Княжна Разумовская. Спасти Императора
Шрифт:
Кира Кирилловна покачала головой и поправила волосы, уложенные в высокую прическу.
— Смотри же, Варвара, больше ни единому твоему слову не поверю! — она сердито хлопнула сложенным веером о ладонь и отвернулась от меня, пригубив вина.
Ужин мы заканчивали в тягостном молчании, и я сбежала в спальню при первой же возможности. Пока Соня помогала мне переодеться в ночную сорочку и разбирала мою прическу, я все пыталась понять, как так вышло, что Варенька Разумовская, девица восемнадцати лет, выросла столь неприятной особой?
Обманула тетку, опозорила жениха, а тем самым —
— Назавтра доктор приедет, барышня, — шепнула Соня, когда я уже улеглась в постель.
Я кивнула и взгляд упал на стопку карточек, что лежали на прикроватной тумбочке.
Я потянулась к ним и бегло просмотрела. Несколько надушенных открыток с легкомысленным почерком от девиц — вероятно, подружек или знакомых Варвары. Краткое письмо от отца, лишенное сердечности, которой я почему-то от него ожидала. Самой последней мне в руки попала простецкая, безликая визитка. На ней строгим, летящим почерком твердой рукой было выведено: «Надеюсь, Вы в добром здравии. Князь Х.»
А на следующее утро меня ждала встреча не только с доктором. Незадолго до обеда сообщили, что в особняк приехал князь Хованский.
По этому поводу Кира Кирилловна развела бурную деятельность. В помощь Соне она позвала своих служанок, и девушки собирали меня в шесть рук. Присутствие посторонних людей в комнате мешало сосредоточиться; из-за постоянной болтовни разболелась голова.
— Это славно, это очень славно, — возбужденно шептала тетушка, придирчиво осматривая разложенные на кровати наряды. — Что он приехал сам. Добрый, добрый знак.
Я не могла ей ответить: старалась не дышать, пока девушки все туже и туже затягивали на мне корсет. Ни рана на голове, ни синяки и ссадины после падения никого не волновали. О вреде корсетов, конечно же, никто не задумывался. О том, что мне нужно нормально дышать — тоже.
Вниз мы спустились вместе. Я шла за графиней, ведя ладонью по гладким поручням лестницы — не ради притворства, а потому, что голова немилосердно кружилась. Дышать я могла через раз. Тетушка в темно-сером, жемчужного оттенка платье источала радость и довольство. Когда мы вошли в малую гостиную, князь стоял к нам спиной возле дальнего окна, окруженный светом, что пробивался сквозь легкие, газовые шторы.
Он повернулся, чтобы поприветствовать нас: поцеловал воздух чуть повыше ладони, которую протянула ему Кира Кирилловна, и едва заметно склонил голову передо мной. Его темные глаза с вкраплениями светлых пятен — словно россыпь янтаря на дубовом паркете — оглядели меня цепко и придирчиво.
Князь Хованский был высок и хорошо сложен, и невольно я залюбовалась широкой линией плеч; твердым, гладко выбритым подбородком; высокими скулами и плотно сжатыми губами. Мундир темно-синего, глубокого цвета необычайно ему шел, подчеркивая высокий стан, прямую спину, сильную грудь.
Он был красив зрелой, мужской красотой. Не смазлив, не идеален, не прекрасен. Красив в своей
Я смотрела на него и не понимала, где подвох. О чем думала Варвара, когда решила расстроить помолвку с ним?!
— Рад вас видеть, графиня, — голос у него был низким, с хрипотцой, от которой по рукам ползли мурашки. — Княжна. Рад, что вы в добром здравии, — но стоило ему посмотреть на меня, как его тон изменился.
Мне показалось, даже в комнате стало на несколько градусов холоднее, а стены покрылись ледяной корочкой.
— Ну, я оставлю вас ненадолго. Не буду утомлять молодых компанией старой тетки, — преувеличенно бодро произнесла Кира Кирилловна и покинула гостиную прежде, чем я успела вставить хоть слово.
Конечно, она лукавила. Она ничуть не была старой.
Я тайком посмотрела на князя, опустив ресницы. Он мог быть старше меня лет на восемь.
Когда за графиней закрылись двери, и мы остались наедине, молчание, повисшее между нами, нельзя было назвать просто тягостным. Оно было мучительным. Тоскливым. Ледяным. Невыносимым.
Князь ничего не делал, даже ничего не говорил. Но я всем существом ощущала его напряжение. Его нежелание находиться со мной в одной комнате. Он долго не произносил ни слова. Быть может, ждал, что я заговорю первой?
Но я даже не знала, что между нами произошло. Лишь одно было ясно: что бы ни случилось, в том была повинна я.
— Ну, княжна, довольно нам молчать, — князь завел за спину руки и, наконец, отвернулся от окна.
Чеканя шаг, он подошел на середину комнаты, где я буквально застыла, и остановился в паре шагов. Окинул меня беглым, насмешливым взглядом, особо задержавшись на прическе. Девушки постарались, но до конца повязку от чужих глаз скрыть не смогли.
— Вот что, княжна, — скучающим, равнодушным голосом начал он. — От слова своего я отказываться на намерен. Помолвку разрывать не стану. Подобный позор мне ни к чему, да и Император не позволит. Мы с вами — даст Бог — к зиме сыграем свадьбу. Пойдете со мной под венец, тихая и покорная.
Не знаю, какая злая сила заставила меня резко вскинуть голову. Князь говорил со мной, но на меня больше не смотрел. Его взгляд скользил по убранству гостиной, по глубоким креслам и камину, по обтянутым шелком стенам, по изящным украшениям. Мог бы — и вовсе отвернулся бы от меня и общался бы со стеной, но, верно, не позволяли правила приличия.
Внутри же меня стыд и смущение сменились гневом. В секунду я позабыла, как сама корила прежнюю Варвару за дурное, вздорное поведение. Думала, что она обидела хорошего человека…
Тихая и покорная пойду под венец?!
Кем он меня считает?! Овцой на заклании?! Куклой?! Игрушкой?!
Я прищурилась, покатав на языке его презрительные, хлесткие слова.
Сохранит помолвку, чтобы избежать позора и гнева Императора?
Вот, стало быть, как.
Одолжение мне сделал? Считает, что оказывает великую милость, а внимания проявляет меньше, чем к уродской статуэтке на старинном сервизе?!