Князь Путивльский. Том 1
Шрифт:
Несколько спасенных из плена попросились ко мне в дружину. Я отказал, сославшись на то, что и так слишком большая дружина для удельного князя. На самом деле не вызывали они у меня доверия. Говорят, что за одного битого двух небитых дают. Значит, за одного сбежавшего с поля боя двух не сбежавших? Верится с трудом. Взял только Афанасия. Сообразительный малый и действует быстро и решительно. Мне такие нравятся.
Ярлык монгольский спрятал в изготовленный по моему заказу медный тубус, который положил в бронзовую шкатулку, которую спрятал в потайной комнате, где хранилась моя казна. От этого листка рисовой бумаги зависят жизни многих людей, поэтому и прятал его наподобие того, как Кощей — свою смерть.
— Думаешь, они придут сюда еще раз? — усомнилась она.
— Обязательно придут, — заверил я. — И не только сюда. Могут и до владений твоего отца добраться.
Я помнил, что монголы помыли сапоги в Адриатическом море, только забыл, где именно. Вроде бы на Пелопоннесе они не были, но так мои заверения звучали весомее. По мнению Алики, княжества Путивльское и Ахейское находятся на противоположных краях плоской земли. Если монголы могут добраться от края до края, значит, они, действительно, грозная сила.
Тем временем, как круги по воде, по Русской Земле стали расходиться сведения о том, что было на реке Калке, кто и как себя вел в бою и после него. Князь Черниговский и его старший сын погибли, прикрывая отступающую свою дружину. Честь им и хвала! Князь Курский бился, пока не понял, что и сам погибнет, после чего дал деру, бросив пехоту на произвол судьбы. Ни чести ему, ни хвалы, но и проклятий не будет. Своя рубашка ближе к телу. Ярче всех проявил себя Мстислав, князь Галицкий, по прозвищу Удачливый. Мало того, что удрал, так еще и порубил лишние лодки, чтобы монголы вслед за ним не переправились через Днепр. Теперь понятно было, почему удача сопутствует ему: забирает чужую. Русичи не злопамятные, но такое не забудут и при случае припомнят. Князь Киевский сдался монголам, поверив их обещаниям. Видимо, сыграло роль и то, что видел, как нас выпустили. Поскольку он нарушил закон, убив доверившихся ему послов, и с ним, доверившимся, поступили также. Смерть его была лютая: унизительная, долгая и мучительная. Будь он более популярным, провозгласили бы святым. Видимо, пиарился плохо, поэтому помянули, как простого мученика. Мне приписали, что перебил две тысячи татар, после чего они и отпустили меня с богом, не желая потерять еще больше. Пытались и меня прельстить лживыми обещаниями, но я разгадал злой умысел и заставил на бумаге написать клятву. Чем записанная на бумаге надежнее словесной клятвы — известно только тому, кто придумал эту байку, но всем она показалась правдивой, в том числе и моим дружинникам, которые точно знали, сколько на самом деле мы перебили врагов.
Насколько вырос мой рейтинг, благодаря этой байке, узнал через две недели после возвращения. В Путивль приплыла на ладье делегация черниговцев во главе с епископом Прокопием, сменившим почившего с миром Феодосия. Это был довольно энергичный мужчина с мясистым носом, длинной окладистой бородой и зычным, командным басом. Когда епископ говорил, я ловил себя на мысли, что хочу вытянуться по стойке «смирно». Наверное, за голос и получил епархию. Я оказал Порфирию большую честь, встретив в воротах княжеского двора, хотя по чину мог ждать на крыльце и даже в горнице. По церквам мне шляться некогда, а так одним действием показал, насколько я религиозен, почитаю «попрошаек». Епископу это понравилось. Мы расцеловались с ним троекратно, после чего я провел его до гостевого терема. Сопровождали епископа четверо бояр, пожилых и чопорных, и двое монахов, в том числе и мой старый знакомый Илья. Подозреваю, что его включили в делегацию потому, что знает меня.
Поскольку они прибыли ближе к вечеру, их сводили в баню и пригласили на ужин в тесном кругу. Кроме епископа, бояр и монахов за столом сидели воевода Увар, сотники Мончук, Будиша, Матеяш и Олфер и поп Калистрат. Торжественный пир
— Говорят, вы здорово побили татар, — закинул епископ Порфирий.
— Можно было бы и лучше, но тогда бы они точно не выпустили нас живыми, — сказал я.
— Наслал на нас господь гогов и магогов за грехи наши! — перекрестившись, произнес епископ. — Слава богу, не дошли до нашей земли!
Монголы прошли по южной окраине Русской Земли, погоняли половцев. Сейчас, как доходили до нас слухи, собираются на восток, в свои края.
— Они вернутся и дойдут, — заверил я.
— Это они сказали? — спросил он.
— Это я понял, когда поговорил с ними, — ответил я. — Легкая победа убедила их, что можно будет без особого труда пограбить наши княжества.
— В следующий раз дадим им отпор всей Землей Русской! — пробасил епископ.
— Сомневаюсь, — возразил я. — И дальше будем ратиться промеж себя на радость врагам. За что и поплатимся.
— Есть такой грех у наших князей, — согласился Порфирий. — Обуянные гордыней, забывают о своих детях, не слушают слово пастыря.
Про пастыря он зря добавил. Некоторые пастыри горделивей и воинственней многих князей. Говорить ему это не стал, чтобы не обидеть. Мне пока непонятна была цель визита. Догадывался, что связан он с пустовавшим пока столом Черниговским. По договоренности, заключенной северскими князьями на черниговском съезде, Черниговский стол получили сыновья Святослава Всеволодовича, но мой «отец» тоже занимал его, хотя был потомком Святослава Ольговича, получившего Новгород-Северский стол, включая Путивльский, Курский, Рыльский, Трубчевский уделы, то есть занял место по «дедовскому обычаю». Следующим претендентом по старому праву был я, а по принятому на съезде — Михаил Всеволодович, племянник погибшего Мстислава Святославича, сейчас сидевший в Торжке. Видимо, делегация прибыла, чтобы узнать о моих планах на ближайшее время: собираюсь биться за Черниговский стол или нет? Во время ужина никто не обмолвился о цели визита. Переговоры будем вести завтра, во время торжественного приема.
Насытившись, гости заторопились в гостевой терем. Я пошел проводить их до крыльца своего терема и заметил, что бояре не оставляли меня и епископа наедине, а монахи всегда были рядом, стоило мне заговорить с любым боярином. Значит, бояре будут представлять на переговорах свое сословие, а епископ — все остальные. Обе части делегации следили, чтобы другая не вступила со мной в тайный сговор. На этом можно будет поиграть.
Я поднимался по лестнице к своему покою, когда меня догнал монах Илья:
— Извини, княже, что беспокою. Епископ Порфирий поручил мне передать тебе в дар этот крест, изготовленный и освященный на Афоне, — он вручил мне простенький кипарисовый крестик на черном шелковом гайтане, — и научить тебя молитве, с которой надо обращаться к нему.
Насколько я знаю, молитва любая подойдет. Значит, вернулся он по другой причине.
— Пойдем ко мне в кабинет, научишь, — пригласил я.
Савка зажег для нас три свечи на бронзовом подсвечнике, принес два серебряных кубка и кувшин с вином. Он лучше меня знал, что надо подать в данный момент. Мне оставалось только соглашаться с ним. Слуга — это твое отображение на обратной стороне зеркала.