Князь Путивльский. Том 1
Шрифт:
18
На переговоры по поводу выкупа приехал на белом арабском скакуне полный мужчина лет сорока пяти с лихо закрученными и выкрашенными хной усами. На нем были большой островерхий шлем с расстегнутой, кольчужной бармицей и позолоченным полумесяцем на шпиле и чешуйчатый доспех из надраенной до золотого блеска бронзы, надетый поверх длинной кольчуги. Наверняка под кольчугой еще и стеганка ватная, потому что лицо переговорщика было мокрым от пота. А может, от страха потеет. Солнце недавно взошло, еще не успело раскалить воздух. Переговорщик явно
Вытирая пот большим, размером с полотенце красным платком, расшитым золотыми нитками в виде переплетающихся волнистых линий, мужчина начал высоким сладким голосом:
— О, великий воин русов, гроза своих врагов…
Если бы не усы, я бы решил, что он евнух, но у кастратов вроде бы волосы на лице не растут. Он еще минуты три поливал меня, как из шланга, комплиментами, рассчитанными на самовлюбленного идиота, которым себя переговорщик не считал. А зря. Обилие блестящих предметов и такие притягивающие внимание усы говорили об обратном. Я не слушал его, раздумывая над тем, что стремление казаться ярким внешне — стремление к смерти. Мухомор потому такой яркий, что цель его жизни — не пропустить свой сапог.
— Ты привез тридцать фунтов (немного более десяти килограммов) золота? — успел вставить я, когда он смолк на мгновение, чтобы перевести дух, а потом продолжить орошение моего честолюбия. — И пленных русичей и половцев я что-то не вижу.
Половцев, а их в плену около полутысячи, я потребовал, чтобы уступить их во время торга. Они мне и даром не нужны. Выкуп за простолюдинов никто не заплатит, а как воины они не ахти. Их даже продать в рабство нельзя, потому что считаются союзниками.
— Мой господин, великий эмир… — начал он.
— Когда привезешь, тогда и встретимся, — оборвал я, разворачивая гнедого арабского жеребца, одного из тех, что были в табуне, захваченном Мончуком.
— Подожди, тридцать фунтов — это много! — высоким, но уже деловым голосом заявил переговорщик. — У эмира нет с собой столько золота. Тебе придется подождать, когда он захватит Согдею.
— Я бы подождал, но Асад не сможет. Ему тяжело в плену, а при попытке к бегству погибнет, — предупредил я.
— Эмир готов заплатить три фунта, — предложил переговорщик.
Если бы он начал с трети запрошенного мной, значит, золота, действительно, не хватает. Десятая часть обозначала обычный, базарный торг. Переговорщик льстил, клялся, угрожал — и потихоньку снижал сумму.
На двадцати фунтах я уперся:
— На меньшее не соглашусь. У меня большой отряд, всем нужна добыча. К выкупу добавим твоего жеребца.
Всегда
— Этот конь стоит целое состояние! — возмутился сельджук.
— Тогда продай его и заплати тридцать фунтов, помоги своему эмиру, — посоветовал я. — Он этого не забудет, воздаст тебе сторицей.
Судя по скривившемуся лицу переговорщика, эмир забудет, еще и как забудет!
— Хорошо, двадцать фунтов золота и все пленные русичи и половцы, — предложил он. — Только пленных получите завтра.
— Завтра и Асада получите, — сказал я.
— Они нужны нам, чтобы изготовить осадные башни и тараны, — сделал он последнюю попытку выторговать еще хоть что-нибудь.
— Сегодня отдадите золото и русичей, взамен которых получите племянника, а завтра утром обменяем половцев на его женщин, — предложил я.
Переговорщик принял мои условия. Что меня насторожило. Пока он ездил за золотом и пленными, я спросил проводника Феофана:
— Вдоль берега конный отряд проедут?
— Это вряд ли, — уверенно ответил тавр. — Там пеший с трудом проберется.
— А есть дорога, по которой можно зайти нам в тыл? — задал я следующий вопрос.
— Конечно, есть, — ответил он. — Только крюк порядочный придется давать.
— Сколько времени потребуется конному отряду, чтобы зайти нам в тыл? — поинтересовался я.
— Смотря, как скакать будут, — ответил тавр Феофан, почесав затылок, для чего сдвинул на глаза круглую войлочную шапку. Вернув шапку на прежнее место, высказался точнее: — Если сейчас выедут, самое раннее — завтра на рассвете будут здесь.
Теперь понятно было, зачем сельджуки тянут время. Жаль, сразу не догадался. Мог бы выторговать больше золота.
Его привезли в кожаном мешке после полудня. Монеты, слитки, несколько браслетов и два кубка вместимостью граммов на триста каждый, из которых повыковыривали драгоценные камни, по четыре из каждого. Камни раньше были центрами барельефных шестилепестковых цветов. Я решил, что заберу эти кубки себе и вставлю в один красные драгоценные камни, а в другой — синие. Безмена у меня не было, а сельджуки не привезли специально. Наверное, было меньше семи килограммов, но я не стал придираться к мелочам. Пригнали пленных русичей, около сотни, примерно пятая часть которых были легкораненые. Все босые, в грязных рваных рубахах и портах. Вид затюканный, покорный.
Отдав взамен Асада, я потребовал:
— Чтобы половцы были к восходу солнца. Иначе убью его баб.
— Будут, не сомневайся, — заверил меня переговорщик. Теперь он был без доспеха, но почему-то казался толще. — Может, немного задержимся. Сам понимаешь, привести их сюда — это столько мороки.
— Немного подожду, — смилостивился я.
Мы расстались довольные друг другом. Это говорило о том, что каждый считал, что надул другого. Переговорщик с Асадом под охраной двух десятков всадников поскакали к Согдее. Я с золотом и пленными отправился в противоположную сторону. Как только мы зашли в лес и стали не видны сельджукам, приказал бывшим пленникам: