Кодекс Крови. Книга ХVI
Шрифт:
'Постараюсь узнать! — пообещала жена и тоже оборвала связь.
Пётр Алексеевич Кречет просматривал очередной отчёт по международной повестке. Когда дело дошло до Италии, где сутки назад чудом не взлетели на воздух три русских дирижабля, у императора глаза на лоб позли.
— Дмитрий Фёдорович, — обратился он к безопаснику, — скажите, что это лишь фигура речи «преподнесли в дар головы трёх баронов на остриях пик».
— Никак нет, Ваше Императорское Величество, — Медведев, самолично получивший последнюю информацию и включивший её в доклад, не стал лукавить. — Вот такие
— И это нас ещё называют варварами?! — тяжело вздохнул Пётр Алексеевич.
Последний возглас остался без ответа.
— Вообще, Комарина хоть не отпускай заграницу, то монархи сменяются, то перевороты отменяются, то дирижабли уничтожаются, а уж про выживаемость местной аристократии в процессе я вообще молчу. Неприятности так к нему и липнут.
— Ну и пусть липнут за пределами, нам всё равно прибыль! — возразил Медведев, подходя к карте, висящей на стене у императора: — Иранцы на юге присмирели? Присмирели. Гепардеви дальше Дербента не полез, хоть и мог бы. Османы тоже пока переваривают визит княгини Виноградовой с женихом. С японцами вполне нормально разошлись. На Рюгене приросли базой логистической, а от французов узнали про ёлку кремлёвскую, накопительную для Гиббона. Так что пусть ездит. В нашем деле он оказался исключительно полезен для страны.
— Всё я понимаю, Дмитрий Фёдорович, — покачал головой император, — просто переживаю, что когда-то лимит везения графа может закончиться.
— Значит, будем помогать, как в случае с Шен дю Лиимузенами, — пожал плечами безопасник. — Хорошо хоть ещё в известность принца Андрея ставит.
— Что есть, то есть. Радует, что хоть с одним из моих детей ему удалось достигнуть взаимопонимания. — Император еще раз взглянул на сводку и переспросил: — Ему точно за три трупа ничего не будет?
— Ничего, — с уверенностью ответил Медведев. — Руки его чисты, тем более, он местный герой после теракта и устранения его последствий.
— Ну что ж, держи руку на пульсе. В этом мире мы должны всегда успеть прийти ему на помощь.
Пока принцесса Елена млела под сильными ладонями азиатских массажисток, благоухая маслами и проваливаясь в сон от истомы, мозг Луизы-Антуанетты Барбарис напряжённо работал.
Утренний звонок графа Комарина не шёл у неё из головы. Всё в этом разговоре было неправильно: начиная с предлога и заканчивая намёком на безопасность дочери.
Луиза-Антуанетта ни словом не соврала графу. д’Эстутвили сидели с ней в соседней камере в Бастилии. И если бывшей маркизе удалось выйти оттуда, то её соседям — нет. Родство с Талейранами они тоже имели, но не настолько близкое, чтобы французский дипломат мог предоставлять приданное грузовиками за чужих девиц. Из-за нехватки информации из этого разговора выходила бессмыслица, но предчувствие подсказывало Луизе-Антуанетте не забывать этот разговор. Он имел значение.
Поэтому ведомая неким шестым чувством, что у женщин считается интуицией, Луиза-Антуанетта сбежала в дамскую комнату и вынув из кармана халата мобилет, набрала номер человека, которого искренне не любила, но с которым вынуждена была работать.
— В заповедном лесу должен был сдохнуть последний варан, чтобы ты сама мне позвонила, — услышала она в аппарате насмешливый голос Гийома де Талейрана-Перигора, главного дипломата Французской республики. —
— Вы проводите какую-то операцию по внедрению агентов в Пьемонте? — наконец, сформулировал она свой вопрос издалека.
— Мы много что проводим, — отрезал дипломат, — но тебя это не касается. Ты работаешь на своём направлении.
— Кто бы спорил, — буркнула себе под нос шпионка, а затем громче добавила: — Не ожидала от вас такой топорной работы. Использовать фамилию собственных родных, не покинувших стен Бастилии, ещё куда ни шло, но представлять агентов для внедрения как тройняшек? Не выдерживает критики. Таких берут на учёт с рождения.
Талейран молчал, обдумывая информацию, но меньше, чем через минуту вопросы из него посыпались горохом:
— Имя рода?
— д’Эстутвиль.
— Город внедрения?
— Мантуя и окрестности.
— Информатор?
— Граф Комарин.
— Кто? — не поверил своим ушам французский дипломат.
— Вам не послышалось, — четко и раздельно произнесла Луиза— Антуанетта. — Граф Комарин.
— А этот почему вдруг решил с тобой беседы вести по собственной инициативе? — тут же насторожился Гийом.
— Он позвонил узнать, какие подарки можно было бы подарить на свадьбу девицам д’Эстутвиль. А единственные девицы д’Эстутвиль, которых я знала, не вышли из Бастилии, — шептала шпионка в мобилет. — Отсюда вывод, кто-то нагло притворялся вашими родственниками. Уж простите, что решила оповестить о подобном.
Гийом де Талейран-Перигор молчал несколько ударов сердца, а после ответил:
— С меня премия. И ни с кем не обсуждай эту информацию.
Глава 24
Пока же моего участия в расследовании не требовалось, я отправился к ещё одному информационному источнику. Спуск под землю прошёл буднично. Фонтан со статуей Великой Матери Крови встречал, как мне показалось, с некоторым осуждением.
Я же пришёл к духу с одним вполне определённым вопросом:
— Дух, а где останки Джорджио Борромоео, последнего герцога Занзара?
Дух рода соткался из капель крови фонтана и слегка покачивался на волнах в расслабленном состоянии.
— Спроси у Борромео. Мне это неведомо, — всё же получил я ответ.
— Хорошо, зайдём с другой стороны. Душа герцога ушла на перерождение?
— Умеешь ты вопросы задавать, — тяжело вздохнул дух. — Так даже не интересно. Таинственности не навести и на заморочить тебя, чтоб приходил почаще.
— Намёк понял, буду приходить поболтать, чтобы ты тут не скучал, — поддержал я духа морально. — Но я всё ещё жду ответа на вопрос.
— Нет, не ушла.
— И??? Где же лежит тело герцога с запертой внутри душой?
— То мне неведомо, — покачал головой дух сокрушённо. — Всё что могу сказать, тюрьма надёжная, и сдохнуть не даёт, и жизнь там хуже смерти.
Я молчал, раздумывая над услышанным. Что-то дух темнил. Если алтарь рода Виноградовых помог мне отыскать Кирану даже в другом мире, то почему местный дух рода не может сделать того же?
— Искал я в других мирах, звал, — буркнул дух, считав мои сомнения и недоверие с выражения лица, — не отзывается. И ты меня с магом-то не путай. Это у вас есть воля, сила, стремления, а я лишь сборище разрозненных эманаций памяти рода.