Код розенкрейцеров

Атеев Алексей Григорьевич

Родители у Выгоцкого отправились праздновать Первомай на всю ночь, так что огромная квартира оказалась в распоряжении подростков. Собираясь на вечеринку, Елена испытывала двойственное чувство. С одной стороны, она боялась, что все будет как обычно. Начнутся умные разговоры о смысле жизни, о долге перед Родиной, как на комсомольских собраниях, с другой – девушка страшилась неких непредвиденных ситуаций, на которые прозрачно намекали мальчишки.

Отец у Выгоцкого являлся каким-то крупным чином в руководстве областной милиции. И этот факт, казалось, внушал доверие, и девушки, участвовавшие в вечеринке, составляли, так сказать, элиту класса, или,

как выражались учителя, актив – и это тоже внушало доверие.

Вечеринка началась как обычно. Сначала пили газировку, ели мороженое, торт, потом ребята с таинственным видом извлекли откуда-то бутылку шампанского, а следом и другую. Девочки хихикали, отнекивались, но тем не менее шампанского выпили все. Потом приглушили свет и начались танцы.

Елена немного опьянела, но чувствовала себя превосходно. Она танцевала сначала с Выгоцким, потом с Поповым, дальше с остальными мальчиками. Снова появилось шампанское, потом мальчики принесли водку. В этот момент веселье несколько скомкалось. Одна из девочек, предвидя последствия, в мгновение собралась и исчезла. Заволновались и остальные. Их кое-как успокоили, и праздник продолжился. Пряное чувство двусмысленности происходящего не только не насторожило Елену, а возбудило еще больше. Она ждала и страшилась… Но уходить не хотела, и когда Милка Зарубина тревожно зашептала, что мальчишки, кажется, напились и могут начать приставать и пора уматывать, – Елена только презрительно хмыкнула.

Свет совсем потушили, и танцы стали переходить в откровенное домогательство. Две парочки уже целовались. Милка куда-то исчезла, но минут через десять в глубине квартиры раздался ее истошный вопль, и тут же в комнату влетела она сама, а следом за ней Выгоцкий. Включили свет. Милка была растрепана, а лицо и шею покрывали красные пятна. Она с ходу залепила Выгоцкому оплеуху и несколько театрально зарыдала.

Мальчишки ушли, а плачущая Милка стала во всеуслышание рассказывать, как она пошла в ванную комнату умыться, а следом за ней туда же вломился Выгоцкий и стал задирать на ней платье. Девочки начали шумно осуждать старосту класса, оказавшегося хамом и мерзавцем, но как-то неуверенно, видимо, в душе мечтая оказаться в подобной ситуации.

Ребята появились вновь. Они хором просили прощения за поведение Выгоцкого, а он встал перед Милкой на колени, снял с ноги обомлевшей девчонки туфлю, налил туда шампанского и, ко всеобщему восхищению, выпил его до дна.

Очередная бутылка была допита, и все по-настоящему опьянели. Парочки разбрелись по огромной квартире. Елена была вместе с Поповым. Они ввалились в какую-то большую темную комнату, по-видимому, спальню родителей Выгоцкого, потому что здесь имелась огромная кровать. Елена бросилась на ложе, а Попов устроился рядом. Дальше началось то, чего она так ждала и одновременно страшилась. Мальчик начал раздевать ее. Елена особенно не сопротивлялась, хотя умоляюще просила не делать этого. Платье в мгновение снято, дальше последовала комбинация. На завершающем рубеже сопротивление Елены резко усилилось, однако Попову удалось расстегнуть лифчик. На большее он, видимо, не рассчитывал, потому что перешел к объятиям и поцелуям. Несколько раз его рука пыталась устранить последнее препятствие, но Елена была настороже. Беленькие трусики, удерживаемые более-менее твердой рукой, пока оставались на ней. Неожиданно Елена почувствовала, что Попов совсем голый. Возбуждение ее достигло крайней точки. Она отстранилась от разгоряченного тела, сама сняла трусики.

