Кобзарь: Стихотворения и поэмы

Шевченко Тарас Григорьевич

22 декабря 1845

Вьюнища

Завещание

Перевод А. Твардовского

Как умру, похороните На Украине милой, Посреди широкой степи Выройте могилу, Чтоб лежать мне на кургане, Над рекой могучей, Чтобы слышать, как бушует Старый Днепр под кручей. И когда с полей Украины Кровь врагов Постылых Понесет он… вот тогда я Встану из могилы — Подымусь я и достигну Божьего порога, Помолюся… А покуда Я не знаю бога. Схороните и вставайте, Цепи разорвите, Злою вражескою кровью Волю окропите. И меня в семье великой, В семье вольной, новой, Не забудьте — помяните Добрым, тихим словом.

25 декабря 1845

в Переяславе

Лилея

Перевод

М. Комиссаровой

^{198} «За что меня, как росла я, Люди не любили? За что меня, как выросла, Бедную, убили? За что они теперь меня В дворцах привечают, Царевною называют, Очей не спускают С красоты моей? Дивятся, Меня ублажают! Брат мой, цвет мой королевский^{199}, Ответь, умоляю!» «Я, сестра моя, не знаю», — И, сестру жалея, Королевский цвет склонился; Наклонился, рдея, Он к белому, поникшему Личику лилеи. И заплакала лилея Росою-слезою… Заплакала и сказала: «Братец мой! С тобою Мы давно друг друга любим, А не рассказала, Как была я человеком, Сколько я страдала… Мать моя… о чем она, О чем так скорбела, На меня, на свою дочку, Смотрела, смотрела И плакала… Я не знаю, Мой любимый братец, Кто принес ей столько горя? Я была дитятей, Я играла, забавлялась, А она все вяла Да нашего злого пана Кляла-проклинала. И умерла… А меня пан Воспитал, проклятый. Я росла и подрастала В хоромах, в палатах И не знала, что я дочка, Дочь его родная. Пан уехал в край далекий, Меня покидая. И прокляли его люди, Хоромы спалили… А меня, за что — не знаю, Убить не убили, Только длинные мне косы Остригли, накрыли Меня, стриженую, тряпкой, Еще и смеялись. А евреи и те даже На меня плевали. Так-то вот на свете, брат мой, Со мной поступали. Молодого, короткого Мне дожить не дали Люди веку. Умерла я Зимою под тыном, А весною расцвела я Цветком при долине, Цветком белым, как снег белым! Лес развеселила. Зимой люди… о, боже мой! В хату не пустили. А весною, словно диву, Мне они дивились, Я девушек украшала, И для них я стала Лилеею-снегоцветом; И я расцветала И по рощам, и в теплицах, И по светлым залам. Скажи ты мне, милый братец, Королевский цветик, Зачем же бог меня сделал Цветком на сем свете? Чтоб людей я веселила, Тех, что погубили И меня и мать?… Всещедрый, Святой боже милый!..» И заплакала лилея, И, ее жалея, Королевский цвет склонился; Наклонился, рдея, Он к белому, поникшему Личику лилеи.

[Киев, 25 июля 1846]

[Нижний Новгород, 6 марта 1858]

Русалка

Перевод В. Инбер

«Родила меня родная В палатах красивых И сошла со мною ночью Вниз к Днепру с обрыва. И в Днепре она купала Меня темной ночкой, Поучала: «По теченью Плыви, моя дочка. Да выплывай русалкою. Завтра, среди ночи, Я выведу гулять пана, Ты и защекочешь Того пана, моя радость: Пускай не смеется Надо мною, молодою, Пускай пьет-упьется Не моими кровь-слезами — Синею водою Днепровскою… Пусть гуляет С дочкою, с тобою. Плыви ж, моя родимая, Моей дочки малой Не обидьте, волны! волны!» — Да и зарыдала — Убежала. А я плыла, Гонима волною. Пока сестры не встретили, Не взяли с собою… Уж неделя, как расту я, С сестрами гуляю. В час полуночный из дому Отца поджидаю. А быть может, как бывало Под тем грешным кровом, С паном любится-пирует Мать родная снова?…» Тут умолкла русалочка И в Днепре плеснулась, Как плотичка. Только ветка Тихо покачнулась. Что-то матери в богатых Не спится палатах: Пана Яна нету дома. Тоскою объята — Вышла, подошла к обрыву, Вспомнила тут дочку, Как купала, не молчала, Дитя поучала. Ну, да что об этом думать! Что прошло, то сплыло. И пошла к себе в палаты, Да не тут-то было! Не опомнилась — догнали Ее

водяницы, Да как начали, как стали С ней играть-возиться. Радешеньки, что поймали, — Вот была потеха! Под конец швырнули в невод… Что тут было смеха! Одной только русалочке Было не до смеха.

