Код розенкрейцеров

Атеев Алексей Григорьевич

– Он.

– Веретенников? Этого я не знаю. А Попов? Как бы мне их увидеть?

– Допустим, ты их увидишь, и что дальше?

– А что бы ты хотела с ними сделать?

– Ну, не знаю… – она замялась: а действительно, что? Хотя бы представить, как она расправляется с этими гадами. Разбивает им головы, рвет, царапает…

– Ты бы желала их убить?

Елена в сомнении посмотрела на Станислава:

– Даже не знаю… Я бы хотела, чтобы испытали физические страдания, но смерть? Наверное, это лишнее.

– Я могу это устроить, – невозмутимо сообщил Станислав.

– Ты? – Она засмеялась.

– Не

веришь? А давай попробуем. Начнем хотя бы с Выгоцкого. С этим проще всего, поскольку я хорошо его знаю и без труда могу представить.

– Ты это серьезно?

– Вполне. Правда, я никогда еще не пробовал, но почему бы не попытаться. Главное – чтобы точно решила и потом не жалела.

– Но как ты сможешь?

– Опять ты за свое: как сможешь, как сможешь… Решила?!

– А что ты с ним сделаешь?

– Не бойся, жить будет! Ну как?..

– Хорошо.

– Принеси отцовский ремень, знаешь, такой широкий, кожаный…

– Это еще зачем?

– Давай, сестрица, делай, что я прошу. Поверь, все получится. Теперь сними с меня пижаму.

Елена множество раз видела брата раздетым, поскольку почти всегда помогала няньке мыть его, но теперь его худое, как скелет, тело с выпирающими ребрами и синеватой, в пупырышках, кожей, предстало перед ней словно в первый раз. Она вспомнила упитанные торсы своих школьных товарищей. Почему Станислав при его сидячем образе жизни оставался таким худым? Возможно, причина в том, что он очень мало ест. Или такая конституция. Во всяком случае, он выглядит ужасно. А те мерзавцы пышут здоровьем! Жеребячья сила так и прет из них!

– Это хорошо, что ты злишься, – заметил Станислав. – Помогает настроиться. Но не только злость. Требуется еще кое-что. Ты должна избить меня, отхлестать ремнем изо всей силы. Понимаю, трудно, но так нужно. Без этого ничего не получится. Соберись и не бойся.

– Зачем это? Я не смогу.

– Сможешь! Или не стоит браться. Можно, конечно, оставить все, как есть, – Станислав насмешливо взглянул на сестру, – но будешь ли ты уважать себя после этого?

– Мне их вовсе не жалко. Мне тебя жалко!

– Брось пороть чушь! Хочешь отомстить или не хочешь? Хочешь! Боишься причинить боль? Боишься ответственности? Нравственность собственная тебя заботит? Ерунда! Какая нравственность?! Если желаешь следовать выдуманным невесть каким идиотом установкам, так и будешь ходить всю жизнь в униженных и оскорбленных. Этого хочешь? Смотри, как знаешь… – Станислав помолчал, потом опять заговорил:

– Драма-то в чем? Думаешь, в том, что они тебя взять хотели? Глупости! Суть в том, что для них ты существо второго сорта. Да, ты красивая, умная, ты из их круга… Все правильно! Но ты – женщина, а значит, в их понимании вечная кухарка, нянька, поломойка. Машина для е… в конце концов. Ты – половая тряпка! Они понимают только силу, только ее они ценят и боятся. Конечно, они и не догадаются, что ты им отомстила, но ты-то будешь это знать. Понимаешь, люди делятся на тех, кто имеет, и тех, кого имеют. Вот я. Вроде калека, убогий. Ничтожество. Чурка с глазами. Но я не боюсь переступить через мораль, через душу свою… – он захлебнулся словами и только тяжело дышал. – Совесть… Кто-то же вложил ее в нас. Не из книжек же мы ее почерпнули? Но тот, кто

засунул в нас это чертово понятие, почему же он не дал мне нормальное тело? Почему он обрек меня на убожество? Я, может, нравственнее многих… Твоих друзей, во всяком случае. Но он дал мне другое… Он дал мне силу. Закон компенсации… Ладно. Хватит рассусоливать. Решайся.

Елена неуверенно взяла ремень, подержала на весу. Почему-то он показался необычайно тяжелым. Она искоса взглянула на брата. Хлестнуть что есть силы по этому худосочному телу, покрытому пупырышками гусиной кожи? А если ничего не получится? Да! Ведь скорее всего ничего не получится! Ударить или нет?

– Разденься, – хриплым голосом неожиданно произнес Станислав.

– Зачем это?

– Делай!

Елена, словно не своими руками, расстегнула пуговицы халата.

– Сними.

Она автоматически повиновалась.

– Лифчик!

– Станислав, ты что?!

Он тяжело дышал и смотрел на нее, и девушка трясущимися руками сняла лифчик.

– Дверь, дура, закрой на защелку, и дальше, дальше!!! Иди сюда! – он провел потной рукой по ее телу, и дрожь, почти судорога передернула Лену с головы до пяток.

– Бей!

Она зажмурила глаза и ударила брата ремнем по спине. Удар получился вялым и несильным.

– Смотри на меня! Не прячься! Иди сюда! Встань передо мной! Бей! Бей, зараза!!!

Елена что есть силы хлестнула Станислава по плечам. Он дернулся, что-то чуть слышно произнес.

– Тебе больно? – испуганно спросила Елена.

– Лупи, сука! Начала – так кончай!

Елена снова взмахнула ремнем.

Теперь она уже не обращала внимания на гримасы боли и сдерживаемые стоны и хлестала ремнем куда попало. Гаденькое и одновременно сладкое чувство охватило ее. Чувство, так похожее на то, какое она испытала вчера, барахтаясь на постели с Поповым.

Черты Станислава исказились. Елена была готова поклясться, что и он испытывает нечто подобное. Лицо брата как-то обвисло и расплылось, губы искривились в безвольной улыбке. Он задергался, и Елена невольно отпрянула и прекратила экзекуцию. Станислав, казалось, ничего не видел вокруг. Он трясся, судорожно дергался, что-то бессмысленно шептал.

Она в страхе попятилась, потом вспомнила, что раздета, подобрала с пола белье, оделась. Станислав между тем продолжал находиться все в том же состоянии. На губах его выступила пена, и Елене неожиданно стало страшно. Она с ужасом смотрела на брата, не зная, что предпринять.

Постепенно Станислав, казалось, начал приходить в себя. Он перестал дергаться и дрожать и только чуть слышно всхлипывал; наконец открыл глаза и посмотрел на сестру, сначала вовсе бессмысленно, потом узнавая. Лицо исказила гримаса боли, он прохрипел:

– Воды.

Елена сбегала за водой и поднесла кружку прямо к трясущимся губам. Станислав пил, стуча зубами, расплескивая воду на покрытое красными полосами тело. Потом он в изнеможении откинулся на спинку своего кресла, произнес:

– Ну вот и все, а ты боялась…

– Что все? Что? Говори?!

Он усмехнулся своей обычной презрительно-грустной улыбкой.

– Завтра в школе узнаешь. А остальных – в другой раз. Я очень устал.

– Но что же все-таки случилось? Для чего весь этот кошмар?