Князь Василий Долгоруков (Крымский)
Шрифт:
Генерал Эльмпт первым заметил искры орудийных выстрелов, вскрикнул неуверенно:
— Никак начали?!
Все посмотрели направо, прислушались.
— Штурм, — сказал Долгоруков, уловив приглушенные раскаты.
— Штурм! — вскинул седую голову Берг.
— Штурм! — повторил, словно не слыша соседа, Романиус.
Первыми к линии подбежали, пионеры. Сменяя друг друга, они сбросили вниз фашины и отхлынули назад, освобождая место приближающимся ротам сопровождения. Солдаты расторопно опустили лестницы в ров, разбежались в стороны, открыли ружейный огонь, прикрывая
— Не робей! — кричали они. — Штыками!.. Штыками давай!
Взобравшиеся на ступени гренадеры снимали с ружей штыки и, вгоняя их в расщелины между камней, обдирая в кровь пальцы, хрипло матерясь, упрямо лезли вверх. Снизу, отгоняя янычар от лестниц, на вал полетели дымящие фитилями гранаты.
Подполковник Филисов хотел задержаться у рва, проследить, как пойдут батальоны, но в сутолоке кто-то грубо толкнул его в спину, и Филисов, выронив ружье, неловко прыгнул в ров, с хрустом вонзив ноги в связки сухого камыша.
Рядом свалились несколько гренадер, опрокинулся на спину майор Раевский.
С вала с ухающим шелестом стали падать горящие смоляные факелы. Затрещал, возгораясь, камыш.
Филисов, затаптывая сапогами пламя, крикнул:
— Вперед, майор! Отгоните янычар — иначе всех зажарят!
Раевский кинулся к лестнице, быстро полез вверх; едва, встал на ноги — увидел перед собой высокого, полуголого, в одних штанах, турка.
Тот рубанул ятаганом прихрамывающего гренадера, тщетно пытавшегося отскочить в сторону. Гренадер судорожно присел, хрипнув, упал, заливаясь кровью.
Турок прыгнули майору, замахнулся.
Раевский не дрогнул, подставил под удар ружье — ятаган с визгливым скрежетом скользнул по стволу, — а затем изо всех сил, как веслом, махнул прикладом. С расколотой головой турок опрокинулся навзничь.
Слева и справа на янычар набросились гренадеры капитана Масалова и поручика Хитрова. Турки не выдержали, стали отступать; некоторые, бросив оружие, побежали.
— Орлы мои! — залихватски закричал разгоряченный боем Масалов. — Его сиятельству доложу о вашем подвиге!
Его никто не слушал: размашисто, по-крестьянски, орудуя штыками, как вилами, гренадеры кололи янычар…
В штурмовой колонне подполковника Давида Михельсона отличились команды майора Селенгинского полка Глебова и капитана Белевского полка Кавешникова. Их дружный штыковой удар был неотразим — турки, не слушая офицеров, оставили позицию и густой толпой ринулись к Ор-Капу, светившейся вдали огнями факелов.
Капитан Воронежского полка Шипилов приказал развернуть две турецкие пушки, знавшие артиллерийское дело солдаты стали в прислугу, и пушки выпалили вслед отступающему неприятелю…
У подполковника Карла Ганбоума первыми взошли на вал гренадеры капитана Мерлина. Они рассекли янычар на мелкие группы и теперь вели рукопашную. Сам Ганбоум, в разорванном на боку мундире, влез на лафет разбитого орудия и восклицал
— Да кто ж так колет?!.. В брюхо! В брюхо коли!
Когда карабкались по лестницам на вал, он сорвался вниз, больно ударился; чей-то сапог саданул ему в ухо — оно сильно кровоточило, в голове звенело, но подполковник держался молодцом…
В колонне егерей Василия Долгорукова произошла заминка: несшая штурмовые лестницы рота капитана Рижского полка Бабина в темноте и суматохе наскочила на роты прикрытия майора Телегина и поручика Нелединского и смешалась с ними. Все остановились, пытаясь разобраться по командам. А с вала — турецкие пушки. Слава Богу, что стрельнули с перелетом!
— Вперед! Вперед! — чуть не плача, кричал фальцетом Долгоруков. — Бабин!.. Телегин!.. Что же вы, господа?.. Надо вперед!
В грохоте выстрелов офицеры не слышали призывов молодого князя, но действовали решительно: страшно матерясь, раздавая направо-налево зуботычины, они кое-как сбили команды и добежали до рва.
Долгоруков, у которого это был первый ночной штурм, возбужденно размахивал руками, кричал, подбадривая егерей. Хотелось скорей взойти на вал и на виду у всех совершить подвиг. Непременно подвиг!
Надрываясь, егери на канатах затащили на вал два единорога. Поручик Нефедьев быстро изготовил их к стрельбе, и картечь со свистом унеслась в темноту, в которой скрылись бросившие оборонять вал янычары.
— Виват! — восторженно кричал после каждого залпа Долгоруков. — Виват, Россия!..
К кургану, где находился главнокомандующий стали подлетать конные офицеры с докладами.
Василий Михайлович знал, что батальоны ввязались в рукопашную, знал, что в умении орудовать штыками русским солдатам не было равных во всей Европе, но штурм, против ожидания, затягивался, и он решил подкрепить атаку — отправил на правый фланг Владимирский полк генерал-майора Петра Чарторижского.
Мусин-Пушкин, бросивший на штурм последние свои резервы — батальоны майоров Гонцова, Блихера и капитана Гагарина, — подходу владимирцев обрадовался и без промедления послал их на вал.
На линии шел горячий бой, а в тылу, за Ор-Капу, где должен был атаковать отряд Прозоровского, — ни звука, ни проблеска.
Долгоруков раз за разом прикладывался к зрительной трубе, пытаясь хоть что-то разглядеть в ночной мгле, и, не сдержавшись, взорвался:
— Да где же Прозоровский, черт его побери?!.
А деташемент Прозоровского только заканчивал переход через Сиваш. Торопясь успеть к предписанному месту, князь в темноте сбился с пути, к озеру подошел с опозданием и начал переправу, когда с запада гаснущим рокотом долетели выстрелы сигнальных пушек.
— Их сиятельство повел армию на штурм, — встревоженно сказал кто-то из офицеров.
Прозоровский, бешено сверкая глазами, оглянулся, зарычал:
— Папрашу-у па-мал-чать!
Князь, храбрость которого всегда ставили в пример другим, злился на себя. Это неумышленное блуждание в ночи и опоздание к месту кое-кто — охотники всегда найдутся! — расценит как трусость. И чтобы ускорить дело — приказал форсировать Сиваш сразу несколькими колоннами.