше, как бы нибудь отнесло или ветром отдуло, а тут сам навязался; солдат стрельнул на Михайлу, угольной бровью и ногу отставил, грудь колесом на Михайлу выкатил, ус на полсажени в обе стороны оттянул:
– Уж коли судить по бороде да по разговору, так, пожалуй, и да!
Михайла поклонился солдату в пояс и переступил немного в сторонку с дороги: уж больно страшны усы!
– Ты сам видишь, - говорит, - служивый, старик я маломочный!
– Точно!
– Живу, - говорит Михайла с поклоном, - в бедности: дорого ли возьмешь за канительное дело?..
– Дело, говорю тебе, - подбоченился солдат, - казенное, я, може, за него отличие получу, ну а, впрочем, если сверху лишков, так что ж с тебя взять?.. Горсть волос!
– Спаси Христос, - кляняется Михайла, - ну а все же… на дармовщинку все хуже выходит, потому и сладиться заранее лучше!
– Да скажу тебе прямо: не дороже денег!
Сплюнул солдат и козью ножку придавил на дороге.
"На душу христианскую метит, табакер [4] , - уныло соображает Михайла, - на душу метит!"
– Есть, - говорит, - у меня, служивый, целковик - в кои-то веки ходил на богомолье, так нашел на дороге, когда по ней какой-то купец на тройке проехал, взял было тоже с собой на всякий греховый случай, а уж тебе не жалко - отдам!
– Давай, - протянул руку солдат, - если не фальшивый - возьму!
– Вот, спаси те Христос!
Заторопился Михайла, и руки у него от радости задрожали, что о душе солдат не заводит никакого пока разговору, достал из-за пазухи красный платок, завязанный с кончика в узел, развязал и подал солдату монету.
4
На душу христианскую метит, табакер– В старину у раскольников табак считался антихристовым, блудным, сатанинским зельем. Потому и табакер - название ругательное, относится к человеку с нечистыми, корыстными помыслами.
–
– повертел солдат целковик на свет.
– Только вот с орла какой царь, не видать, да видать, что не наш! Важный целкаш, хотя с краю провернута дырка!
Жалко Михайле было целковый, да нечего делать, пускай!
– Скидывай теперь архалук, - строго говорит солдат, - надевай мою шинеленку! В каком порядке живешь и какое названье будет селу?
– Село Чертухино, сынок, а живу по леву… третий дом будет от края, -перепугался Михайла еще пуще, вылезая из своего армяка, видно по всему, что дело не на шутку: как бы до души на добрался!
– За здравье как поминают?
– Кого, сынок?.. Меня-то?.. Михайла, батюшка ты мой, Михайла.
– Да тебя-то за здравие поминать - попа только тревожить… пора бы уже за помин… я говорю про казенное дело, - крутит, крутит солдат ус, а он от этой закрутки становится будто еще длинней и пушистей, - по казенному делу отвечай!
– А-а, батюшка, - Марья, родимый мой, Марья.
– Вот это так! Ну, да нам все равно, что Марья, что Дарья, был бы приказ, нам под замах не попадайся: пах-бах, и готово!
– Она у меня, служивый, баба молодая… глупая! Как что-нибудь не по ней, так сейчас в слезы!
– Утешим, - мигнул солдат, - утешим, и причешем, и вином напоим! На-ка тебе усы - давай сюды бороденку!
"Доберется, - похолодел Михайла, - ох, непременно теперь доберется!"
– Бороду, - говорит, - мне вроде как жалко! Без бороды мужику нельзя: без бороды, сынок, ни одного святого нет на иконе!
– Много ты, старина, понимаешь!
– смеется солдат.
– Лик христов свой портить не буду, как хошь! Лик, он - христов!
– А ты мне тоже скажи: что там святые, а вот козлы без бороды рази бывают?
– Ась?
– похолодел до пяток Михайла.
– То-то, а говоришь! Это как ты можешь понять?..
– дернул солдат Михайлу за бороденку и ткнул ему под нос усы, словно клеем примазал.
"Доберется после таких слов, - дрожит Михайла, - теперь-то уж как есть доберется!"
Смотрит Святой: ни дать ни взять с его бородой самый настоящий Михайла, что значит у человека борода, а про себя, конечно, и не подумал, на что и на кого же сам стал похож, только видит, что у солдата от смеха скулы ходят, до того, знать, обчуднел Михайла с солдатскими усами и без своей бороды.
– То-то, старик! Вот и выходит: у святого на иконе, а у козла в поконе! Ну, теперь давай сюда палку и… семь верст тебе не дорожки!
– говорит довольно Михайле солдат.
– Без палки меня никто в Чертухине за тебя не признает!
– Палочкой-то, сынок, меня мать еще в малолечестве этой дувала! Жалко мне палочку, да что делать: на!
– Молодуха твоя, поди, без палочки на порог не пустит! Ей ведь тоже известно: у кого палка, тот и капрал!
Несвычно было Михайловым рукам, не знает он, куда их пустые девать, особливо теперь, в дальней дороге. Как же без палочки быть, всю жизнь к тому же с ней проходил, даже спал с ней после смерти старухи.