[Киев, 9 августа 1846]

[Нижний Новгород, 6 марта 1858]

Ведьма

Поэма

Перевод П. Антокольского

^{200} Молюсь и снова уповаю, И снова слезы проливаю, И думу тяжкую свою Безмолвным стенам отдаю. Отзовитесь мне, немые, Заплачьте со мною Над неправдою людскою, Над невзгодой злою. Отзовитесь! А за вами, Может, отзовется Жизнь несчастная, глухая И нам усмехнется. И с несчастьем примирится И с людьми, и скажет Нам спасибо, и с молитвой Спать спокойно ляжет. И примиренному приснится Людская мирная любовь И доброта. И, встав с денницей, Веселый, он забудет вновь Свои несчастья. И в неволе Узнает рай, узнает волю И всетворящую любовь. В канун осеннего Николы,^{201} Ободраны, едва не голы, Цыгане из Бендер толпой Шли по степи в тиши ночной И, вольные, конечно, пели. Все шли, все шли и захотели Передохнуть. Разбив шатры, Раздули жаркие костры И у огня на отдых сели, — Кто с шашлыком, а кто и так… Зато он — вольный, как казак Былой. Поют они, гуторят, Вдруг слышат: из степи им вторит Какой-то хриплый голосок — Похоже, пьяной молодицы: «Ой ты, ночка, ночка, Спят и мать и дочка, Девушке приснилось: Мать ее взбесилась, А свекор женился, Отец утопился…, И… гу…» Цыгане слушают, смеются: «Откуда люди там возьмутся?… В степи поют?… Из-за Днестра? Иль нам приснилось у костра?» Кричат, вскочили. И несмело То существо, что песню пело, К ним приближалось… Грусть и страх! Под рваной свиткою дрожала Та женщина. А на руках И на ногах повыступала От стужи кровь — и засыхала. Коса, в репьях и колтуне, О свитку билась на спине. Бедняга подошла и села К огню и молча руки грела Над жарким пламенем. «Ну, так! Женился, стало быть, бедняк», — Так про себя она шептала И странно, дико усмехалась… Нет, то не призрак у костра, То мать моя или сестра — Та ведьма, если вы не знали!

Цыгане

Откуда же ты, молодица?

Ведьма

Кто, я?

(Поет.)

«Как была я молодичка, Целовали меня в личко, А как старой стала бабой, Целовать сама я рада».

Цыган

Певица, нечего сказать! Себе такую бы достать, Водить с медведем…

Ведьма

Напеваю, Когда сижу, когда гуляю… Все напеваю, напеваю, Уж разучилась говорить, А раньше ловко я болтала…

Цыган

Где ж ты была, что заплутала?

Ведьма

Кто, я?… Иль ты?…

(Шепчет.)

Тсс… не шуми! Глянь, глянь, — со мною пан лежит. Огонь погас, луна восходит, В овраге ходит вурдалак…

(Усмехнувшись.)

На свадьбе я пила, гуляла. Себя не слишком соблюдала Невеста. Ироды-паны Творят с дивчатами такое… Теперь пойду других женить, Там без меня, я беспокоюсь, И в гроб не смогут положить…

Цыган

Постой, побудь, бедняга, с нами! У нас, ей-богу, славно жить.

Ведьма

А дети есть у вас?

Цыган

Нет, нету.

Ведьма

Кого же вам поить-кормить? Кого спать на ночь уложить? Кого баюкать и беречь? Кому помочь и встать и лечь? Молиться за кого? Ох, дети! И всё дети, и всё дети! Куда бежать, куда мне деть их, Куда ни глянь — они со мною, Съедят еще, того гляди…

Цыгане

Не плачь, старуха, погоди: У нас детей нет и в заводе.