Кочующий Мрак
Шрифт:
В своём желании познавать мир в какой-то момент рыжеволосый добрался до устройства атома. Он был так заворожён распадом атома на составляющие и так хотел вновь и вновь созерцать этот процесс, что стал предлагать себя в качестве силы, хотевшей, чтобы происходили ядерные взрывы. Благословлявшей и творившей их. Если и была какая-то сила, которой молились те, кто хотел совершить ядерный взрыв, то это был этот рыжеволосый парень в белых одеждах, который влюблённо смотрел на высвобождающиеся при распаде атома силы - и только на них. Тысячу раз, десять
– просто чуточку привычным, достаточно привычным, чтобы на секунду отвести от него взгляд, дух-любитель ядерных взрывов заметил кое-что ещё. Свет великой силы отбрасывал тень. Чем мощнее был свет, тем больше рядом с ним гасло искр жизни - больших и малых.
Увидев сопровождающую его любимое зрелище во вселенной великую смерть, рыжеволосый дух больше не мог отвести от неё взгляд. И следующий миллион взрывов он работал ангелом смерти. Принимал в свои объятия умирающих и относил их домой - или туда, куда они хотели дальше.
К концу миллиона он почувствовал, что близок к тому, чтобы сойти с ума. Слишком много света и смерти, слишком много. Он знал, что не может позволить себе сойти с ума, потому что тогда он будет неконтролируемо творить свет и смерть, смерть и свет, потому что он больше ничего не знает в своей жизни, и он сотворит слишком много смерти, прежде чем найдётся кто-то, кто сможет его остановить.
Миллионный взрыв был так ужасен, как он не видел никогда. На исчезающе короткое мгновение он даже залюбовался тем, как он был прекрасен - как будто над миром родилось новое солнце. А потом напомнил себе, что сколь велик рождённый свет, столь велика и отброшенная тень, и пошёл собирать души. Услышал стон земли в великом грохоте и великой тишине - и понял, что не осилит. Что сойдёт с ума прежде, чем донесёт души до нового места, и они сгорят в его ладонях.
Заплакал.
Взмолился.
Не знал, кому молится, но взмолился о помощи. Первый раз в жизни. Всей силой, которая была ему доступна.
Оставил свою память как магнит и защитный купол: притягивать души и держать их в едином поле, чтобы они не потерялись, чтобы в лавине происходящего вокруг ядерного взрыва они были в безопасности. Пока не придёт помощь.
Едва он успел замкнуть купол памяти, как он переместился в этот мир, где покой и перламутровое небо, светло-бежевые камни и светло-бежевая трава.
Он так и не узнал, пришла ли помощь.
Через неделю координаты были готовы. Я посмотрел, куда они ведут: в ту часть вселенной, где прямо сейчас из пыли и глыб собираются планеты.
Рыжеволосый сел в центр поля координат, скрестив ноги, и более не сходил с места. Я доиграл мелодию последней выставленной им координаты. Не сводил с него глаз и ждал часа однородности – волшебного часа, когда из ставшей однородной материи как будто можно слепить всё, что угодно. Как будто может произойти всё, что угодно.
За
Ничего не произошло. Миг однородности миновал, а рыжеволосый так и остался сидеть в центре поля координат. Не шелохнулся.
Что-то пошло не так.
Портал должен был сработать. Все координаты на месте, их музыка сыграна, автор портала на правильном месте. Но портал не сработал.
Почему?
Я размышлял над этим почти сутки, до следующего часа однородности. И когда у травы и камней стали плыть и врастать друг в друга контуры, что нельзя было различить, где одно, а где – другое, я сообразил.
Портал работает, когда через него делают шаг. Парень же неподвижно сидел в центре поля координат.
Я взял в руки свой инструмент и стал играть мелодию рождающихся планет, которая доносилась из места, куда хотел попасть парень. Он вздрогнул. Обернулся в мою сторону. Его глаза были закрыты, но я почувствовал прикосновение горячего и страшного взгляда к тому месту на моём теле, где в человеческой форме смыкались бы ключицы.
Открой он глаза – в его взгляде было бы слишком много света, чтобы его могло выдержать большинство живых существ. Я бы – мгновенно сгорел.
Рыжеволосый опять повернулся прочь от меня и замер.
Миг однородности прошёл, и ничего не произошло.
Я лёг в бежевую траву, на краю поля координат, под изменчивым перламутровым небом и думал ещё сутки. Периодически поднимал голову – фигура посреди поля была неподвижной.
Чего он ждёт? Он же точно чего-то ждёт. Он больше не совершает никаких действий.
Точнее, нет. Неправильный вопрос.
Правильный вопрос такой: почему, когда условия для его перехода сошлись, идеальны, он не делает шаг?
Я пробовал общаться с ним телепатически – ещё одно из тех действий, которые я откуда-то знаю, как делать, но совершенно не помню, откуда, – но его мысли так же горячи, как его взгляд: я не могу подобраться к нему достаточно близко и соприкоснуться с ним. Только короткое эхо его прошлого доступно мне - то, что он решил оставить в качестве своих воспоминаний.
И музыка его пути, записанная в Сферах. И её я прослушал.
Постойте.
Идея сверкнула в моём сознании, и я сел. Взял свой инструмент и стал играть.
Удивительно: до того, как я оказался здесь, я бы не смог сделать то, что я задумал. За то время, которое я не помню, - о Сферы, колыбель, принявшая меня, да что же там было, что же я не помню?!
– я стал потрясающим медиумом.
До моего появления здесь я никогда не смог бы сыграть семьдесят шесть тысяч шестьсот тринадцать мелодий, рассказывающих истории о том, как каждая из душ, сохранённых в куполе памяти рыжеволосого духа, отправлялась в дальнейший путь в сопровождении существа-хранителя, вызвавшегося принять её.