Князь Василий Долгоруков (Крымский)
Шрифт:
— Спишь, скотина!
Денщик вскочил, оторопёло закрутил головой, растирая грязными кулаками слипшиеся глаза.
— Экий ты мерзавец! — сплюнул князь, глядя на заспанное лицо солдата. — Под арест захотел?.. Буди поваров!
Денщик, подхватив попону, побежал к обозу командующего.
Затянутое серой пеленой небо нависло низко и мрачно. Легкий ветерок доносил с Сиваша соленую вонь. Из палаток лениво выползали солдаты в мятых-перемятых мундирах, потягиваясь, подсаживались к едко дымившим кострам.
«Денек-то дрянь
Отправив вчера из Ор-Капу деташемент генерал-майора Петра Броуна на завоевание Кезлева, Долгоруков с главными силами покинул крепость, двинув армию на Кафу — главный оплот турок на полуострове. Но едва колонны успели пройти каких-нибудь десять верст, как хлынувший из свинцовых туч ливень заставил их остановиться.
Василий Михайлович еще раз обозрел небосвод, шумно вздохнул, вернулся в палатку.
После завтрака адъютант доложил, что в лагерь прибыл Эмир-хан и просит аудиенцию.
— Мне до побитых татар дела нет, — отрезал недовольно командующий. — Отправь его к Веселицкому!..
Эмир-хан долго кланялся канцелярии советнику, затем сказал, что самовольно покинул Ор-Капу и приехал к русскому паше с предложением.
— Ну самовольство твое простительно — крепости-то уже нет, — усмехнулся Веселицкий. — Там теперь наш комендант!
— Для хана и крымского правительства я еще каймакам, — несмело возразил Эмир. И после паузы добавил. — Я в Крыму человек известный. Мог бы посодействовать вам.
— В чем посодействовать?
— До меня дошли слухи, что ваша королева думает сделать Крым независимым.
— Слухи?.. Это не слухи, милейший! Неужто тебе не ведомо, что ногайцы уже стали таковыми, отдавшись в протекцию?
— Я знаю о ногайцах… Я неточно сказал.
— А как надо?
— Если вам угодно, я готов поехать в Карасу-базар и уговорить знатных мурз последовать примеру орд, — с поклоном ответил Эмир-хан.
«Сбежать хочет, — быстро решил Веселицкий. — А меня за дурака принимает».
— Русский начальник беспокоится, что я не вернусь, — прочитал его мысли Эмир. — Напрасно… Я сделал свой выбор и назад не отступлю!
Веселицкий повернул голову к Якуб-аге, переводившему беседу, спросил по-русски:
— Ему можно верить?
— Раньше я знал каймакама как человека осторожного, но верного слову, — ответил ага.
Веселицкий не поверил Якубу, но, подумав, достал из портфеля папку, вынул из нее несколько больших листов, густо исписанных ровными строчками, протянул эмиру.
— Сделаем так… Это копии манифеста его сиятельства к крымскому народу. В них объявляется, что вступление доблестной российской армии в Крым предпринимается противу обоюдного вероломного неприятеля — Оттоманской Порты, поработившей силой и коварством сей полуостров и народ
Эмир-хан взял протянутые листы, скрутил в трубку, сказал повинным голосом:
— Весь народ и многие знатные мурзы готовы были отторгнуться от ненавистной Порты. Но опасались это сделать ранее, потому что хан смертью грозил за предательство.
— Это не предательство! — сверкнул глазами Веселицкий. — Все, что делается на благо собственного единокровного народа, не может быть предательством.
Эмир торопливо закивал:
— Да, да, теперь, когда русское войско разбило хана и тот бежал, мне будет легче уговорить мурз к отторжению.
Веселицкий, набивавший трубку табаком, замер.
— Куда бежал?
— Когда войско пошло на штурм, — словоохотливо объявил Эмир, — хан сказал мне, что поедет в Балаклаву.
— Зачем?
— Оттуда, из Балаклавы, один Путь — в Порту… Или в Румелию… И коль уедет, народ быстро отречется от него в пользу России.
— Сам народ ничего не может, — возразил Веселицкий, раскуривая трубку. — Стаду нужен пастух, народу — хан… Но твоя откровенность и усердие похвальны! Иди, уговаривай!.. А потом пришлешь нарочного с письмом, ежели сам не вернешься. Справишь дело — получишь награду!
Эмир-хан благодарно затряс головой и заискивающе попросил представить его Долгорукову, чтобы рассказать о своей миротворческой миссии.
— Его сиятельство весьма занят, — холодно изрек Веселицкий, дохнув на каймакама сизым дымом. — Представлю, когда весть добрую принесешь.
Эмир пообещал вернуться с ответом через пять-шесть дней…
Ожидая, пока подсохнет дорога, ведущая от Перекопа в центр Крыма, армия простояла почти весь день и лишь в 4 часа после полудня несколькими колоннами двинулась в сторону Соленых Озер. Пройдя за пять часов двадцать пять верст, полки остановились на ночлег у опустевшей деревни Ахтам, все жители которой сбежали вместе с отступавшими из Ор-Капу турками и татарами.
С утра опять зарядил дождь, мелкий, нудный. Долгоруков надеялся, что он не будет затяжным, но время шло, дождь продолжал поливать степь, и в 2 часа дня, потеряв терпение, Василий Михайлович приказал бить генерал-марш.
Покинув Ахтам, колонны снова двинулись на юг.
Вскоре дождь усилился и к вечеру превратился в настоящую грозу. По небу, раздирая тучи огненными разводами, судорожно метались ветвистые молнии, воздух дрожал от могучих раскатов грома, потоки воды обрушились на притихшую степь.