Код розенкрейцеров

Атеев Алексей Григорьевич

– Но это же недостающая часть дневника! Мне и раньше казалось, что он не полон. И вот теперь я в этом убедился наверняка. На пакете стоит фамилия Чекмазова. Что же получается? Или Олегов из его шайки, или все обставлено таким образом, чтобы заманить нас в ловушку.

– Да говори ты толком!

– Тучи сгущаются, – изрек Коломенцев.

– Так, понятно. Дальше.

– Нам грозит неимоверная опасность.

– И это я знаю, продолжай.

– Но продолжать-то и нечего, – с грустью сказал мукомол. –

Я ничего не могу понять. Как попала к Олегову тетрадь, кто ему ее передал? Где он встретится с Чекмазовым? Сплошные загадки!

– Так давай его и спросим, – Валек кивнул на спящего Егора. – Сию минуту растолкаем, пику к боку приставим и потребуем откровенности.

– Да вы что, с ума сошли? Этим мы все сорвем. Ведь если он должен встретиться с Чекмазовым, то это-то как раз нам и нужно. Он сам нас выведет на рыбака. Давайте лучше проследим за ним.

– Можно и так, – кисло сказал Валек. – Хотя по мне пика лучше. А ты, папаша, думаешь, не проспит ли он свою станцию?

– А вот вы, милейший, и разбудите.

Валек кивнул.

До Забудкина оставалось пять минут езды, и Валек уже было хотел подняться и растолкать Олегова, когда тот внезапно вскочил, схватил свою сетку и бросился в тамбур.

– Сам, видишь ты, оклемался, – сказал Валек. – Тем лучше. Непонятно только.

– Что именно?

– То спал как убитый, а тут вовремя проснулся. Тебе, папаша, не кажется это странным?

– В последнее время мне многое кажется странным. Давайте-ка последуем за ним.

– Тогда сойдем из другого вагона.

Поезд замедлил ход, потом и вовсе остановился. Коломенцев и Валек спрыгнули на щебеночную насыпь.

– Вон он, – указал Валек на нетвердо стоящую на ногах фигуру. – Покандехал. Канаем за ним?

– Погодите, пускай уйдет немного вперед.

Преследователи осторожно двинулись за Олеговым.

– Давно не бывал я в деревне, – задумчиво сказал Валек. – По правде сказать, никогда не бывал. – Дышится-то как, а, папаша. Повидло пополам со сливочным маслом. Если бы я был царь, построил бы здесь дворец, пил бы только молоко, а сметаной закусывал. Не понимаю, чего люди рвутся в город. Пыль, тоска и разврат.

– Разврата и тут хватает, – заметил Коломенцев.

– Тебе, папаша, видней. И все-таки… Ты глянь, какие небеса!

Действительно, понемногу начинало смеркаться. Закатное небо пылало над головой, где-то совсем рядом раздавались звуки возвращающегося с пастбища стада: позвякивание колокольчиков, крики хозяек, подзывающих родных буренок; запахло парным молоком и навозом.

– Далеко еще? – спросил Валек.

– Он живет на соседней улице, – пояснил Коломенцев, – в самом ее конце. Но вы думаете, он домой идет?

– А куда же?

– Может, на встречу с этим Чекмазовым?

– Ерунда. К бабе своей он спешит… к деткам… А мы тут херней занимаемся.

Ловим кого-то, ищем… Эх, связался я с тобой. Если бы не сеструха!.. Ну да ладно. – Валек потряс в воздухе бутылкой, украденной у Олегова. – Сегодня вечерком оприходуем за помин души…

– Чьей души?

– Да какая разница? Хотя бы моей.

– Вы, по-моему, пока что живы.

– Недолго уж мне, мальчонке, осталось… – дурашливо сказал Валек.

– К чему бога гневить?

– А ты, папаша, разве в бога веришь?

– Отчего же мне нельзя верить?

– Почему нельзя? Верь на здоровье. Только нет никакого бога. Чепуха все это.

– Поясните столь глубокие выводы.

– Ну чего тут пояснять. Ты прикинь, если бы бог был, разве он допустил бы все те безобразия, которые творятся на земле. Вот, говорят, бог добрый, всемилостивый, но почему тогда происходят войны, разные землетрясения, ураганы?..

– Кары небесные, – сказал Коломенцев не то в шутку, не то всерьез.

– Кары! – фыркнул Валек. – Ладно, сейчас не время базары разводить, кажись, дотопали. Смотри, этот твой кореш входит в калитку. Это его дом?

– Его.

– Подождем малость, что он дальше будет делать. Скорее всего спать бухнется.

Из-за забора раздались радостные голоса детей.

– Ликуют, короеды, – с легкой грустинкой сказал Валек, – батянька явился, кривой, правда, так ребятишкам в новинку, пускай повеселятся.

Послышалось невнятное бурчанье, потом дачный покой прорезал вопль:

– А ты знаешь, что сказал Ницше?

Коломенцев удивленно поднял брови.

– С хозяйкой своей разбирается, – сообщил многоопытный Валек.

– Но при чем тут Ницше?

– Это кто такой?

– Немецкий философ.

– А при том, что у умных даже домашние базары проходят не как у обычных людей, а с привлечением авторитетов мировой науки.

Коломенцев засмеялся. Что именно сказал Ницше, они так и не узнали. Невнятное бурчание перешло в вопли, заплакала девочка…

– И хотя мировые авторитеты – весомый аргумент, но и они не всегда помогают, – продолжил свою мысль Валек. – На деле все кончается, как и в любой русской семье, криком и слезами. Хотя каждая семья несчастлива по-своему.

– О! – поразился мукомол.

– Не обращай внимания, папаша. Хотя Ницшев мы и не читали, но в жизни-жестянке тоже кое-что кумекаем. Я думаю, караулить дальше нет смысла. Пора подумать о ночлеге. Можно, конечно, постучаться в любую избу и попросить приюта, но посмотри, какой вечер! Восторг и умиление! Может быть, отдохнем на природе? Ты как?

Коломенцев пожал плечами.

– А чего, – с энтузиазмом развивал свою мысль Валек, – найдем какое-нибудь уютное местечко, разведем костерок. Бутылка у нас есть, закуска тоже. Ты тут бывал, так веди же, Сусанин!