Кодекс калибра .45
Шрифт:
– Ну, рассказывай, старичок, как до жизни такой докатился!
– Сучий выкормыш! Да я тебя…! О-ох!!
– Ты только попроси. Я тебе еще врежу!
– Не раскусил я тебя сразу, ублюдок! Ты бы…
– Ты сейчас похож на брехливого пса, старик!
После моих слов по лицу Одноглазого пробежала судорога от еле сдерживаемой неистовой злобы, а его единственный глаз прямо пылал ненавистью.
– Убивай. Ни слова не скажу.
Слова, сказанные тихо, почти шепотом, были пронизаны той же дикой злобой, которая кипела внутри него.
– Я и так все знаю. В банковском сейфе вместе с камешками я нашел письмо Антиквара.
– Врешь,
– Это тебе так кажется. Он успел. Ты расколол Мишеля Эбре, а потом его убрал. Потом убрал Антиквара. Теперь хотел разделаться со мной. Все верно?
– Старая гнида!! Падаль!! – старик снова взъярился. – Почему эта сука умерла так быстро?! Я даже толком удовольствия не получил!
– Значит, ты, ублюдок, удовольствие от этого получаешь? Ну, ты и дерьмо, старик!
Некоторое время мы молчали, ломая друг друга взглядами, потом он как-то сразу обмяк и отвел взгляд. С минуту смотрел на черное дерево стола, а потом вдруг спросил:
– Камни… Их действительно много?
– Много. Очень много! Ты за свою жизнь столько не видел!
– А-А-А!!
Алчность, злоба, разочарование – все смешалось в его крике. Сейчас его сморщенная физиономия и оскаленные в дикой злобе черные обломки зубов, делали его похожим на старую крысу, у которой отобрали лакомый кусок. Я засмеялся, глядя, как его ломает в бессильной ярости, потом спрятал пистолет в наплечную кобуру и, наклонившись, навис над ним. Он откинулся на спинку. Его движение было вполне естественным, но это только мне так казалось, потому что уже в следующее мгновение он резко качнулся вперед, а в молниеносно выброшенной вперед руке блеснуло лезвие ножа, направленное мне в горло. Я успел отшатнуться, но лезвие, заточенное до бритвенной остроты, успело пропороть пиджак, отдавшись резкой болью в груди. Вскрикнув не столько от боли, сколько от неожиданности, я сделал шаг назад.
– Они никому не достанутся!! Убью!! Потроха выпущу!!
Не помня себя от бешеной злобы, Одноглазый обогнул стол и бросился на меня. Разные чувства проходили сквозь меня: ярость, брезгливость, злость, но только сейчас я почувствовал холодное, остро отточенное желание убить. Уйдя от удара ножа, я ударил его в челюсть. Сначала раздался хруст, затем – хриплый сдавленный вопль. Старик полетел на пол. Нож, вылетевший из руки, скользнул по ворсу ковра. Я медленно подошел к нему. С минуту всматривался в мутные от боли, ничего не видящие глаза, а затем с силой ударил ногой по ребрам. Новая резкая боль привела старого вора в чувство. Чуть наклонившись к нему, спросил:
– Ну что, тварь, умирать будем или немного помучаемся?
– Ты бы, сучонок, видел, как твой Антиквар визжал от боли! Он…
Он пытался сделать мне больно, но преуспел в другом – неуправляемая волна ярости захлестнула меня с ног до головы. Я сгреб за лацканы пиджака тщедушное тело, вздернул вверх, а затем швырнул его изо всей силы. В своей слепой ярости я даже не видел, куда бросал, но звон разбитого стекла и дикий крик боли сняли шоры гнева с моих глаз, и я с некоторой оторопью увидел, как на острых, зазубренных осколках стекла и дерева, торчащих из сломанной рамы, корчится в предсмертных судорогах старый головорез. На пол, пузырясь, хлынула кровь. Резко отвернувшись от этой отвратительной картины, я встретился взглядом с ирландцем. Мюррей сразу понял, что
– Брось, Дик! Считай, что прихлопнул таракана не башмаком, а рукой!
Ярость, бурлившая в моих жилах, куда-то испарилась, и я почувствовал себя столетним старцем. Наступал откат – моральная и физическая усталость после сильнейшего всплеска эмоций. Полыхнула огнем ножевая рана на груди.
– Что с этим будем делать? – и Мюррей ткнул стволом пистолета в сторону Левши.
– С этим? – мой взгляд остановился на уголовнике. – Кончать.
– Я знаю!! Я скажу, если оставите мне жизнь! Одноглазый был не один!
– Ты это об адвокате? – криво усмехнулся я.
– Откуда… ты знаешь?!
Джеймс вскинул руку и нажал на курок. Голова Левши дернулась и медленно завалилась на бок, открывая безобразное красно – серое пятно на светлых обоях. Мы вышли на улицу.
– Где ты поставил машину?
– Сразу за углом. Как я сыграл роль таксиста?
– Неплохо. Может тебе начать подрабатывать таким образом?
– Нет! Мне больше нравится стрелять, чем сидеть за баранкой.
Завернули за угол. Такси стояло на своем месте.
– Тебе куда?
– Добрось до клуба. У меня там машина.
– Хорошо.
Ехали всю дорогу, молча. Только когда я выходил, то сказал: – Спасибо, Джеймс.
– Не надо меня благодарить. Просто следующий раз дай мне всласть пострелять.
– Как насчет мерзкого, жирного адвоката?
– Ты умеешь делать дорогие подарки, Дик. Ненавижу эту братию с тех пор как разводился с женой.
Добравшись до своего «Кадиллака», я сел и с минуту смотрел на улицу, залитую светом фонарей. Как я устал. Сидеть бы так вечность, закрывшись от всех, никого не видя, и чтобы меня никто не видел. До смерти захотелось домой, в свое время. По улице шли нарядно одетые люди, разговаривая и смеясь, а мне они казались серыми, безликими и плоскими фигурами. Я и сам превратился… Стоп! Не раскисать! Поддаться своим чувствам – значит сдаться, отдать себя на растерзание этому жестокому и паршивому миру.
– Хватит ныть! – процедил я сквозь зубы, обращаясь к самому себе. – Жизнь продолжается! Улыбнись, парень!
Я взялся за руль и улыбнулся, затем посмотрел на себя в зеркало. Лучше бы я этого не делал! Наверно, самый отпетый убийца при виде моей улыбки постарался бы убраться с моей дороги как можно быстрее.
Глава 12
Утром я позвонил Квентину Дэнхому, ирландцу, владевшему похоронным бюро. Тот перенаправил меня к своему двоюродному брату Патрику, который работал у него управляющим. Когда я приехал, тот встретил меня с распростертыми объятиями. После того, как мы все обсудили, он неожиданно спросил: – Дик, кем тебе покойный приходится?
Я помолчал, раздумывая. Раньше я знал его как хорошего человека, с которым приятно проводить время, но после откровений в его письме… В моей памяти еще было свежо предательство Джека Грубера.
– Я его почти не знал, – помолчав, добавил. – Просто, кроме меня его некому хоронить.
Тот некоторое время смотрел на меня, ожидая продолжения, а когда понял, что его не будет, сказал: – Все будет хорошо, Дик. Похороним по высшему разряду!
– Спасибо, Патрик!
Выйдя, я несколько минут обдумывал, что делать: заняться своими делами или разом завершить все, связанное с наследством.