Кодекс 632
Шрифт:
— Что же теперь? — спросила она. — Что ты собираешься делать?
— Поменять угол атаки.
— Получается, частотные таблицы себя не оправдали?
— Я просидел над ними весь вечер и все утро в Национальной библиотеке, — вздохнул Норонья. — Бесполезное дело.
— Так уж и бесполезное? Дай-ка взглянуть.
Норонья протянул девушке раскрытую книгу.
— Видишь? Здесь много разных таблиц. — Он открыл блокнот и нашел страницу, куда накануне переписал столбики загадочных букв. — Прежде всего необходимо понять, с каким языком мы имеем дело.
— А разве не с португальским?
—
— А у тебя есть латинская таблица?
— В этой книге нет. Но при желании ее можно найти. — Томаш полистал книгу. — С португальской таблицей я уже поработал.
— Что-нибудь получилось?
— У португальского языка есть одна забавная особенность. В английском, французском, немецком, испанском и итальянском самая распространенная буква е, а в португальском — а. Во всех перечисленных мной языках буква e составляет тринадцать с половиной процентов от всех употребляемых, а в португальском не дотягивает и до тринадцати. Вообще для романских языков характерен неустойчивый баланс между двумя буквами с незначительным перевесом е. В языках германской группы e лидирует с большим отрывом. В английском частота ее употребления составляет тринадцать процентов, а довольствуется восемью, перед ней стоит t со своими девятью процентами. В немецком разрыв еще больше. На e приходятся восемнадцать с половиной процентов, на а только пять, ее опережают n, i, r, и s.
— Значит, найти текст, в котором не встречается буква е, невозможно?
— Очень трудно. Но в принципе возможно. В тысяча девятьсот шестьдесят девятом году французский писатель Жорж Перес написал двухсотстраничный роман под названием «La disparition», [28] чтобы доказать, что можно обойтись без е.
— Надо же!
— Этот роман вышел на английском языке под названием «Avoid», [29] и переводчик сохранил главную особенность оригинала.
28
«Исчезновение» (фр.).
29
«Пустота» (англ.).
Писк кофеварки возвестил о том, что кофе готов. Лена удалилась на кухню и вскоре вернулась с кофейником и видавшими виды фарфоровыми чашками. Разместив поднос на журнальном столике, она наполнила чашки, бросила в каждую по два кусочка сахара и тщательно размешала, мелодично позванивая ложечкой о фарфор. Томаш пригубил свою порцию; кофе получился крепким, терпким и вкусным, его густой, глубокий аромат приятно щекотал ноздри.
— Ничего? — спросила девушка.
— Превосходно. Как ты считаешь, не сделать ли нам шериньо?
— Что?
— Шериньо. Ты не знаешь, что это такое?
— Нет.
— У тебя найдется водка?
Лена достала из серванта бутылку матового стекла с этикеткой, изображавшей зимнюю аллею, и надписью «Скане Аквавит». Томаш взял из рук девушки тяжелую
— Пойдет?
— А что это?
— Шведская водка.
— Обычно я беру португальскую или итальянскую граппу, но, думаю, шведская будет в самый раз.
— Ты хочешь подлить водки в кофе?
— Совсем чуть-чуть, — Томаш добавил в чашку пару капель из бутылки. — Итальянцы называют это caffe corretto. Попробуй.
Лена поднесла чашку к губам. Сначала водка обожгла ей горло, потом внутри разлилось терпкое кофейное тепло. Лицо девушки осветила довольная улыбка.
— И вправду неплохо.
— Ничего плохого я бы тебе не предложил, — улыбнулся Норонья.
Шведка принялась с задумчивым видом перелистывать блокнот с вариантами решения.
— А когда ты собираешься применить таблицу к своему шифру?
Томаш поставил чашку на столик и печально развел руками.
— Уже применил.
— И как?
— В нем чаще всего встречается буква е, всего пять раз. За ней идут а, о, u, каждая по три раза. Я попробовал заменить букву ена a, самую распространенную в португальском, о, соответственно, на r, uна s. Но ничего не вышло.
— Ну хорошо, если у нас ничего не вышло, но мы точно знаем, что самая распространенный в этом шифре знак — е, почему бы не допустить, что сообщение написано не на португальском, а на каком-то другом языке?
— Потому что это означало бы, что мы имеем дело не с замещающим шифром, а с…
И он замолчал, потрясенный собственной догадкой.
— С чем? — спросила Лена, призывая профессора завершить начатую фразу.
Томаш застыл на месте, зажав рот ладонью. В его глазах отражалась лихорадочная работа мысли.
— С чем? — нетерпеливо повторила девушка.
Норонья смерил ее рассеянным взглядом.
— Как ни странно, именно с этим.
— С чем этим?
Но внимание Томаша уже переключилось на заветный блокнот.
— Как ни странно, это действительно не замещающий шифр.
— Отлично. Так что же это, в конце концов?
Но Томаш, не отвечая, лихорадочно считал знаки.
— Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь… — бормотал он вполголоса, водя пальцем по столбикам, и наконец объявил: — Четырнадцать. — Отметив в блокноте полученное число, Томаш стал считать заново. — Раз, два, три, четыре, пять… Тринадцать, — объявил он, не забыв подписать новое число под предыдущим. Затем Норонья снова открыл книгу и углубился в изучение частотной таблицы. — Вот оно! — воскликнул он внезапно, торжествующе вскинув руки.
— Что оно? — растерянно спросила Лена.
Томаш ткнул пальцем в правый нижний угол таблицы.
— Видишь?
— Да, — ответила девушка. — Сорок восемь процентов. И что все это значит?
Томаш улыбнулся.
— Это доля гласных в текстах на португальском языке.
— Как это?
— Количество гласных букв в любом португальском тексте составляет сорок восемь процентов, — Томаш пребывал в счастливом возбуждении. — Понимаешь? Столько же только в итальянском. У испанцев сорок семь процентов, у французов сорок пять, у англичан и немцев по сорок.