Княжна Разумовская. Спасти Императора

Богачева Виктория

В какой-то момент Серж остановился прямо напротив двери. Варвара отпрянула, но было уже поздно: брат заметил ее.

— Черт, — выругался он уже по-русски, забыв даже о привычном французском. — Варвара, что ты здесь делаешь?

Она бросилась бежать. В висках стучала кровь: от страха перед собственным братом и от ужаса от услышанного. Уж кем-кем, а дурой Варенька Разумовская не была.

Серж и двое незнакомцев задумали что-то дурное против Государя-Императора.

Очень, очень дурное.

Она бежала, не разбирая дороги, и успела взлететь

по лестнице на второй этаж и почти смогла закрыться в собственных покоях, но брат оказался быстрее и ловчее ее. Он схватил ее за длинные, распущенные волосы и резко потянул на себя. От боли у Варвары едва не посыпались искры из глаз. Она закричала, но ладонь брата проворно закрыла ей рот. Она попыталась его укусить, извернувшись в хватке, но Серж был гораздо сильнее.

— Что ты слышала, сестра?! — бушевал он яростным шепотом, опасаясь кричать, чтобы не перебудить прислугу. — Зачем, ну, зачем ты покинула спальню, Варвара? Чего тебе не лежалось в кровати? — с отчаянной злостью воскликнул Серж. — Почему ты всюду суешь свой нос?!

Она задыхалась и не могла ответить, даже если бы захотела: брат по-прежнему затыкал ей рот ладонью.

— Лучше бы ты не просыпалась, Варенька. Лучше бы ты не просыпалась, — прозвучали в ее ушах зловещие слова.

И это было последним, что услышала княжна Разумовская Варвара Алексеевна, девица восемнадцати лет.

Глава 1.

Я открыла глаза и вновь увидела перед собой высокий потолок и балки темно-коричневого, насыщенного цвета.

Устало вздохнув, я зажмурилась, но провалиться в спасительное беспамятство не получилось.

Пора было признать: происходящее со мной — не чья-то дурная шутка, не глупый розыгрыш, не телевизионное шоу.

Раньше меня звали иначе. Еще не так давно я откликалась на имя Вера и лежала в палате для онкобольных.

По воле необъяснимого рока я и впрямь очнулась в теле Вареньки Разумовской, в середине девятнадцатого века. Прошедшая неделя мне не приснилась, не привиделась из-за лекарств, которыми меня пичкали в том мире. Наверное, рак добил меня, добрался своими костлявыми щупальцами, и я умерла — но не насовсем, не до конца.

Жизнь дала мне второй шанс, вторую жизнь — занятная получилась тавтология.

Конечно, после смерти дедушки, воспитавшего меня, там у меня не осталось ничего. Ни семьи, ни домашних питомцев. Но, тем не менее, меня одолевала странная, дикая смесь чувств. Я и верила, и тосковала, и грустила, и радовалась, и страшилась, и надеялась, и ждала…

Я, которую в прошлом мире звали Верой, а нынче красивым именем Варвара, вновь открыла глаза и повернула голову. Соня — то ли моя молочная сестра, то ли подруга-наперсница, то ли служанка, а, может, все и сразу — дремала, примостившись на низкой подставке для ног возле кресла, стоявшего напротив кровати. Ее русые волосы были убраны в простую косицу, и одета она была в скромное, немаркое платье из темной ткани.

Ее имя я помнила, но как, почему,

откуда — сказать не могла.

Судя по темноте за окном, я проснулась посреди ночи. Голова неприятно болела, а ссадина на затылке чесалась под повязками. Постель ощущалась непривычно мягкой, и я буквально утопала в десятке подушек, которыми была обложена со всех сторон. Тяжелое, толстое одеяло давило на грудь, и я, с трудом из-под него выбравшись, одернула длинные рукава ночной сорочки. К которой я тоже пока не привыкла.

Я привыкну, пообещала себе. Я обязательно привыкну».

Человек, чью жизнь преждевременно рано и слишком быстро оборвал рак — четвертая стадия, метастазы во все органах — никогда не откажется от такого подарка судьбы. Новая жизнь, пусть даже в другом веке, в совсем другое время! Я была согласна на все. Вот только…вот только в кошмарах приходили жуткие воспоминания настоящей Вареньки.

Холодные ладони старшего брата затыкают рос и нос. Она почти теряет сознание, перед глазами начинают плясать черные круги, а легкие — жечь от нехватки кислорода, когда раздается голос.

— Серж, что вы делаете?! Останутся следы!

И ее отпускают, и она делает судорожный, жадный вдох, пока ее волокут прямо по полу из темного дуба к лестнице со второго этажа, и все тот же голос уверенно приказывает.

— Смерть должна быть естественной! Ни у кого не должно возникнуть ни единого вопроса. Давайте сюда, разольем после немного мыльной воды… Девица поскользнулась и упала, во всем будут виноваты нерадивые слуги, недостаточно насухо вытерли полы…

И ее старший брат подчиняется этому властному, строгому голосу. Ее и впрямь тащат к лестнице, и перекидывают через высокие, резные перила, и сбрасывают вниз…

Ни сожаления, ни тени раскаяния, ни единого колебания.

Старший брат убивает младшую сестру.

А ранним утром слуги натыкаются на ее тело — но уже не бездыханное, ведь в нем живет душа Веры…

Я помнила все это, словно это и впрямь случилось со мной. Технически, так и было, и память тела меня не подвела.

В голове крутились обрывки образов и мыслей. Я что-то подслушала тем страшным вечером, неделю назад. Какой-то разговор вели в малой гостиной трое мужчин, и черные тени плясали по потолку, и прозвучали страшные, жуткие слова, от которых кровь застыла в моих жилах.

Каждый раз, как я пыталась его вспомнить, голова начинала нестерпимо болеть.

Из-за чего брат решился на убийство сестры? Что та могла услышать?..

Я застонала от огорчения, разочарования и злости, и это разбудило чутко дремавшую Соню. Та сразу взвилась на ноги и шагнула к кровати, поправляя измявшееся платье.

— Барышня? — спросила она, с испугом заглянув мне в глаза. — Хотите чего? Попить? Узнаете меня?

В первые несколько дней каждое пробуждение приносило мне только боль. Я не верила, что все вокруг — взаправду. Отказывалась говорить, бормотала страшные глупости, никого не узнавала и не называла по имени.