Княжна Разумовская. Спасти Императора
Шрифт:
Теперь понимала, что это — к лучшему.
Потеря памяти мне на руку. Быть может, старший брат передумает меня убивать. По крайней мере — сразу же.
А там уже я во всем разберусь и вспомню, пойму, что толкнуло Сержа на страшный поступок.
И постараюсь отправить его… куда, кстати, тут отправляют убийц? В острог? Тюрьму? Ссылку? Сибирь?..
И кто стоял рядом с братом, кто нашептывал ему в ухо, как лучше обставить убийство сестры, чтобы все подумали на несчастный случай.
Княжна
— Барышня? — чуть не плача вновь позвала меня Соня.
— Да-да, — я перевела на девушку растерянный взгляд. — Ты… Соня, да? Ужасно болит голова, — я поморщилась вовсе не картинно, а обрадовавшаяся сверх всякой меры девушка упала на колени перед кроватью и, счастливо улыбаясь, вцепилась двумя ладонями в мою руку.
— Барышня! — воскликнула она радостным, горячим шепотом. — Очнулись, барышня! Теперь взаправду очнулись!
Я почувствовала, как по груди разлилось тепло. Перед глазами сразу же появились смутные образы, осколки той прежней девицы, и, сама того не ожидая, будучи под властью чувств, я в ответ крепко стиснула ладони Сони своими ледяными пальцами.
— Ну, будет тебе, будет, — сказала хрипло. — Я, правда, многое, кажется, позабыла… Но вот гляжу на тебя и вспоминаю.
Говорить по-прежнему было тяжело, и — самую малость — страшно. Вдруг сморожу что-нибудь подозрительное? Вдруг скажу не так?..
Соня посмотрела на меня так, словно не могла поверить своим глазам. На мою руку, что сжимала ее ладонь, и вовсе косилась с благоговейным испугом.
Я нахмурилась, решив поразмыслить над этим позже.
Соня же, взяв себя в руки, радостно закивала.
— Ничего, барышня, ничего! Доктор сказал, это пройдет! Как же мы все за вас перепугались, и их сиятельство, и Сергей Алексеевич, и жених ваш…
— Погоди, погоди! — я вскинула ладонь, чтобы ее прервать, и меж бровей у меня залегла глубокая складка. — Жених? Какой еще жених?
Соня посмотрела на меня, широко раскрыв рот, но сразу же закрыла его, клацнув зубами. Я прищурилась: от меня не укрылось, как та отшатнулась, стоило мне взмахнуть рукой. Вкупе с забитым, испуганным взглядом это наводило на очень нехорошие мысли.
Неужели в доме князя били слуг?!
— Так, барышня, неужто забыли? — пролепетала та растерянно. — Ой, горе какое… жених ваш, князь Хованский, Георгий Александрович по батюшке.
Я сосредоточилась, пытаясь откопать образ неведомого жениха в памяти настоящей Вареньки, но ничего не вышло. Ярче всего я помнила тот последний вечер перед смертью. Все остальное же было покрыто липким, плотным, беспросветным туманом.
Кажется, разочарование
Вот как? Неужели ее била та прежняя Варвара?..
— Барышня, доктор вам не велел волноваться! — осторожно пискнула Соня, выждав время. — Бог с ним, с женихом-то и памятью. Главное, что в разум пришли! Потихонечку, помаленечку, все вспомнится.
Ее бормотания удивительным образом успокаивали и вгоняли в сон. Я вновь откинулась на подушки и подложила под щеку сложенные лодочкой ладони.
— Молочка тепленького хотите, а, барышня? Может, саечку вам принести?
Я устало мотнула головой и прикрыла глаза.
Почему она говорила с Варварой, словно с малым ребенком? Взрослая уже девица, на выданье. Жених есть! А все молочко да саечки…
Под бормотание Сони я не заметила, как уснула. Второй раз проснулась уже ранним утром: не размыкая глаз, почувствовала на лице теплые, солнечные лучи. Комнату заливал не только яркий свет, но и пение птиц. Мне захотелось всласть потянуться, но тело напряглось прежде, чем осознал разум: я была в комнате не одна. И вторым человеком была не Соня.
Похолодев от ужаса, я открыла глаза, уже зная, кого увижу перед собой. Вся сила воли потребовалась мне, чтобы не закричать в ужасе не отшатнуться, забившись в самый дальний угол кровати, когда я увидела Сержа. Он сидел на кресле, закинув ногу на ногу — совсем как в ту ночь — и небрежно читал утреннюю газету.
Мое пробуждение он почувствовал, словно хищник. Как охотничья собака чует зверя.
Резким движением шумно смял печатные страницы, откинул их на туалетный столик и впился в меня цепким взглядом.
— Дражайшая сестрица, — ласковым голосом моего личного палача пропел он, — Сонька сказала, ты пришла в себя и даже узнала ее.
Я кивнула. Подбородок дрожал, губы прыгали от страха, зуб не попадал на зуб. Серж смотрел на меня взглядом патологоанатома, готовящегося препарировать учебный экспонат.
Одно мое неверное слово, один неверный жест, один намек ему на то, что я помню — кто и как убил меня — и я умру во второй раз.
На этот раз — навсегда.
— Братец, — прохрипела я, — да, милостив Господь, память у меня не вся пропала. Тебя помню, батюшку, Соню…
— Госпо-о-о-одь? — Серж отчего-то хохотнул и расслабился. — И впрямь ты сильно ударилась, сестрица, раз к Богу решила обратиться. Не припоминаю что-то я в тебе набожности.
Я потупила взгляд, выругав себя в мыслях. Выстрел оказался в молоко. Странно, я отчего-то думала, что девицам в девятнадцатом веке преподавали Закон Божий, и церковь все исправно посещали, и службы стояли, и Посты держали…
Выходит, нет?
Или это прихоть глупенькой, вздорной княжны?..
— Что помнишь еще? Кроме меня и папа? — небрежно, незаинтересованно спросил Серж, но я знала, что его равнодушие — напускное.