Княжич, князь

Корин Глеб

— Да это, никак, сам князюшка наш! — произнес удивленно чей-то голос со двора. — А я всё гляжу: то ли он, то ли не он в окошке… Ну значится, здравствовать тебе многая лета, княже!

Кирилл обернулся к говорившему, кивнул:

— И тебе, человече добрый.

— Мы тут по дороге домой надумали в обитель завернуть, а братия сказывают, что ты, князюшко, такоже на днях в Гуров намерился! — шумно и радостно продолжал румяный толстяк в просторных портах и распахнутой свите. — Вот милость-то какая к нам грядет! Ты уж прости,

что дождаться тебя не смогу — наши-то все уж в путь собираются, — а не то бы вместе и отправились.

Руки его широко раскинулись, выражая великое изумление:

— Да ты всё не узнаёшь меня, что ли? Афанасий я, Афанасий! Двор мой от княжьего через старое торжище седьмым будет. Ну? Вспомнил?

Напористое, но дружелюбное простодушие немного смутило Кирилла:

— Уж ты прости, Афанасий…

— Не помнишь… А я вот помню хорошо, как ты с братцем своим, когда совсем мальцами еще были, любили в сад ко мне за яблоками… Ох, не обессудь, княже: сам себя заговорил и чуть было не забыл на радостях-то. Ты вот какую милость окажи: отпиши-ка весточку невеликую либо ко старосте ближайшего к вам посада, либо ко ключнику вашему, которого все дядюшкой Титом кличут — я уж передам, — что да как приготовить до прибытия твоего. Загодя-то оно вон как ладно будет, а мы уж все расстараемся на славу…

— Опять прости: видишь? — Кирилл поднял с колен и опять стесненно убрал руку в лопуховой обмотке. — Давеча пальцы сильно повредил, на мечах упражняясь. Лекаря вот дожидаюсь. Ты на словах передай, что нужным сочтешь.

Шумный и жизнерадостный Афанасий внезапно сильно опечалился. Кириллу мельком показалось, что даже растерялся.

— Ох… Да как же это… Что: ижно и строчки одной-единой не сможешь?

— Ну, левою рукою смогу, пожалуй. Оно, правда, дольше выйдет да корявее.

— Левою… Да нет, так не подойдет. Никак не подойдет…

Остатки веселости и добродушия исчезли с румяного лица, заменились беспокойным отчуждением:

— Ладно. Что уж тут поделаешь. Тогда… Тогда это… прощевай, княже, — пора мне.

Скованно поклонившись, Афанасий заспешил прочь.

— Немедля за ним, — прозвучал из-за полуприкрытой двери негромкий голос брата Иова. — Тенью!

Тут же прошуршали, удаляясь, торопливые шаги.

— Ты что — так там и стоял все это время? — поразился Кирилл.

— Да. Теперь можно, отец Никита, — входи.

Лекарь с ловкой осторожностью освободил пальцы от зеленых увядших лохмотьев, сокрушенно покачал головой и зазвенел стеклом в принесенном с собою ларчике.

Кирилл покривился. Отец Никита приостановил пеленание кисти:

— Беспокоит, княже?

— Нет. Мазь воняет.

Инок с одобрением кивнул:

— Воин должен любую рану царапиной именовать.

— Ага. Даже если с поля брани голову под мышкой несет.

— Добрый воин — да.

— Знаешь, брат Иов: вот хоть убей, но никак не могу вспомнить

этого Афанасия.

— И не старайся — не сможешь. Лучше попробуй догадаться, что ему от тебя нужно было.

— Чего тут догадываться — грамотка с моей рукою. Да только зачем?

— Узнаю — тут же извещу.

— А как ты-то сразу понял?

— Сразу? Я не Белый Ворон, не Яр и не отец Власий. Подошел к двери — разговор услышал. Решил не мешать. Вот и всё.

— Стыдно признаться, но ведь я написал бы, ничуть не усомнившись. Если бы ничего… э-э-э… всего этого не случилось.

— На то и рассчитывали.

— Получается, не повезло бедному Афанасию?

— Думаю, не только ему одному. Готово, отец Никита? Тогда мы пойдем.

Снаружи маялся в ожидании угрюмый Залата. Увидев выходящего Кирилла, он прямо-таки вскинулся:

— Ну как? Пальцы-то как, княже?

— Что с тобою, мастер-наставник? — удивился Кирилл. — Ерунда-ерундою, а на тебе просто лица нет.

— Да вот не ерунда… — десятник тяжело вздохнул. — Нешто не приметил я, как отцы на меня тогда глядели. А теперь еще и это… Что ни делаю — всё наперекосяк выходит, княже. Эх, зря выжил я в той сече.

— Зря или нет — не тебе судить, — отозвался брат Иов. — Твое дело, воин, стоять там, где назначено. И голову лишним не отягощать.

Залата прочистил горло, но в ответ только угукнул и опять вздохнул. Кирилл толкнул его локтем; приложив ладонь ко рту, сказал громким фальшивым шепотом:

— Ты, мастер-наставник, за горестями своими не забудь и брата Иова пожалеть заодно.

— За что? — не понял десятник.

— За то… — он грозно свел брови и довольно похоже рявкнул раскатистым баритоном отца Варнавы: «А ты куда смотрел, брат Иов?» Да посохом его, сердешного, посохом.

— Правда, что ль? — растерянно спросил Залата. — Воители-Хранители…

— Чистая правда, — невозмутимо подтвердил инок. — Посохом меня, посохом. Сердешного.

— Я как-то и не подумал о том. Вот беда-то… Так что ж теперь делать?

— Можно попробовать посох выкрасть, — предложил Кирилл. — А еще можно…

Внизу из-за поворота показались Видана с Ратибором. Не договорив, он спрятал поврежденную руку за спину, обрадованно устремился им навстречу.

— Далеко не отходи, княже, — окликнул его Иов. — Нам к отцу Варнаве поторопиться следует.

Кирилл закивал, не оборачиваясь и ускоряя шаг.

— Ягдар! — Видана строптиво дернула головой в ответ на какие-то отцовские слова, вырвалась вперед.

— Видана!

— А я все знаю, Ягдар, я почуяла! Не прячь от меня ничего. Ну-ка показывай!

Кирилл неохотно вытащил из-за спины и повертел перед собою обернутой в полотняные ленты кистью.

— Что там у тебя?

— Пальцы. С пяток точно будет… — он оглянулся по сторонам, понизил голос:

— Только о том — никому. Обещаешь?