Последующая возня и нелепые

телодвижения навели Елену на мысль, что все делается совсем не так, но как нужно по правилам, толком не знали ни она, ни он.

Почувствовав резкую боль, резко оттолкнула своего партнера. «Хватит, – сказала она, – поиграли, и достаточно». Попов обиженно засопел.

В этот момент вспыхнул свет, и на пороге предстали Выгоцкий и еще один парень – толстяк Веретенников.

Елена инстинктивно прикрыла груди и на корточках уселась по другую сторону кровати.

И Выгоцкий, и Веретенников были голые.

– Молодец, Поп! – заорал Выгоцкий. – Огулял прекрасную Елену, а мы тоже… Милка уже готова и Надька… Теперь наша очередь, – заржал он, – а ты, если хочешь, иди к Милке.

И ребята с недвусмысленными намерениями направились к скорчившейся за кроватью Елене.

– Можно было бы и покрывало снять, – недовольно произнес Выгоцкий, – а то словно свиньи на ней резвились… Ну да ладно.

– Убирайтесь прочь!!! – заорала Елена.

– Успокойся, дурочка, чего верещишь, не строй из себя…

– Кончайте, ребята, – подал голос Попов, – мы так не договаривались.

– И ты туда же. Не выступай. Или все себе захотел? Тебе же сказали: вали к Милке. Двигай, не пожалеешь, правда, она того, пьяна… Облевалась. А Леночка наша… – он чмокнул, – просто конфетка «Южная ночь». Мармелад в шоколаде…

– Убирайся, мерзавец, – прошипела Елена.

– Цыпа-цыпа… Хватай ее, Валерка, – обратился он к Веретенникову.

Елена схватила с тумбочки будильник и что есть силы двинула им толстяка в лоб. Будильник, хрустнув, зазвенел. Веретенников взвыл и схватился за лицо, между его пальцами выступила кровь. А будильник не переставал звенеть, словно подсказывал, что время веселья закончилось.

Елена неожиданно засмеялась. Она оглядела Выгоцкого и Попова, стоящих с разинутыми ртами, хнычущего Веретенникова, и смех ее еще больше усилился. Теперь уже никого не стесняясь, она выбралась из-за кровати, спокойно оделась и вышла. Потом она нашла Милку и Надьку, кое-как привела их в порядок, заставила напиться крепкого чая. Обидчики не показывались, позже появился Выгоцкий. Хмель его, похоже, прошел. Он виновато бормотал извинения, потом неожиданно заявил, что она покалечила Веретенникова, чуть не выбила ему глаз. Наконец перешел к угрозам.

Елена не вступала в диалог. Она растолкала девчонок, помогла им одеться и покинула квартиру.

Родители как будто не заметили ее состояния. Она легла спать, еще пребывая в тяжелом омерзительном отупении.

Утром приняла ванну и решила выбросить все случившееся из головы. Но это никак не удавалось. С ней, Еленой Донской, обошлись как с какой-то грязнулькой из Шанхая (Шанхаем назывался трущобный район Тихореченска, прибежище всякой швали). Ладно бы только Попов, а эти два придурка?.. Допустим, они ей ничего особенного не сделали, но ведь хотели! И потом начнут болтать… Словно в грязи вывалялась!

Родители куда-то ушли, она в тоске слонялась по квартире и наконец зашла в комнату брата. Станислав, как обычно, сидел в своем кресле и читал.

– А-а, – протянул он, увидев сестру, и по лицу его скользнула легкая гримаса. – Что скажешь?

И Елена неожиданно все ему рассказала – и про шампанское, и про танцы, и про последовавшее за ними.

Он оценивающе посмотрел на нее:

– И что ты хочешь?

– Наказать ублюдков. Сейчас это мое главное желание.

– Выгоцкий – это который во втором подъезде живет, прилизанный такой?